Девять хвостов бессмертного мастера. Том 3 (СИ) - Соул Джин. Страница 70

На пороге Чангэ споткнулся и остановился. Дыхание его прервалось, грудную клетку свело болью.

– Шу Э… – прошептал Чангэ, лишаясь голоса.

– Доброе утро.

Она была окружена людьми, её руки были полны овощей и фруктов, а под мышкой она держала гусёнка со свёрнутой шеей.

Шу Э вышла из хижины, чтобы полюбоваться работой теней, которым она велела навести порядок в Речном храме, и столкнулась с пришедшими в храм людьми. Скрываться не было смысла, и Шу Э заговорила с ними, очень стараясь, чтобы её голос звучал по-человечески, но люди её тут же раскусили. Она на ходу выдумала, что она – дух-помощник Чангэ. Если бы они ошибочно приняли её за богиню и стали оставлять приношения ей, а не Речному богу, могла возникнуть путаница. Дух-помощник их вполне устраивал.

Люди воспользовались тем, что их даос спит, и завалили Шу Э приношениями. Шу Э не была столь категорична и согласился принять всё, что они принесли, даже гусёнка, с условием, что часть они оставят на алтаре для Речного бога. Люди сказали, что они много чего принесли, так что хватит всем.

Шу Э поговорила с ними немного, они отчаянно хотели отблагодарить Чангэ за то, что он для них сделал, потому и принесли столько еды, вот только жаль, что даос всё равно её не примет, так хоть пусть дух-помощник ею воспользуется. Шу Э хитро улыбнулась и сказала, что готова стать и духом-посредником.

– Безоговорочно примет ваши приношения, – пообещала Шу Э. – И теперь, и впредь.

Люди просияли и, накланявшись вволю, отправились восвояси. Шу Э изловчилась помахать им вслед.

– Шу Э, – позвал Чангэ, делая к ней несколько неуверенных шагов.

Он всё ещё не верил, что это не сон. Речной храм изменился и снаружи: крыша его из соломенной превратилась в черепичную, стены были отштукатурены и побелены, вокруг появилась крепкая изгородь…

– Ты умывайся, – сказала Шу Э, – а я приготовлю завтрак. Смотри, сколько всего они нам принесли.

Чангэ ущипнул себя за щеку, поморщился от боли. Нет, это ему не снится. Шу Э действительно вернулась вчера и осталась, как Чангэ её и просил. И она выглядела вполне здоровой, не считая повязки на глазах.

Чангэ приложил руку к груди, постоял так немного, потом нахмурился:

– Шу Э, я не принимаю от людей приношений. Нужно вернуть их.

Шу Э не собиралась отдавать приношения. Всё ещё крепко прижимая их к себе, она сказала:

– Чангэ, давай кое-что обсудим. Ты хотел, чтобы я осталась с тобой, и я осталась. Ты даос или считаешь себя таковым. Но я не даос. Я не умею пользоваться инедией или духовными практиками. Мне нужна еда и питьё, как обычному смертному. Если ты хочешь, чтобы я осталась с тобой… и здравствовала, тебе придётся обеспечивать меня условиями для существования.

Шу Э лукавила, говоря, что ей нужно есть и пить, как обычному смертному. Тени могли обойтись и без этого, но Шу Э полагала, что еда и питьё нужны самому Чангэ, хоть он отчаянно пытается отнекиваться и морит себя голодом по совершенно нелепым причинам.

Шу Э чувствовала за него некую ответственность: раз Чангэ вечно теперь будет оставаться в смертном теле, то о его смертной оболочке нужно заботиться хорошо. Если для этого придётся чуть соврать, что ж, Шу Э отлично умеет притворяться, недаром она повелитель личин!

Судя по растерянному лицу Чангэ, об этом аспекте жизни Повелителя теней он и не подозревал.

– А… да… конечно, – отозвался он смущённо, избавляя Шу Э от части приношений. – Прости, об этом я не подумал… Тебе нужно есть и пить, как обычному смертному?

– Да, – твёрдо сказала Шу Э.

– А… что случилось с хижиной? – неуверенно спросил Чангэ.

– Я велела теням её подлатать, чтобы она больше была похожа на храм, – пояснила Шу Э. – Да и крыша протекала.

– А… да… – невнятно сказал Чангэ.

Ему опять вспомнились слова Юн Гуаня: «Променяла дворец на жалкую лачугу».

Вероятно, у Вечного судии Шу Э жила в роскоши.

«А что я могу ей предложить?» – понурился Чангэ.

– Теперь-то это больше походит на храм.

– А моя одежда? – спохватился Чангэ, но Шу Э изобразила на лице такое недовольство, что Чангэ развивать эту тему не стал.

– Иди умывайся, – велела Шу Э, – а я займусь готовкой.

– Ты умеешь готовить? Разве не слуги делали это за тебя?

– Сколько я, по-твоему, прожила на свете? – фыркнула Шу Э. – Можно всему выучиться, если захочешь.

Она вдруг примолкла, задумчиво поглядела куда-то вдаль и пробормотала:

– Вероятно, слуги у меня некогда были…

Чангэ приподнял брови удивлённо, но Шу Э тут же очнулась и покачала головой, словно отгоняя от себя ненужные мысли. Как и все, кто оказывался в Посмертии, она выпила воду забвения, потому не помнила своих прошлых жизней, и того, что выпила воду забвения, не помнила тоже.

[306] «На веки вечные»

Чангэ долго не решался задать этот вопрос.

Он умылся и теперь наблюдал, как Шу Э варит похлёбку. Котелок уже бурлил над очагом, в кипятке бултыхались небрежно нарезанные овощи. Шу Э занялась гусёнком, которого собиралась сварить вместе с овощами, но утруждать себя не стала: тени по мановению её пальца окутали гусёнка, а когда разбежались в стороны, то гусёнок уже был ощипан и выпотрошен.

– Ты по-прежнему Повелитель теней? – Чангэ решил зайти издалека.

Шу Э кивнула и, примерившись, рубанула гусёнка на несколько частей, которые тоже отправились в кипяток вслед за овощами и несколькими горстями риса. Шу Э накрыла котелок крышкой и с довольным видом наблюдала, как она подпрыгивает. Она видела, как готовят люди, и была уверена, что сможет повторить без ошибок.

– Но ты показалась людям, – добавил Чангэ.

Шу Э пожала плечами и заметила:

– Я не смогла бы молчать целую вечность. Не беспокойся, я сказала им, что я твой дух-помощник, так что они ничего не заподозрили.

– Дух-помощник? – переспросил Чангэ удивлённо.

– Они было меня за бога приняли, – смущённо улыбнулась Шу Э. – Врасплох меня застали, пришлось выдумывать на ходу.

«Разве её можно застать врасплох?» – машинально подумал Чангэ.

– Ну и к лицу моему им тоже лучше привыкнуть, – продолжала Шу Э, словно бы оправдываясь, что показалась людям, – раз уж я остаюсь жить здесь.

Чангэ слегка вздрогнул:

– Ты… остаёшься?

Шу Э сама ответила на вопрос, который Чангэ силился задать и на который страшился услышать ответ.

– Видишь ли, – несколько смущённо объяснила Шу Э, – мне было велено… э-э… покинуть Посмертие.

Она удивлённо поглядела на Чангэ. Тот вряд ли слышал, что Шу Э только что сказала. Лицо его выражало гамму эмоций: волнение, недоверие, радость, облегчение…

Шу Э с тревогой сжала его руку:

– Чангэ, Чангэ, успокойся. Я чувствую у тебя возмущение Ци. Почему ты так разволновался?

Чангэ на долю секунды прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Шу Э почувствовала, что аура у него прояснилась.

– Ты остаёшься, – повторил Чангэ. – Эта смертная оболочка с трудом выдерживает мою радость.

– Прости, – нахмурилась Шу Э, – из-за меня ты застрял в ней на веки вечные.

Чангэ улыбнулся и покачал головой.

От сердца у Шу Э отлегло, но она всё же спросила с напряжённым ожиданием:

– Значит, мне позволено остаться здесь?

– Ты ещё спрашиваешь! – воскликнул Чангэ.

– Но со мной у тебя будет беспокойная жизнь, – предупредила Шу Э.

– Но ведь есть ещё и водопад, – совершенно серьёзно напомнил Чангэ.

Шу Э, не сдержавшись, расхохоталась. Хижину качнуло, она поспешно прикрыла рот ладонью, обрывая смех. Стоило сдерживаться, если она не хочет развалить это ветхое жилище.

«Раз уж меня изгнали, – подумала Шу Э с лёгким неодобрением, – могли бы и силы несколько ограничить. Это же мир смертных».

Похлёбка между тем сварилась. Шу Э предстояло разыграть маленький спектакль, но она нисколько не сомневалась в успехе представления. Она наполнила чашку похлёбкой и стала есть. Сделав пару глотков, Шу Э недовольно поморщилась и со вздохом отставила чашку.