Песнь пророка - Линч Пол. Страница 39

Микроавтобус подкатывает сзади и откашливается, переключая передачу, заставляя пешеходов сойти на обочину, потом замедляет ход, и, поравнявшись с ними, водитель высовывает в окно красную физиономию. Я еду на границу, говорит он, осталось два места, кому надо подъехать, по пятьдесят фунтов с носа. Пешеходы оборачиваются, смотрят друг на друга, качают головами, а Молли роняет сумку на траву. Мам, говорит она, тебе нужно отдохнуть, а у меня скоро рука отвалится. Айлиш смотрит на микроавтобус, взгляд блуждает, словно в поисках ответа, который должен сформироваться в голове, вокруг тишина и темнота, поднимаясь по ступенькам, она тяжело дышит под весом ребенка, водитель отводит глаза. Она кладет деньги сестры ему в ладонь, но он смотрит на руку и качает головой. Пятьдесят с носа. Да, но нас двое, с нами младенец. Я сказал, пятьдесят с носа, и я насчитал троих. Но ребенок будет сидеть у меня на коленях, он не займет лишнего места. Водитель вздыхает, продолжая медленно крутить головой. Пятьдесят с носа или, если хотите, идите пешком, но в автобусе безопаснее, чем тащиться одним, решайте сами. Она стоит у всех на виду, и пассажиры смотрят, как она торгуется, сзади плачет ребенок, Молли толкает мать в спину, Айлиш достает из кошелька еще одну купюру и швыряет водителю на колени, заставляя его поднять поросячьи глазки, рот у него узенький и жадный. Оставь сумки у двери, Молли, пусть он отнесет их в багажник. Бен хочет сам пройти по узкому проходу, хочет попрыгать у нее на коленях, поиграть в прятки с сидящими сзади, он проголодался, ему пора спать, Айлиш поворачивается к стеклу, наблюдая, как солнце садится, проселочное шоссе забито пешеходами, которые расступаются, давая машине дорогу, женщина, толкающая коляску с ребенком, поднимает глаза к окну, и Айлиш встречает ее взгляд. Молли говорит что-то об отце, и Айлиш поворачивается, видя лицо дочери в зеркальце, Молли подкрашивает глаза. Прости, не расслышала. Я говорила о папе, скоро у него день рождения, в каком году он родился? Айлиш отворачивается к окну и закрывает глаза. Нет, она его не забыла, просто от Ларри почти ничего не осталось, он стал тенью, там, где раньше была любовь, пусто, а возможно, в сердце, раздавленном непомерным грузом, осталось место только для маленькой любви. Бен засыпает у нее на руках, когда автобус замедляет ход, останавливается, водитель дергает ручной тормоз и встает, чтобы открыть дверь. Он выходит на дорогу, беседует с солдатом в черном берете и закуривает, пока второй солдат заходит в салон, на бедре у него пистолет. Им велят выйти из автобуса, подготовить документы для проверки, вытащить из багажника сумки для досмотра. Они выходят из автобуса и не видят границы, перед ними открытая местность, граница километрах в тридцати, говорит мужчина, проходит почти час, прежде чем они снова забираются в салон. Наступает вечер, затем ночь, один блокпост следует за другим, военные «лендроверы» и гражданские внедорожники перегораживают дорогу, военнослужащие и ополченцы в списанной форме, бритые головы, руки в перчатках сжимают у плеча автоматические винтовки, стволы направлены в землю, разные лица произносят одни и те же команды, водитель курит в стороне и подсчитывает, сколько осталось налички. Нужно без конца предъявлять удостоверения личности, объяснять, куда направляешься, открывать сумки и выкладывать содержимое на дорогу, затем снова складывать, иногда сумки становятся легче, и всякий раз цена разная, некоторые называют это налогом на выезд, взносом в дело, от которого ты бежишь. Одна за другой дороги закрываются, впереди в темноте ярко сияет заправочная станция, и они останавливаются, чтобы сходить в туалет, закупить еду и напитки. Она чувствует границу неподалеку, чувствует, как граница отдаляется от них, словно волна, отступающая от берега навстречу бесплодному лунному свету. Ей нужно поспать, но никто не дает ей такой возможности, она снова должна будить Молли, выносить на руках спящего Бена, и когда они в пятый раз выходят из автобуса, Молли еле волочит ноги, времени час ночи, перед ними каменная стена и нависающие ветки, автобус зажат в свете фар внедорожника, фонарики выхватывают из тьмы лица. Бородатый ополченец, размахивая пистолетом, велит им построиться в ряд, он в гражданке, джинсы закатаны поверх ботинок. Ополченец вытягивает из строя пожилого мужчину и тычет ему в нос фонариком. Так от чего ты бежишь, лысый, не хочешь остаться и повоевать за свою страну, трусливый ты выродок? Мужчина недвижим, только отворачивается от фонарика, глаза полузакрыты, затем медленно моргает, словно пытается осознать вопрос. Айлиш отводит глаза, когда ополченец пинает мужчину сзади по ногам. А ну, на колени и покажи свое удостоверение. Айлиш снова вглядывается в лицо ополченца и не видит ничего, кроме злобы, вывернутой наружу, чтобы можно было носить открыто, она берет Молли за руку и взглядом просит дочь не смотреть, наблюдает, как водитель трет кулаком глаза, и теперь понимает, почему такая цена, лучше кружить до утра между блокпостами, чем оказаться перед такими один на один в темноте, мужчина на коленях шарит в карманах пальто, пальцы прячутся, сжимаются в бесполезные кулаки, наконец он предъявляет удостоверение. Ополченец бросает его товарищу, который, подняв удостоверение с земли, зачитывает детали в рацию, бородатый пистолетом подталкивает мужчину в плечо, подносит дуло к виску и медленно проводит вниз, затем упирается ботинком ему в шею. Так кем ты, сука, работаешь? Мужчина шепчет, уткнувшись лицом в землю. Я не расслышал. Мужчина почти кричит. Я техник. Какой техник? Мужчина кашляет и начинает плакать, бородатый направляет фонарик в лица людей, стоящих в ряд у автобуса, по рации слышны помехи, затем опускает ботинок, и удостоверение личности летит на землю рядом с коленопреклоненным мужчиной. Для тебя цена выше, чем для других, для тебя, трусливый выродок, цена двойная. Айлиш наблюдает, как ополченец отходит, а мужчина остается на земле, видит, как он несет на опущенных плечах свое унижение, руки дрожат у него на коленях, когда он садится на свое место в салоне. Она не задумываясь кладет руку ему на плечо и сжимает, мужчина поднимает взгляд и пытается улыбнуться, но что-то в его глазах сломано безвозвратно.

По ту сторону не должно быть ничего, кроме края обрыва, за которым начинается долгое падение в небытие, но за границей дорога продолжается, сборные домики сереют в рассветных лучах, электрические провода пересекают пограничную линию, не прерываясь, седельный тягач тормозит, а зевающий пограничник прикрывает рукой рот. Они присоединяются к очереди тех, кто шел пешком, люди пытаются подремать или согреться, прислоняясь к поклаже или друг к другу, Молли, припав к плечу матери, засыпает. Затем начинает что-то бормотать, тихонько вскрикивает, садится, трет глаза, и Айлиш видит в ее глазах ужас, пришедший из сна. После того как контрольно-пропускной пункт открывается, очередь начинает двигаться, они подтаскивают сумки вперед, снова ставят на землю, садятся. По мере того как последние ночные сумерки рассеиваются, британский контрольно-пропускной пункт все отчетливее проступает впереди, заграждения из гофрированной стали, колючая проволока, сторожевая вышка, и Айлиш знает, что стоит им пересечь эту линию, и плечи сдавит тяжесть, то, что осталось позади, никуда не денется, а будет лишь тяжелеть, и им суждено таскать эту тяжесть до конца своих дней. Они стоят в зале ожидания сборного домика, и все складные стулья заняты людьми, на коленях заполняющими бланки, пол вибрирует от тяжелой поступи групп, которые подходят к окнам, Айлиш потеряла ручку, и ей приходится одолжить ее у пожилого мужчины, он смотрит ей в лицо и улыбается, но она не может улыбнуться ему в ответ и смотрит в пол. Подойдя к стеклу, она выкладывает на стойку бланки и документы и ждет, пока ей скажут, сколько придется заплатить, сумма постоянно меняется, они оценивают твою одежду и назначают цену, оценивают твою улыбку, все зависит от времени суток, фазы Луны и прилива. Айлиш говорят, что она заполнила не тот бланк, что она пытается пересечь границу с ребенком, у которого нет документов, ей надлежит заполнить другой бланк и ждать собеседования, поэтому она должна выйти в правую дверь и зайти в соседний сборный домик. В холодной неотапливаемой комнате нет никого и не на что смотреть, кроме инея на оконном стекле, стола с компьютером и пустой кружкой, она пытается унять дрожь в руке, когда они слышат приближающиеся шаги и приглушенный кашель, Молли берет ее руку и сжимает, когда чиновник входит в комнату, подвигает ей стул, худощавый мужчина с горбатым носом в светлой рубашке с расстегнутым воротом, непонятно, кто он: полицейский, военный или мелкий служащий, он быстро набирает текст, резко выдыхает и смотрит на Айлиш, как будто способен разглядеть что-то сквозь нее. Просит предъявить документы, отворачивается к экрану, печатает, Бен извивается, пытаясь освободиться, она хочет усадить его на колени, но он начинает хныкать, лягаться, и Молли приходится распустить волосы и дать ему в руки резинку, чиновник отворачивается от экрана, как будто изучая ребенка, но на самом деле смотрит, как Молли приглаживает волосы пальцами. Он задает один вопрос за другим и неопределенно крутит головой, когда Айлиш дает ответы, почесывает кончик носа ногтем, быстро набирает текст на компьютере, и ей начинает казаться, что всякий раз она отвечает неправильно, и она прикусывает губу. Айлиш смотрит в серо-голубые глаза мужчины, слышит, что произносит его рот, но глаза говорят другое, палец ковыряет клавишу, а глаза прикидывают, сколько она стоит, легкая улыбка приподнимает уголки его рта, как будто он прочел ее мысли, и тогда до нее окончательно доходит смысл собеседования. Айлиш оглядывает пустую комнату, понимая, что все это игра, теребит свидетельство о рождении Бена, но оставляет его лежать на столе, откидывается на спинку стула и снова подается вперед, пытаясь улыбнуться. Давайте начистоту, сколько денег вы хотите? Мужчина позволяет себе удивленно нахмуриться, оглядывает Молли и что-то бормочет под нос, откидываясь назад. По его словам, за пересечение границы придется заплатить, назовите это налогом на выезд, однако есть и дополнительные расходы, вы хотите покинуть страну с ребенком, у которого нет выездного документа, и хотя свидетельство о рождении подтверждает его гражданство, оно не дает ему права покидать пределы страны и не предоставляет защиту, которой он мог бы воспользоваться как гражданин, оказавшись в других юрисдикциях, поэтому вы должны заплатить за временный паспорт, который будет иметь юридическую силу только в течение этого дня, а потом вам придется подать заявление на получение настоящего паспорта по вашему новому месту жительства, разумеется, за это придется заплатить, подобные услуги всегда оплачиваются. Мужчина берет ручку, быстро пишет на листе бумаги и подвигает его к Айлиш, она читает цифры вверх ногами, затем переворачивает бумагу и начинает плакать, снова глядит на лист, качает головой и закрывает глаза, видя перед собой, как они бегут через границу, военные патрули и лающих собак, Молли берет мать за руку, но Айлиш вырывает ладонь. У меня нет таких денег, говорит она, никто не предупредил нас, что это так дорого. Чиновник резко выдыхает через нос, чиркая по бумаге, Айлиш смотрит на руку, выуживающую что-то из его подсознания, геометрические узоры сменяются путаными клубками, мысль шевелит его губы, и чиновник поднимает глаза. Контрабандист, который вывезет вас ночью, возьмет гораздо дороже, и половина ваших денег вернется сюда. Она смотрит на него, не в силах вымолвить слова, он встает, как будто намереваясь уйти. Постойте, говорит она, и чиновник остается стоять, а когда она озвучивает сумму, облизывает угол рта и отказывается, медленно мотая головой. Это покроет расходы на временный паспорт для вашего сына и вашу выездную визу, но этого не хватит на вашу дочь. Снаружи слышны голоса, голоса и шаги в строгой последовательности переходят границу, и она прикусывает язык, в глазах чиновника пустота, мучительная улыбка расползается по ее лицу. Пожалуйста, мы сумеем договориться о цене, я отдам вам все, что у меня есть. Чиновник долго изучает ее, затем переводит взгляд на Молли и кивает ей. Я хотел бы побеседовать с вами наедине, говорит он. Айлиш смотрит на дочь, затем пытается поймать взгляд мужчины, но он щелкает по клавиатуре, ищет результаты футбольных матчей или еще какую-нибудь бессмысленную ерунду, она смотрит в заиндевевшее окно, ощущая внезапную тошноту. Айлиш передает дочери Бена и велит ей выйти. Я сказала, немедленно вынеси ребенка наружу. Молли хмурится, берет Бена и закрывает за собой дверь, в то время как Айлиш разглядывает чиновника. Вы хотите побеседовать с ней наедине, почему именно наедине? Что-то уловив в ее тоне, чиновник смотрит на дверь, молча качает головой и почесывает кончик носа. В том, что вы рассказали про вашу семью, были кое-какие неувязки, поэтому я и хотел побеседовать с ней наедине. Она наклоняется вбок, чтобы увидеть экран, чиновник раскладывает пасьянс. И как долго ты собираешься с ней беседовать, а не хочешь ли побеседовать наедине со мной, если тебе такое нравится, я накрашу губы и причешусь, но тебе нужна не я, правда же, или то, что тебе нужно, можно получить только от ребенка? Лицо перед Айлиш застывает, чиновник открывает рот, хочет что-то сказать, запинается, рука шарит по столу в поисках ручки, пока она расстегивает «кенгурятник» и выкладывает на стол стопку банкнот. Послушай, говорит она, это все, что у меня есть, и, конечно, этого должно хватить, ведь ты забираешь у нас всё. Лицо чиновника краснеет от гнева, но Айлиш видит, что под гневом, возможно, скрывается стыд, он резко выдыхает и кладет обе руки на стол. У меня нет на это времени, говорит он, думаете, я буду сидеть тут с вами весь день, собеседование окончено, оставьте деньги на столе и возвращайтесь в зал ожидания.