Воин света (СИ) - Ромов Дмитрий. Страница 25
— Не скоро, наверное, — с лёгкой грустью в голосе говорит Айгюль.
— Чего так? — подмигиваю ей я. — Приходи в любое время.
— Я бы с удовольствием, но труба зовёт. Завтра вылетаю в Ташкент.
Она разговаривает нормально вроде, правда выглядит немного странно. Глаза красные, говорливость повышенная и…
— И что это за труба? — чуть настораживаюсь я.
— Ну, труба, да труба, как обычно, ничего нового.
— И надолго ты? Пытаюсь я оценить истинные цели её поездки.
— Не знаю, — смеётся она. — Риск дело такое, полностью просчитать нельзя, тем более, сейчас нужно будет брать действительно большую партию.
— Насколько большую? — хмурюсь я.
— Ну, полцентнера одного и ещё попробовать раздобыть полцентнера другого.
Твою дивизию! Сердце ухает. Вот ведь ненасытный Ферик.
— Это для кого такой объёмчик?
— Для дяди, ой…
Она прикрывает рот ладонью и виновато смеётся:
— Не для дяди Ферика. Для другого дяди. Слушайте, а расскажите про дачу Брежнева на море.
— Для какого другого дяди, Айгюль? Давай-ка колись! Всё равно уже проболталась…
11. Куда приводят мечты
— Ну, нет, — мотает головой Айгюль. — Нет, не скажу больше ни-че-го! Вы лучше расскажите. Про озеро там и всё такое. А ещё намного интереснее — про похищение и воздушный бой.
— Тебе же самой хочется, — говорю я, пристально вглядываясь в её глаза. — Ну, так давай, поведай миру, открой тайну, я всё равно уже понял.
— Нет, — крутит она головой. — Ты ничегошеньки не понял, Бро.
Давненько меня так не называли. Бро.
— Итак, где ты будешь герыч искать?
— Чего? — поднимает она брови.
— Some strange music draws me in. Makes me come on like some heroin. Патти Смит, два года песне. Не слыхала?
Она чуть прикрывает глаза и улыбается.
— А давайте музыку послушаем? Есть у тебя эта песня?
— «Танцуя босиком» называется. И нет, этой песни у меня нет. Песня, которая у меня есть тебе хорошо известна. Я тебе её уже исполнил, и называется она «Сообщи мне подробности сделки».
— Нет, — улыбается она и мотает, мотает головой. — Эту песню пусть тебе дядя Ферик споёт. А мы будем тан-це-вать, в конце концов? Это композиторский дом или нет? Давай, что там у тебя? «Дым над водой», «АББА», «Бони М»? Поставь уже хоть что-нибудь.
Айгюль вскакивает с места и убегает, судя по всему, в гостиную.
— Такое чувство, — шёпотом говорит Наташка, — что она немного подшофе.
— А-а-га, — киваю я. — Подшофе. Практически. Только не от алкоголя.
— Ты… ты думаешь, что она… — Наташка таращит глаза.
— А ты что, не слышала про такие вещи, как наркотики? Хорошо если лёгкие, а то ведь может статься, что угодно.
Из гостиной доносится музыка. Довольно громкая, надо сказать. Мы идём туда, как крысы на звуки волшебной флейты. Айгюль отжигает, демонстрируя пластичность и гибкость фигуры, а также завидное чувство ритма и хореографическую изобретательность.
Голые руки и ноги, смуглые плечи, едва прикрываемые тканью лёгкого тонкого платья, мелькают как на сцене. Кордебалет телевидения ГДР отдыхает.
Багэма, багэма мэма, ансамбля нет на свете лучше Бони эма.
— Я каждую ноту отдельно чувствую, — восхищённо сообщает она, и, судя по всему, это у неё совсем не в первый раз.
Айгюль часто подпрыгивает, а вслед за ней подпрыгивает и игла на пластинке, заставляя проигрыватель подстраиваться под ритм её танца.
Я падаю на диван, и Наташка устраивается возле меня.
— Давайте! — призывно машет руками и бёдрами Айгюль. — Потанцуем!
— Иди, Наташ, — киваю я на «танцпол», но Наташка только фыркает и рассыпает пригоршню искринок, срывающихся с её шевельнувшихся волос.
Айгюль переходит к вариациям на тему танца живота и опускается перед нами на пол, затейливо колыхаясь в области груди рвущейся из-под слабой защиты шёлка.
— Ну, что приуныли? — ухмыляется она. — Это же так классно!
Тонарм доезжает до конца последней дорожки, с шорохом уходит к центру и автоматически поднимается. Щёлк. Проигрыватель отключается. Срабатывает автоматика. Япона мама, «Техникс», крутейший звук и солидный вид.
— Итак, — говорю я, когда обессилившая Айгюль садится на диван справа от Натальи. — Какой у тебя план приобретения?
— Ёлки, какой план? — смеётся она. — У меня целый мешок отличного плана!
Она поворачивается на заднице, закидывает ноги на подлокотник, ложится и кладёт голову Наташке на колени.
— И вообще, я спать хочу. И борща ещё немного. План до идиотизма прост. Приеду в Ташкент, надену хаки, возьму отряд, машину и поеду в Афган. Ты знаешь, как это бывает. Буду ехать-ехать-ехать-ехать, точно так же, как мы с тобой ездили в тот раз. По пути заеду к… Нет, к Нематулле не заеду. У дяди Ферика теперь новый друг, Саид. Переночуем у него и выедем к границе. Забашляем погранцам, там у меня дружок сердечный службу тянет, симпатяга и прохвост, круче Остапа Бендера. Он всё устроит. Поторчу там несколько дней и поеду на сделку.
— Неизвестно к кому?
— Ну, иногда бывает известно к кому, а иногда, как в тот раз. Но я же не одна буду а с бандой головорезов. Тогда, конечно, была исключительная история, когда придурок притащил бензопилу. Ну, бомба два раза в одну воронку не падает. Сделаю дело и отправлю всё в Питер, а лаврушники заплатят нам три цены, а то и больше. Это уже дядя Ферик будет с ними рамсить. Что тебе не нравиться? Вся дурь за кордон пойдёт, буржуев травить. Сделка будет в Питере, прям на судне. Чик-чик, вот вам деньги, а вот вам стулья. Народу будет, можешь сам представить, куча. Целая армия. Приедут джигиты, басмачи, может, твоих парней дядька припряжёт. Всё чисто, сделка века, будем в бабках купаться, жрать бабки будем. Только надо съездить и купить. Но это я умею. Сто раз уж покупала.
Она вздыхает и прикрывает глаза.
— Пятьдесят кило — это серьёзный груз, — замечаю я.
— Ну, и я ведь девушка серьёзная. Но, если хочешь, можешь поехать со мной и убить всех плохих… душ… манов, если что…
Язык у неё начинает заплетаться.
— А герыч? В Афгане же его нет, вроде…
— Слушай, Егор, отстань ты! — устало говорит она. — Если беспокоишься, поезжай и помоги.
Наташка слушает это с широко раскрытыми глазами, типа, охренеть, ты ещё и с душманами успел тудэм-сюдэм и наркотой барыжил?
— Беспокоюсь, конечно, — отвечаю я. — Потому и спрашиваю. Не хочу, чтобы ты ехала и рисковала жизнью.
— Жизнью, — начинает смеяться Айгюль.
— Ну, да, естественно… Твой план выглядит каким-то очень беспечным.
Мои слова будто подливают масла в огонь и она смеётся громче. Громче и громче. А потом резко замолкает.
— Это всего лишь бизнес, — медленно говорит она и зарывает глаза. — И жизнь бизнес, и наоборот, бизнес — это жизнь. Можно я тут у вас полежу немножечко? А то что-то ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, будто в камень превратилась… Дядьке не вздумай сказать, что я проболталась, что он с грузинами бабки делает. Ты не велишь, а он делает. И я делаю, а как жить-то? Жить-то надо.
— Блин, да сколько ему бабала нужно, дядьке твоему? Про золотую рыбку пусть почитает, а то подзабыл жизненную мудрость. Там хорошо показано, куда приводят мечты.
Айгуль не отвечает.
— Уснула… — удивлённо шепчет Наташка.
Она аккуратно поднимается, чтобы не слишком побеспокоить гостью, выходит из комнаты и вскоре возвращается с подушкой и одеялом.
— Вот так, — говорит Наталья, устраивая отрубившуюся танцовщицу поудобнее. — Слушай… как она не боится…
Думаю, боится. Ещё как боится…
Ближе к вечеру следующего дня мы с Чурбановым едем на дачу к Леониду Ильичу.
— Ну… муж… как жизнь э-э-э… семейная? — радостно скрежещет генсек, приветствуя меня.
— Жизнь прекрасна, Леонид Ильич. Честно сказать, в нашей стране вообще грех жаловаться на жизнь.
— Молодец, — улыбается он.
Мы выходим из дому и идём к беседке. Ильич опирается на руку зятя и на мою тоже, вернее сказать, крепко держит меня за руку. На нём синий спортивный костюм с надписью «СССР» на спине и небольшим гербом на груди, большие солнечные очки, как у черепахи из мультика и белая шляпа.