Отражения нашего дома - Заргарпур Диба. Страница 27

– Я справлюсь, справлюсь, справлюсь, – твердит она себе под нос, будто мантру или молитву.

– Помочь тебе? – Делаю шаг к ней. Ветер сдувает волосы мне на глаза. Ее взгляд прикован к разделочной доске.

Девочка поднимает глаза, ее лицо наполовину скрыто в тени, но я сразу узнаю ее. Биби.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает она, не глядя на меня и покусывая губы. – Если ищешь что-то, чего нет у нас на прилавке, сейчас придет отец, он подскажет.

– Нет, я просто… смотрю. – Задний двор кружится и растягивается, будто в сказочной стране. Ветер несет с собой отголоски сотворения мира. Под его напором сцена меняется все сильнее и сильнее. Исчезает бассейн. Терраса превращается в дорогу, по которой едут старые автомобили. Самнер уже не виден. Я оказалась неведомо где. На нас льется дымчатое кроваво-оранжевое зарево. – С-сколько прошло времени?

– После чего?

– После твоего никаха.

Руки биби застывают, она наконец поднимает на меня острый взгляд темных глаз.

– Да кто ты такая?

– Я… – «Хочу узнать, что было дальше».

– Тебя кто-нибудь послал? – огрызается она.

– Нет. Я…

– Тогда чего ты пристаешь ко мне, если я сказала, что отец скоро придет, а я должна… мне надо… – При этих словах ее глаза на юном личике наполняются слезами. Нож со стуком падает на землю. Она торопливо вытирает глаза. И только когда поворачивается в профиль, я замечаю, что ее живот под свободным платьем немного вздут. – Что, сильно заметно?

Я смущенно отвожу взгляд. Ну да, логически я, конечно, понимаю, что происходит после свадьбы. Но здесь, в этом месте, я в глубине души надеялась на другой исход.

– А что еще я могла сделать? – В ней пылает огонь, но он уже меркнет. Как будто бы мы обе знаем, что рано или поздно пламя погаснет. – Я слишком взрослая, чтобы цепляться за свои детские мечты. – Но пламя еще пылает, когда она отходит от прилавка и смотрит на запруженную транспортом дорогу. – Я еще никому не говорила. – Она прикусывает губу. – Боюсь.

– Почему?

– Потому что, как только скажу, получится… – «Что все по-настоящему».

Я опять тянусь к ее руке и ощущаю, как разбивается ее сердце, как слезы текут по ресницам и капают на круглые щеки.

– Можешь мне рассказать. – На этот раз дым тянется ко мне, я чувствую, как дрожит ее рука. Она упрямо смотрит вдаль.

– По ночам мне хочется думать, что все это как-нибудь уйдет само собой. То чувство в животе, которое не позволяет мне спать. Может быть, малыш не дает мне заснуть, чтобы отнять у меня сновидения. Раньше я хотя бы видела сны. Хотя бы. – Биби смотрит на меня, и ее лицо на фоне кроваво-оранжевого зарева кажется образцом совершенства. – Скажи, когда вырастаешь, становится легче? Эти чувства уходят?

– Не знаю, мне всего пятнадцать лет. – За этот год она сильно изменилась. Что произойдет с ней еще через год? – Может быть, выясним это вместе? Хочешь?

На ее лице расцветает что-то вроде надежды. Жаль, что со мной нет фотокамеры, я бы запечатлела этот миг и сохранила его навсегда. Мне хочется расспросить ее о многом, но вдруг картина резко меняется, прилавки вытягиваются в длину, вырастают все выше и выше, зарево сгущается в лезвия красного света, пронизывающие наши плечи и волосы.

– Ты понимаешь, что я чувствую, – шепчет она, крепче ухватившись за меня. – Я хочу снова видеть сны.

У меня сжимается горло. Сил хватает только кивнуть.

Она медленно выскальзывает из моих пальцев и кладет руку себе на живот. Хочет вернуться к своему прилавку, но среди густых теней трудно найти дорогу.

– Надеюсь, будет мальчик, – шепчет она и тянется за золотым ножичком. Потом откладывает его – лезвие окрашено красным. – Он будет иметь хоть какую-то власть над своей судьбой. – И продолжает нарезать фрукты. Лезвие опускается совсем рядом с ее пальцами, и мне хочется предостеречь ее. – И тогда хотя бы мой отец станет счастливее. Он заслуживает счастья.

На миг ее взгляд уходит вбок. Она продолжает резать, пальцы соскальзывают. Нож опускается, вот-вот…

Позади нас раздается чудовищный грохот.

Нож замирает.

Мы с биби резко оборачиваемся к дороге. Там машина врезалась в прилавок. На дороге лицом вниз лежит человек, руки и ноги изогнуты под страшными, неестественными углами.

– Ох ты… Биби, нет, вернись, не ходи туда!

Я тянусь ухватить ее, но она кричит – таких криков я никогда не слышала. С ее губ срывается вопль, нож летит на землю. Смутные силуэты выходят из-за других прилавков, толпятся около нас, бормочут на языках, которых я не понимаю. Они кружат над раздавленным телом, а биби бросается к нему.

– Дада, – рыдает она, переворачивая его на спину. Его опухшее лицо разбито до неузнаваемости. – Помогите! Кто-нибудь, помогите, умоляю! Кто мог поступить так с моим отцом? – Трясущимися руками она рвет на себе волосы, прячет лицо в ладонях. Смотрит на меня – и в оранжевом свете по ее лицу струится кровь.

Я не могу шелохнуться.

Не могу сдвинуться с места, не вижу ничего, кроме биби, взывающей к моему прадеду: очнись! Прилавки исчезают один за другим, над горизонтом набухает дымкой розовый рассвет. Постепенно, обрывочно, возвращается Самнер. Терраса. Сдвижная боковая дверь. Заглядываю в стекло – и отшатываюсь. Внутри Самнера виден призрачный силуэт моего прадеда. Скрытый в тени, он стоит и смотрит на страшную сцену, печально смотрит на свою дочь. Рядом с ним стоит Малика. Он переводит взгляд на меня, всматривается внимательными темными глазами, и постепенно оба силуэта тают в утреннем свете.

– Эй! – окликаю я их. – Не уходите, пожалуйста! Как же мне вас найти? Почему вы показали мне это? Что все это означает?

Мгла охватывает мне щиколотки и крепко стягивается. Биби умоляет:

– Прошу вас, помогите его спасти! Он не может очнуться! А я так и не сказала ему. Не сказала… – Она постепенно растворяется, превращаясь в дым.

Я бегу к ней, но она все дальше и дальше. Бегу мимо туманной пелены вчерашнего дня, но с каждым шагом меня сбивает с ног та частичка ее разбитого сердца, которому никогда не стать целым. Меня сносит ледяной вихрь утраты, не дает мне дышать, обжигает, я падаю, спотыкаюсь, лезвие ножа задевает колено.

– Не покидай меня, дада. Не покидай! – снова и снова рыдает она. – Не покидай!

Я кричу, зову биби по имени, а вечная ночь лишь становится светлее. Но биби здесь уже нет. Ничего нет. Я в одиночестве стою на террасе, провалившись ногой в щель между досками.

Встаю. Ногу сковывает боль. В парадную дверь громко стучат.

И потом:

– Сара! Сара! Ты здесь? Эй, открой!

В какой-то ватной пелене ковыляю сквозь темноту в доме. Стук доносится громче, и на миг мне становится страшно: кто же это? Распахиваю парадную дверь – и кричу. Перед глазами плывут пятна, и я не могу дышать. Не могу думать. Не могу считать. Не могу.

Ко мне делает шаг огромная мрачная тень, и мир рушится.

А потом тень говорит:

– Побудь со мной, – и все затихает.

Глава 15

– Очнись. Ну очнись же.

Мне в лицо плещет теплая жидкость. В темноте различаю Сэма с полупустой бутылкой «Гаторейда» в руке. Он прикрывает рукой рот и нос, боится дышать.

У меня болит колено. Прячу лицо в ладонях.

– Что случилось?

– Это я у тебя должен спросить. – Сэм приседает на корточки рядом со мной. Меня пугает хрипота в его голосе. Он прочищает горло и говорит чуть мягче: – Что ты тут делаешь одна? Вся в…

Он громко ахает.

Потому что везде кровь. Сверху донизу по ногам, но больше всего на правом колене. И вдруг передо мной во всех подробностях оживает только что увиденная сцена.

– Все не так, как кажется.

– Значит, ты не проникла в дом, обработанный от черной плесени, не захлопнула дверь на террасе и не порезалась о стекло, пытаясь вернуться внутрь? – Он мучительно хмурится. – Сара, да я с дороги слышал, как ты вопишь: «Почему ты меня покинул».

– Я вопила? – тихо шепчу я.