Русская война 1854. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич. Страница 33

Посмотрел… И дальше наша беседа стала не испытанием, а развлечением. Я рассказывал всевозможные смешные случаи из обороны Севастополя, а Цицелия с Александрой пытались сохранить серьезное выражение лиц. Возможно, не стоило приукрашивать войну, но и превращать ее в череду одной боли и крови тоже было бы неправдой. Тем более с трагической частью еще справится капитан Толстой, а я ведь видел и другую ее часть. Радость победы, смех у костра вечером после тяжелого дня, бодрость, когда даже в пять утра есть силы, чтобы свернуть целый мир.

— А как земля выглядит с неба? А нам можно будет когда-нибудь полетать? — впереди уже показалась громада Зимнего, когда новые вопросы девушки задали каким-то новым тоном. Словно не сомневались, что услышат «нет», но все еще отказывались в это верить.

— Если получится… Нет, когда мы доведем дело до конца, то каждый житель империи сможет побывать в небе, — я дал обещание. И себе, и эти девушкам.

А меня тем временем заметили и бежали встречать. Целый гвардейский полковник — эти погоны я узнал, а рядом с ним было что-то новенькое. Черный длинный мундир, похожий на пальто, и спереди золотые полоски. Тут моя местная память все же проснулась и подсказала, что это камер-юнкер. Придворный чин, причем пятого класса — то есть выше меня и того же полковника.

— Капитан Щербачев! Где же вы пропадали? Владимир Гаврилович как передал, что вы пропали, так все с ног сбились, вас искали, — камер-юнкер, несмотря на высокое звание, оказался самым обычным молодым человеком.

Он поблагодарил Александру с Цицелией, что нашли меня. Отправил полковника передать информацию военным, чтобы перестали искать пропажу в море, а потом без лишнего официоза принялся вводить меня в курс дел относительно моей персоны. Так, военный губернатор Игнатьев приказал выделить мне все необходимые ресурсы для подготовки «Севастополя» к обратному полету. Великие князья по планам еще несколько дней проведут рядом с Александрой Федоровной, но благо лихорадка на этот раз отступила довольно быстро, и уже скоро мы сможем возвращаться. Я же на время ожидания мог проживать в выделенных мне апартаментах доходного дома Юсуповых за счет казны.

Судя по тону, которым все это было сказано: то, что за меня платят — это честь; то, что не оставили во дворце — напоминание о месте.

— А будет ли возможность встретиться с Николаем Павловичем? — спросил я. Если получится, то это могло бы решить на корню многие из моих проблем.

— Если его императорское величество решит вас принять, вам сообщат, — дипломатично ответил мой спутник.

— А могу ли я поговорить с Николаем и Михаилом?

— Им передадут, где вы остановились. Если великие князья захотят, то, конечно, вас посетят.

И вот я, наконец, ощутил настоящий столичный климат, где обычный капитан, что бы он ни изобрел, ничего не стоит. Захотелось опустить руки, но я только скрипнул зубами. Если я английским пулям и французским штыкам не дался, то и тут от меня избавиться будет не так просто. Впрочем, биться лбом о стену я не стал.

Заселившись и сполоснувшись с дороги, я нашел Лесовского. Лейтенант тоже казался потерянным в столице, но, получив четкие указания, а также внушительный чек в дополнение к неопределенным обещаниям губернатора, сразу стал увереннее. Теперь я не сомневался, что все необходимые закупки будут сделаны. А заодно разнесены и все привезенные нами посылки. Кроме пары из них… Я провел рукой по нагрудному карману, где лежали письма Меншикова и Корнилова. С их помощью я рассчитывал уже сегодня попасть в Адмиралтейство.

Вечерело. Дом, где я остановился, стоял практически на Невском, так что тут было еще светло. Вообще, Петербург 19 века в этом плане был интересно устроен. В центре — почти двести газовых фонарей, дававших яркий свет. Чуть ближе к окраинам ставили новомодные спиртовые лампы — они были дешевле газовых и при этом ярче масляных. Собственно, дальше шли масляные фонари, кажется, поставленные еще при Петре, а потом… Темнота, дикая и кромешная, где, казалось, еще бродили болотные духи, недовольные, что какие-то люди так нагло взяли и украли их вечную вотчину.

Я отвел взгляд от темных кварталов и повернулся к свету. Шпили Адмиралтейства были видны с любой центральной улицы, и я уверенно двинулся в нужную сторону. Парусные корабли там прекратили строить уже с 1844 года. Теперь же под шпилем располагались Морское министерство и Главный морской штаб. Что характерно, на текущий момент начальником обоих учреждений числился Александр Сергеевич Меншиков, и поэтому у меня были большие надежды, что его репутации хватит хотя бы на то, чтобы меня не прогнали.

У входа не было никакой охраны, и я спокойно распахнул тяжелые двери.

— Вы к кому? — а вот внутри меня уже встретили. Судя по форме, выпускник одной из Кондукторских рот, между прочим, будущий инженер, один из тех, кто будет создавать наши броненосные морские силы.

— Можно Врангеля Фердинанда Петровича? — попросил я и показал письмо с печатью Александра Сергеевича. Сейчас Врангель — всего лишь директор Гидрографического департамента, но по мнению Меньшикова у него была хорошая репутация, способная вывести меня на нужных людей.

Молодой офицер вытянулся еще больше, чем раньше, а потом виновато отвел взгляд в сторону.

— Поздно, господин капитан. Присутственные часы закончились, и все уже разошлись по домам.

И вот еще один столичный удар. В Севастополе я привык, что адмиралы готовы заниматься делом даже ночью, а тут — даже лучшие из лучших — только в приемные часы. Я огляделся, и действительно, в Адмиралтействе было пустынно. Никто не бегает по коридору, даже запах табака почти успел выветриться, а это верный знак, что здесь уже давно никто не работает.

— И зачем же вам был нужен Фердинанд Петрович? — я не заметил, как ко мне подошел со спины кто-то еще, но, судя по вытянувшемуся лицу офицера, это был точно кто-то непростой.

— Хотел передать письмо от Меншикова, а еще предложить свою помощь… — я обернулся и замер на полуслове.

Некоторые привычки этого времени уже успели впитаться в меня на уровне рефлексов — например, быстро опознавать по мундирам даже тех, кого никогда не видел раньше. И вот передо мной был мундир генерал-адмирала, который в это время мог носить только один-единственный человек. Константин Николаевич, второй сын Николая I. Я ведь думал, что мы можем столкнуться, и даже пытался вспомнить все, что знал о нем в будущем, но все равно неожиданно.

Я выдержал тяжелый изучающий взгляд и сам пробежался по собеседнику. Внешность: чем-то он походил на смесь Александра III — та же медвежья харизма — и Антона Павловича Чехова — чувствовались в собеседнике мягкость и интеллигентность в самом плохом смысле этих слов. Сразу стало понятно, как такой человек, став Польским наместником, разом врубил на полную либеральные реформы и довел бывшую Речь Посполитую до нового кровавого восстания. Или продажа русской Америки — это ведь тоже именно его инициатива…

Презрение на лице сейчас точно было бы лишним, и я поспешил вспомнить хоть что-то хорошее о Константине. Представитель английской партии при дворе, продвигал закупку современных кораблей у Британии. Кстати, тот же захваченный нами у Керчи «Казак» — это ведь из оплаченного заказа Константина Николаевича… Опять не то! Я постарался переключиться и на этот раз нашел кое-что хорошее. Винтовые канонерки «Щит», которые великий князь, осознав ситуацию, построил за свой счет. Или звезда Путилова, который показал себя на этой задаче и в дальнейшем принес немало пользы империи.

— Я вас знаю, — Константин тем временем первым нарушил паузу. — Григорий Дмитриевич Щербачев. Вы привезли моих братьев на своем воздушном шаре, и они теперь на каждом шагу хвастаются, насколько на Черном море все организовано лучше, чем у нас на Балтике.

Захотелось выругаться. Не хватало генерала Горчакова и вроде бы потеплевшего ко мне Николая Николаевича, так и второй сын царя тоже оказался настроен в мой адрес крайне негативно. Пренебрежение к дирижаблям — показалось, что, будь это возможно, Константин бы сплюнул, говоря о «Севастополе» — и зависть к успехам на другом театре военных действий.