Злые игры. Книга 3 - Винченци Пенни. Страница 11

— Тогда вы должны знать Чака Дрю из их нью-йоркского отделения, — продолжала Сэмми.

— Да, я… знакома с ним.

— Его жена — моя большая приятельница. Она вся дрожит от предвкушения переезда в Лондон.

— Правда? — переспросила Энджи. — Ну что ж, я очень рада за нее.

— Сэмми, дорогая, подсаживайся к нам, — предложил Томми.

— Может быть, попозже, — ответила она, снова целуя его в губы довольно долгим поцелуем.

— Во всяком случае, не уезжай, не оставив мне своего телефона.

Она отошла и вернулась к своей компании; Энджи с озадаченным видом молча поглядела ей вслед.

— Какого черта Чаку Дрю понадобилось переезжать в Лондон? Или Фред Третий опять что-то задумал, а?

— Бог его знает, — пожал плечами Макс. — Да не волнуйся ты об этом.

— Боюсь, я просто не могу себе позволить не волноваться, — возразила она.

На следующий день Энджи позвонила Максу, якобы для того, чтобы поблагодарить его за вечер накануне.

— Я хотела позвонить пораньше, но Малышу было плохо. Сейчас ему уже лучше.

— Ничего, — ответил Макс. — И не за что тебе меня благодарить. Я тоже получил огромное удовольствие.

— Боюсь, Джемма к такой оценке не присоединилась бы.

— А… с ней все в порядке. Честное слово.

— Надеюсь. Макс, как бы мне разузнать побольше о Чаке Дрю и о том, почему он собирается в Лондон?

— Даже и не знаю. Спрошу Шарлотту, может быть, она что-нибудь слышала.

— Спроси, если можешь, ладно? Меня это всерьез тревожит. Все это как-то странно. Спасибо тебе.

Шарлотта ничего не слышала о Чаке Дрю. Но она тоже встревожилась.

— Может быть, это какая-то ошибка.

— Может быть.

— Пожалуй, я позвоню Гейбу. Он должен знать.

— Позвони, пожалуйста, — попросил Макс. — И у тебя будет хороший предлог возобновить отношения.

— Ах, отцепись ты, — раздраженно огрызнулась Шарлотта.

Она перезвонила Максу несколько дней спустя:

— Гейб не слышал об этом ни единого слова, но обещал покопать. А еще он сказал, что Фредди проявляет исключительную активность и действует сразу во всех мыслимых направлениях. В Гарварде он пробыл только год, а потом вернулся в банк и сейчас пытается создать там собственную империю. Даже сидит в «кабинете наследника».

Голос у Шарлотты был расстроенный. Макс искренне сочувствовал ей.

— Ничего. Ты скоро опять там будешь, не сомневаюсь. Во время свадьбы дедушка, по-моему, смотрел на тебя очень благосклонно.

— Тебе так показалось? Боюсь, сама я не заметила ничего подобного. Мне кажется, что я еще очень и очень не скоро смогу показаться в нью-йоркском «Прэгерсе».

— Ужасная штука секс, — мрачно-торжественно произнес Макс.

— Какое отношение к этому имеет секс? Это была обыкновенная подлость, Макс. Господи, я этого Фредди убить готова. И Джереми Фостера тоже.

— Если тебе понадобится помощь, скажи мне. С удовольствием подсоблю. Любого из них.

— Ну что ж, — проговорил Макс, — мы выдержали.

— Еле-еле, — ответил ему Джейк Джозеф. — Мне нужно чего-нибудь выпить.

Джейк был его наставником и официально начальником в фирме Мортона. Он работал там маклером; низкорослый и очень крепкий, веселый человек, внешне казавшийся каким-то рассеянным, несобранным, он, однако, обладал умом, острым как бритва и быстрым, как ракета. Биржевое дело было у него в крови. Еще его прадед работал в Аллее спекулянтов — так называли небольшую улочку Кейпел-корт позади здания биржи, где спекулянты ценными бумагами времен королевы Виктории ловили новости о выпуске очередного пакета акций железных дорог, а потом мчались по этой аллее, торопясь быстрее превратить полученные известия в деньги. Его дед и отец тоже работали на лондонской бирже; а теперь, с наступлением Большого бума, Джейк и сам превращался в одного из тех новых биржевых спекулянтов мирового масштаба, которые ведут операции с собственных счетов, зарабатывают прибыли для самих себя и задают тон на рынке — собственно говоря, создают сам этот рынок. «Я тебе скажу, — заявил он Максу в самый первый день, когда тот еще только пришел в фирму Мортона, — что по сравнению с этим бизнесом Монте-Карло покажется заурядной автостоянкой».

Джейк часто вспоминал слова Дика Мортона, который имел обыкновение повторять, что стоит ему только войти в здание биржи, как он тут же, немедленно может определить, идет ли сегодня курс на повышение или на понижение. «И я тоже носом это чую, из воздуха», — говорил он. От таких слов сердце у Макса начинало биться чаще и сильнее.

Проведя несколько месяцев в фирме Мортона, Макс стал обретать способность к подобному чутью.

А в тот день, 27 октября, учуять можно было очень многое.

Они вышли из конторы фирмы и направились в бар «Фенчерч колони». То, что там происходило, напоминало скорее сцену из какого-нибудь фильма, а не трезвый финансовый мир лондонского Сити. Небольшое помещение бара было до предела забито колышущейся толпой, и каждый из тех, кто был в этой толпе, стремился побыстрее пробиться к стойке бара, пустые бутылки из-под шампанского стояли и валялись повсюду — на полу, на тротуаре, на мостовой, как обычно валяются банки из-под пива. Шампанское не разливали по бокалам, его пили прямо из бутылок, ящиками выносили к поджидавшим машинам, выстреливали им в воздух или в потолок; сегодня новые биржевики отмечали здесь наступление нового мира, и о том, как они праздновали этот самый первый день, впоследствии ходило много разговоров. Не говоря уже о том, что празднование это вызвало предельное отвращение у старой биржевой гвардии.

Собственно сам Большой бум уже шел; он начался некоторое время назад, причем начался со всеобщих стенаний. Десятью днями раньше, в одну из суббот, была проведена полномасштабная генеральная репетиция. В каждую из действующих в Сити фирм было прислано описание новой процедуры работы — так называемой «технологии АСБО», автоматизированной системы биржевых операций, — вместе с подробнейшим сценарием пользования этой технологией, и система в тот день впервые была задействована целиком, в полном объеме; самым запомнившимся событием дня стал тогда полнейший отказ всей этой системы.

В день официального начала Бума и работы по-новому маклеры («Мы отныне и навсегда не просто маклеры, а творцы рынка», — торжественно произнес Джейк) сидели, вперившись в экраны компьютеров, нервно стучали по клавишам, вводя в систему цены и другие условия сделок, каждый при этом пытался понять, что делают и как ведут себя другие маклеры, и все они изо всех сил старались убедить себя в том, что отныне то, чем они сейчас заняты, и будет составлять суть их работы. Рабочий день начался в полной тишине, все сильно нервничали. Макс с любопытством смотрел, как Джейк, всегда такой дерзкий, нахальный, на сто один процент уверенный во всем, что он делал, теперь сидел и, почти не мигая, вглядывался в экран, выстукивая цифры на клавишах; на лбу у Джейка выступили мелкие бисеринки пота, он то кричал что-нибудь в телефон, то принимался ругать брокеров, аналитиков, клиентов, информацию, которую он получал, Макса и самого себя. В помещении было жарко, очень жарко: одни только экраны излучали массу тепла. Постепенно шум в зале нарастал; атмосфера стояла напряженная и гнетущая, поскольку маклеры в непривычных для себя условиях были, как выразился Джейк, перепуганы в усрачку. Дважды система давала полные отказы; трижды Джейк хватался за телефон и кричал в трубку, что он этого больше не выдержит. А потом, где-то уже около трех часов дня, он вдруг глянул на Макса, и глаза его, обычно темные, на этот раз лучились от озарения и возбуждения.

— Я усек, — проговорил он таким тоном, будто только что научился езде на велосипеде. — Порядок. Хорошая система. У нас пойдет.

Всеобщее возбуждение передалось и Максу; оно действовало заразительно сильно, всепоглощающе. Макс вспомнил, что в разное время говорили ему разные люди: Крисси Форсайт — «Операционный зал — это центр Вселенной»; Джейк Джозеф — «Монте-Карло покажется заурядной автостоянкой»; вспомнил, как его собственный дядя, Малыш, когда-то говорил ему, что при виде операционного зала у него встает; и Макс вдруг сразу, мгновенно, остро и резко и с чувством величайшего наслаждения понял и прочувствовал, что все они имели в виду. В конце того дня, когда они уже расстались с Джейком, а голова у него приятно кружилась и от радостного возбуждения, и от выпитого шампанского, он встретился с Джеммой, они вместе поужинали, потом он проводил ее домой и в постель и занимался с ней любовью с каким-то почти неистовым энтузиазмом.