Баллада о неудачниках (СИ) - Стешенко Юлия. Страница 55

Размахнувшись, я от души пнул сапог. Дугой перелетев через комнату, он врезался в стену, высекая каблуком искры.

Твою мать! Ну почему все через жопу? Почему?! Так хорошо все было!

Ладно. Хорошо. Ладно. Если Вилл выпрут с должности. Это же не конец света, правильно? Не выгорело на этом месте, всегда можно на другое пойти. Может… ну, скажем… может целительством заняться. И деньги хорошие, и никаких сражений. Очень для женщины подходящее дело. Снимем солидный просторный дом, сушеных ящериц развесим, веники из трав. Репутация у Вилл… Да весь Нортгемптон знает — и город, и окрестности. Даже Кривой, мать твою, знал! От клиентов отбоя не будет.

Это если Вилл разрешат остаться. А могут ведь не разрешить. Могут потребовать, чтобы она домой вернулась. Если потребуют, тогда… Тогда…

Тогда женюсь. И пусть хоть узлом завяжутся. Нет такого закона, чтобы жена уезжала, а муж оставался! Пусть только сунутся потом — уж я их встречу.

Я не очень понимал, кого именно собирался встречать и в каком количестве — но готовность ощущал категорическую.

Только суньтесь ко мне, сукины дети. Только суньтесь.

Я выпил кружку воды — залпом, будто дешевое вино, и плюхнулся в кровать. План составлен. Цели намечены. Завтра поговорю с Вилл — и будем решать проблему.

Все будет нормально. Я все исправлю. Все будет хорошо.

Мысль разлилась во мне, как масло, усмиряющее шторм.

Все будет хорошо. Я все исправлю.

Вернувшись в кровать, я рухнул лицом в подушку и уснул.

Памятуя о манере Вилл спать до полудня, я не особенно торопился. Неспешно позавтракал, поглядел на утреннюю смену караула, проверил посты у городских ворот. И только потом поехал к Вилл.

И опоздал.

Перед крыльцом уже стояла телега, на ней — сундук и плотно набитые тряпками тюки. Рядом, почти соприкасаясь стременами, перешептывались два тощих хмыря.

Хмыри стояли рядышком, как горшки на полке.

Я представил, как бросаю на них Ворона. Выдергиваю из ножен меч. Рублю одного — сверху вниз, поперек шеи. Ворон идет вперед, рука с мечом опускается. И тут же, на обратке — второго. Снизу вверх.

Две секунды. Может, три. И все. Проблема решена. Вилл, правда, будет ругаться, но к этому я уже привык.

Я медленно ехал вперед.

Кровь брызжет на чистенькие котты, на гривы лошадей.

Я медленно ехал.

Тела сползают в пыль, словно тряпичные куклы.

Я ехал.

Два взмаха мечом — и все.

И никаких проблем.

— Сэр Марк?

Вздрогнув, я обернулся и натянул вожжи.

— Леди де Бов?

Вилл вышла из дома — в привычном, уже основательно поистаскавшемся мужском платье. И в дорожном плаще. В руках она держала крепко сколоченную клетку, из которой доносился тоскливый и монотонный басовый вой. Певческие таланты Колючки внушали глубокое уважение.

— Добрый день, сэр Марк, — любезно улыбнулась мне Вилл. Я посмотрел на нее — усталую и невыспавшуюся. На хмырей — две тупые мишени, не понимающие, что они мишени. На Колючку, тянущую из-за решетки лапу, словно приговоренный узник.

— О да. Чудесный день, леди де Бов. Такой солнечный. Если я правильно понимаю, вы покидаете Нортгемптон?

— К сожалению, да. Некоторые вопросы требуют моего личного присутствия. Рада была знакомству, сэр Марк.

— Я тоже счастлив знать вас, леди де Бов. Может быть, я сумею помочь? В решении некоторых вопросов?

Да тут ответов — на два взмаха мечом. Вопросы икнуть не успеют.

— Благодарю за предложение, но нет.

— Ну что ж. Удачи вам. И счастливого избавления от проблем. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Я тоже надеюсь. Нортгемптон — чудесный город. Я буду счастлива вернуться.

Пристроив клетку среди тряпья и книг, Вилл села в седло. Я посторонился. Крохотная кавалькада тронулась с места, за нею, скрипя и грохоча, покатила телега. Заорала утробным басом Колючка.

Я стоял и думал: может, мне тоже заорать? Басом. Что-то вроде «Да мать же твою!».

Не заорал.

Весь день я думал: почему Вилл отказалась? Я предложил свою помощь. Не намеками, а напрямую. Вилл не могла не понять. Так почему же не согласилась?

Думал я, думал… А потом сообразил: я же не говорил про замужество! Ну вот сидит Вилл. Приезжаю я. Предлагаю… что предлагаю? Понятно что. Этих двоих пришибить. Так она сама бы, наверное, пришибла, если бы хотела. А дальше что? Нет, я-то знаю. Венчание. Дом. И целительство. А Вилл? Она ведь мысли мои не читает! Насчет плана не в курсе. Так что она думать должна?! Что в Рокингеме скрываться будет, в пещере? Жареных белок жрать?

Нет, правильно сделала, что уехала. С ее точки зрения — правильно.

Ну почему я не поехал к Вилл рано утром? А лучше — вообще ночью. Разбудил бы — ну ничего страшного, от недосыпа еще никто не помер. Обсудили бы все, договорились… Ну почему я не поехал к Вилл ночью? Почему?! Что ж все через жопу-то идет?! Да мать же твою!

Глава 46, в которой Марк переходит от гнева к депрессии

Как странно все-таки мир устроен. Несоразмерно. Все изменяется — и ничего не меняется. Ты живешь-живешь, о дурном не думаешь, а потом внезапно все валится. Пожар, потоп и кары господни. Вылезаешь ты из завала — весь в саже, брови сгорели. Саранчу египетскую из-за пазухи вытряхиваешь. И думаешь, что весь мир лежит в руинах. Но куда там! Солнце светит, птички поют. Люди ходят, разговаривают, смеются. Суки.

Весь мир живет так, словно ничего не случилось.

Я принимал просителей, бегал по караулкам, пиная пьяную стражу, слушал вопли шерифа. Если повезет, по вечерам сидел в трактире. Если не повезет, снова слушал вопли Паттишалла. И чувствовал, как по мне ползет саранча. Странное, мерзкое ощущение. Нянька говорила: «Тебе что, свербит?». Так оно, оказывается, и правда свербит. Только внутри, там, где не почешешься. Ты сидишь — тебя дергает с места. Ты ешь — тебе кусок в горло не лезет. Ты спишь — и просыпаешься среди ночи, таращишь глаза в темноту, как сыч. Потому что ты должен идти. Ты должен сражаться.

Ты должен все исправить.

Как, где, каким образом — непонятно, но ты должен. И этот долг разрывает тебя на части.

Потребность и невозможность. Как вдохнуть воздуха с петлей на шее.

Дерьмово.

Я вспоминал все, что говорила Вилл. Перебирал слова, как ростовщик — монеты, искал хотя бы крохотную, но зацепку. Хотя бы одну. Время, место — хоть что-то. Ну не может она быть единственной ведьмой в Англии! Наверняка есть другие люди, может быть, прямо здесь, в Нортгемптоншире. Или в Кембридже, в Оксфорде, в Уорике. Да хоть бы в гребаном Уэльсе! Мне нужен был человек, которому я могу рассказать. Объяснить. Доказать, что Вилл не виновата.

Это я уговорил ее поехать в лес. Сказал, что там затаилось кровожадное чудовище. Люди пропадали, ну я и подумал: точно чудовище. Оборотень! Дракон! Вот Вилл и поехала.

А разбойники первые начали! Чего из кустов полезли? Сидели бы тихо, ничего бы не было! Мстители херовы! Кошель им! Кольцо им! Хер им! Сдохли — туда и дорога. Награду за это давать надо, а не места лишать! Такие, как Кривой — они хуже дракона. Дракон — тварь безмозглая. Он жрать хочет. Естество у него такое, богом данное. А эти соображают. Сами себе дело выбрали. Кто в писари, кто в скорняки, а саксы — в разбойники. Сами выбрали труд по плечу — сами и получили оплату. Вот и хорошо, что получили. В Англии чище стало.

Я искал. Я расспрашивал. Я караулил у кромлеха.

Неделя за неделей я бился в заколоченную дверь, задыхаясь от ярости и беспомощности.

А потом я устал. И пошел ко дну.

Ничто не вечно. Даже саранча за пазухой когда-то дохнет.

Кое в чем даже проще стало, если задуматься. Вечера свободны, что хочешь — то и делай. Хочешь — в трактир иди. А хочешь — к шерифу. Ну, или в трактир. Свобода! И никаких брауни. Или драконов. Или еще какого-то волшебного дерьма. Теперь это не мои проблемы. Буду гонять шулеров, разнимать пьяные поножовщины и срезанные кошели искать.