Уиронда. Другая темнота (сборник) - Музолино Луиджи. Страница 103
– Мириам, любимая? Ты где?
Шелест крыльев.
В ответ он услышал лишь резкий пугающий крик совы.
Свет стал другим.
Совсем другим.
Сумерки наполнили Хойя-Бачу холодным фиолетовым полумраком и длинными тенями.
Темнело, и в это было невозможно поверить.
Он потер ладони, стараясь прогнать мурашки и избавиться от тягостного ощущения, что вечер наступил слишком быстро. Ему показалось, прошло всего несколько минут.
Куда-то делся целый кусок времени.
И жена.
Где они?
Он выругался, что не взял толстовку, выругался, что вообще решил пойти в этот лес. Разозлился.
– Мириам, хватит прятаться, выходи давай! – он постарался вложить в свой голос максимум решительности.
Но изо рта донесся лишь плаксивый шепот, такой тихий, что не напугал даже соловьев, молча и недовольно наблюдавших за ним с веток раскидистого дерева.
Звук.
Похожий на кашель.
Оттуда, где тропинка сбегала вниз, выгибаясь, как спина мула.
Этот звук привлек внимание Мириам, и она перестала наблюдать за располневшей фигурой мужа, сидевшего на корточках.
Какого хрена он там делает, вечно занимается всякой фигней, неужели не может поторопиться?
Движение.
В сплетении ветвей, за зеленым занавесом, колышущемся от ветра.
Она сделала несколько шагов по тропинке, которая должна была привести их на парковку, вернуть в цивилизацию; и, затаив дыхание, залюбовалась потрясающим зрелищем. Боль во рту сменилась горячей, мягкой, почти приятной пульсацией.
Метрах в десяти через заросли медленно пробирался олень, время от времени опуская голову и ища что-то в траве. Огромная, великолепная особь, которая была хорошо видна сквозь лабиринт буков и берез. Мириам смотрела на него не отрываясь, и вот наконец животное вышло на открытую поляну. Под копытом хрустнула сухая ветка, олень повернул голову – и Мириам вдруг увидела, какие у него рога.
Удивление сменилось замешательством: рога необыкновенной формы, плод галлюцинации, поднимались к небу на десятки метров, возвышаясь над верхушками леса.
Они пестрели отростками разного размера, закручивались спиралями и были как две капли воды похожи на деревья, которые Мириам видела в чаще леса Хойя-Бачу.
Она знала, что с годами рога оленей становятся все более ветвистыми и длинными; по ним можно определять возраст… и, хотя это звучало абсурдно, ей стало интересно, сколько лет
десятилетий, веков?
прекрасному животному, и как ему удается ходить по лесу, не запутываясь в кронах деревьев; было видно, что олень горбится под своей тяжеленной причудливой ношей.
Он понюхал воздух и пошел вперед.
Медленно.
Направляясь к тропинке.
К Мириам.
Она смотрела, как деревья расступаются, пропуская его.
Закрыла глаза.
Снова почувствовала болезненную пульсацию в челюсти, и решила, что это боль, страх, последствия операции и желание побыстрее получить помощь затуманили ей голову.
– Марио! Долго тебя ждать? – недовольно спросила она, но не услышала ответа от человека, с которым когда-то решила разделить жизнь.
Вместо Марио ответил олень, издав что-то среднее между собачьим тявканьем и хрипом умирающего; потом вышел на тропинку и встал между Мириам и поляной. Между Мириам и Марио.
Преграда из мускулов, темной шерсти и гигантских, фантастических рогов.
Теперь она видела его целиком.
Это что, последствия анестезии… восемь ног?! Твою мать, у него действительно восемь ног?
Олень посмотрел на нее в упор, и Мириам затрясло – черт возьми, никогда в жизни ее так не трясло; а она, как ни старалась, не могла с этим справиться: на месте глаз у оленя были глубокие черные дыры, необычайно глубокие и необычайно черные, без всяких отблесков.
И слишком много ног. Сколько же их на самом деле?
Она еще раз позвала мужа, но услышала в своем голосе такое отчаяние, что даже сама испугалась.
Только бы убежать отсюда, в нормальный мир, где есть другие люди и нет животных-мутантов, – бушевал адреналин в крови.
Она не могла вернуться.
Для этого надо было пройти мимо оленя,
а это действительно олень?
который не собирался никуда уходить. Но ее ужасала даже сама мысль приблизиться к нему.
Она побежала по тропинке в другую сторону. Инстинкт самосохранения подсказал ей, что надо спасаться.
Мириам еще надеялась, что парковка недалеко, а цоканье многочисленных копыт по камням звучит только у нее в голове.
Он бросил взгляд на экран телефона: сети нет. Кто бы сомневался.
Вдалеке послышалось хриплое, жалобное блеяние, как будто заблудшие души просили о помощи. Это те овцы, которых потерял пастух? Хорошо бы встретить его еще раз, чтобы поподробнее расспросить дорогу. Чтобы не бродить здесь одному.
Надо поторапливаться.
Главное не думать о том, что сумерки захватили мир, запачкав темно-синими пятнами исчерканное ветками небо.
Не думать об отце в полутьме коровника, о брызгах серого вещества и осколках костей, которые только что были лишним черепом теленка: все это в прошлом.
А от прошлого какой прок?
Надо жить настоящим и будущим, отыскать Мириам и отвезти ее в «Дентику». Может, она уже на парковке? Может, не стала его ждать, а нашла дорогу сама?
Она всегда так делает, разве нет? К черту…
Он поскользнулся на сыром камне и замахал руками, чтобы не упасть; из мокрых подмышек пахнуло потом и мертвой кожей.
Дыши. Дыши. Успокойся.
Он сосчитал до десяти в обратную сторону.
10… 9… 8…
Сколько он уже идет? Икры, спина и ягодицы болели невыносимо.
Марио представил себя и жену в ресторане клиники, словно это эпизод из какого-нибудь фильма: вот они нарядно одетые, расслабившись, сидят в уютном теплом зале, пьют красное вино, пробуют блюда национальной румынской кухни и смеются над злоключением
злоключением?
произошедшем с ними в этом странном лесу в этой странной долине.
Узкая, заваленная камнями тропинка, по которой было очень трудно идти, напоминала шрам на спине крутого холма; свет телефонного фонарика оказался плохим помощником в том, чтобы не оступиться.
Стараясь не позволять своим мыслям вторгаться на запретные территории, Марио снова и снова заставлял себя думать, какие насекомые и змеи ползают в траве леса Хойя-Бачу, в темноте, куда не может добраться тусклый свет.
– Мириам!
– Ириам! Риам! Иам! Ам!
Имя эхом пронеслось по лесу, став почти неузнаваемым. Озадаченный Марио Аррас сбавил шаг и внимательно прислушался.
Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы эта дорога оказалась верной, чтобы Мириам уже вышла на парковку, чтобы все было хорошо…
Он протянул вперед руку с телефоном, освещая тропу, и поклялся, что если благополучно доберется до места, то, вернувшись в Италию, сходит в церковь и поставит свечку.
– Мириам, Мимираириамм, Мимимимириариариариаммммм!
Он замер, увидев, как в сгустившихся сумерках засветились два бледно-голубых глаза.
Затаил дыхание.
Примерно минуту старался не издавать ни звука.
Но эхо все же вернулось и, вопреки всем законам физики, не стало тише, чем крик.
А наоборот, зазвучало намного интенсивнее, в десятки раз. И громче.
– МимимимимимимимимимимириариариариариариариаРИАРИАММ-МММММММ!
Он присел на корточки, уперся локтями в бедра и, выронив телефон, закрыл руками уши.
Засмеялся.
Захохотал.
Отчаянно, горько, безумно, всем телом сотрясаясь в рыданиях. В конце концов ощущение беспомощности, невыносимая усталость, дрожь от потной, прилипшей к телу одежды, продуваемой ветром, сделали свое дело – у него началась историка.
В какой-то момент каждой клеточкой своего тела он вдруг понял, что стань этот звук
РИААААМММММММММ!
громче хотя бы на один децибел, его организм не выдержит и сломается.