Уиронда. Другая темнота (сборник) - Музолино Луиджи. Страница 111

Тварь, вздрагивая всем телом, сделала несколько шагов в гостиную, как гигантский паук. Из бесчисленных отверстий в ее теле – чудовищных органических сабвуферов, – продолжала оглушительно грохотать песня «Dragostea Din Tei».

«Chipul tau si dragostea din tei… Mi-amintesc de ochii tai…» [26]

Старший по званию, вне себя от ужаса, лишился дара речи, намочил штаны, бросил оружие и побежал прочь, на улицу, увлекая за собой слесаря; через два месяца он покончил жизнь самоубийством в подвале собственного дома – накинул на шею веревку и перерезал горло бритвой.

Его напарника вывернуло наизнанку, но, выблевав весь свой завтрак и почти ничего не видя сквозь пелену слез, он инстинктивно нажал на курок, раз, два, три, и стрелял как одержимый, пока не закончились патроны. Нелепая музыка смолкла, однако картина не стала менее ужасной, и он начал было шептать слова молитвы, но, увидев, что произошло дальше, перестал верить в Бога. Жуткое существо из немыслимых ответвлений рухнуло на пол и растаяло, превратилось в лужицу грязной воды, испарившейся через несколько минут. Все, что от него осталось – это горстка человеческих зубов, если не считать множества вопросов без ответа, из-за которых дело никогда не будет раскрыто, потому что подобные дела ни в коем случае нельзя рассматривать с точки зрения логики и здравого смысла. Вот и все.

А в тысяча девятистах пяти километрах отсюда, в лесу Хойя-Бачу пронесшийся порыв теплого ветра вспугнул животных, поднял пыль, пошелестел травой; закричали птицы, застрекотали сверчки, зазвенели цветы и застонали корни растений и грибов, наполнив лес буйством звуков.

И если бы люди могли слышать эту симфонию, они задрожали бы от ужаса и стали молиться, думая, что растения, звери, насекомые, камни и вся Вселенная внезапно залились издевательским злобным отвратительным смехом.

…Послание

Дорогой Рику, братишка, этим письмом я прощаюсь с тобой.

Я смотрю на тебя, по ту сторону зеркала, на твои впалые щеки, потухшие глаза, небритую бороду и понимаю – скоро ты станешь пищей для червей, материей Тьмы.

Пришла пора прощаться.

Из нас двоих ты всегда был рациональнее, и, хотя наши отношения не складывались, мы жили вместе долгие годы. И в деревне, под солнцем, обжигающим землю и досаждающим мухам, и в городе, на заводе, в последние годы, когда я надеялся, что жизнь изменится.

И она изменилась. Боже, как она изменилась!.. Ты когда-нибудь мог себе такое представить?

Жизнь изменилась и изменила нас. Ты остался там, по ту сторону зеркала, опускался, жалел себя и страдал из-за моих действий и моих мыслей. Я общался с теми, кто смотрел За Пределы мира, туда, где наша обычная жизнь, работа и усталость ничего не значат и никогда не будут значить.

Я заходил в мастерские Алессандри и Давида, читал сочинения Ароны и Мелиссы, рассматривал картины Аввакума и скульптуры Анджелини, был на спиритических сеансах, где передо мной открывались двери в королевства волшебства и истязаний, погружая меня в Черные Пустоты.

У меня хватило храбрости плюнуть в лицо прошлому и стать открытым для будущего.

Я буду писать. Чувствую, что это мое призвание, моя судьба. Блокнот, ручка, руки, мозг… Оказывается, так мало нужно, чтобы попасть туда, на ту сторону, чтобы стать другим, правда?

Я буду писателем, расскажу о теориях и историях, которые заполонили мой разум. Буду посредником, антенной, поймаю плавающие в воздухе волны и перенесу их на бумагу, чтобы мир узнал о песнях сред…

Мертвецы, земля, город – Рику, они постоянно что-то рассказывают. С нашей гнетущей реальностью граничат другие – другие места, другие регионы, другие географические области. Альтернативные зоны, порожденные злобой, болью, ошибками, смертью. Да, это правда… но, Рику, они такие чарующие, такие глубокие, а иногда даже дарят надежду… Эти зоны есть, просто нужно знать, где искать.

Я должен дать голос Мертвым средам… Зонам Страха, Неправильных Симметрий, Перифериям Кошмара, Географиям Невозможного…

Рику, братишка, ты никогда мне не верил, а теперь умираешь. И эта смерть мучительна, но необходима.

Помнишь, в детстве, на дальней стороне папиного поля рос тополь, вокруг которого были насыпаны странные камни? Я говорил тебе, что лежал там по ночам, а комья земли рассказывали мне о давних временах, о сражениях и смертях, о тайных тропинках между деревьями, которые ведут к полянам, где танцуют духи и колдуны?

Ты смеялся надо мной.

Помнишь о тупике в Турине, которого нет на карте города, но куда можно попасть, если знаешь, на каких перекрестках и в какую сторону надо свернуть? Пару месяцев назад я рассказывал тебе о чудесах и ужасах, живущих в этом лабиринте.

Ты насмехался надо мной, называл безумцем, пьяницей, наркоманом!

Ты ненавидел меня, никогда мне не верил, никогда не поддерживал.

Мне кажется, ты завидуешь выбору, который я сделал, завидуешь мне. И боишься нового Энрико…

По утрам тебя ужасают рассказы о моих снах, о подвалах и бездонных колодцах, о гигантских гниющих телах, плавающих в темном Космосе, о животных, которые не хотят умирать, об озерах – таких глубоких, что их невозможно исследовать, о глазах без тела, о сборщиках налогов, танцующих на городских антеннах, словно мерзкие летучие мыши.

Ты шарахаешься от меня, когда я прошу тебя замолчать, чтобы разобрать шепот труб и стоков этого разваливающегося дома.

Ты кричишь от ярости и страха, если мы смотрим друг на друга и не узнаем.

– Ненормальный, ненормальный, ненормальный! – слышу я от тебя. Но ненормальный – ты сам, ведь именно ты перестал мечтать.

Братишка, я оставляю тебя по ту сторону зеркала. Оставляю плакать, кричать и страдать, живя в ожидании зарплаты, во власти легкомыслия, невечной любви и никчемных воспоминаний.

Больше я не могу тебе помочь. А может, и не хочу.

Сегодня я уволился с работы.

К черту ее «фиат», пустую болтовню с коллегами, будильник, женщин и рутину, высасывающую из меня надежду и энергию.

Слушать, читать знаки, писать… Особенно писать. Все остальное неважно.

Что-то будет…

Ты уже мертв, а я живу и буду жить в других местах, в других средах. Мы никогда больше не увидимся.

Последняя коробка

Как ты это делаешь? Черт подери, как ты ухитряешься забраться в такую маленькую коробку, не сломав спину?

Я слышал этот вопрос много раз.

Понимаете, все дело в ежедневных тренировках, с самого детства, а также в своеобразной предрасположенности. У некоторых людей, вроде меня, связки особенно длинные и эластичные.

Скажу так: растяжка – естественное состояние моего тела. Я постоянно работаю над ним, стараясь сложиться как можно компактнее, стать меньше и, в конце концов, совсем исчезнуть.

Фокусы с телом.

Каждое утро я начинаю с растяжки. Потом репетирую номера для шоу, до самого вечера; перерыв делаю только на обед – ем мало, так, поклюю что-нибудь – и все.

Номера трудные: при их исполнении мои органы меняют положение в грудной клетке, а позвоночник изгибается, как тростник. Я засовываю голову сначала под одно, потом под другое колено, держа равновесие на руках, а потом складываюсь, как умирающий паук. Когда тело достаточно расслаблено, мышцы разогреты и суставы в порядке, я, наконец, могу забраться в коробку.

В своем самом сложном номере, во время которого мальчишки кричат, а девчонки морщат носы, я складываю свое тело в необъяснимую геометрическую фигуру, сгибаясь под немыслимым углом, и забираюсь в куб размером чуть больше коробки из-под обуви.