Благословенный 2 (СИ) - Коллингвуд Виктор. Страница 28

— Но там бухты-то, можно сказать, что и нету — просто обычный берег!

— Там можно легко устроить дамбу и волнолом, защищающую суда от всех превратностей непогоды!

Адмирал Мордвинов, однако же, выступал решительно против.

— Так ли важно, что бухта Хаджибея не замерзает зимой? Ведь всё равно доставка наших товаров на вывоз идёт по рекам, а они-то замерзают! Порт, даже если море не замёрзнет, не сможет зимою работать: нам нечего будет из него вывозить, ибо баржи не пройдут туда без речной навигации, и из самого порта мы ничего не сможем вывезти вглубь страны, иначе как по санному пути!

— Санный путь, это не так уж плохо. А главное, впереди становление рельсовых путей, совершенно всепогодных, — отвечал ему я.

— Так что же ты думаешь, Сашенька? — спросила императрица, иной раз путавшаяся и называвшая меня уменьшительно-ласкательно даже в официальной обстановке.

— Я полагаю, что Хаджибейская бухта хороша, но только не стоит пока спешить! У нас и так множество городов строится на юге; возведение ещё одного сильно удорожает цены на рабочих и на строительные материалы. Надобно создать сперва условия: построить кирпичные заводы, подвести туда уголь, а значит, устроить шахты… Надо план сделать по развитию края, да так, чтобы одно там вытекало из другого и этому другому помогало!

* * *

Из этих проектов был выбран вариант, предложенный Де Рибасом. А именно: бухта, в которой располагалась турецкая крепость Хаджибей, взятая самим Осипом Михайловичем за несколько лет до этого. Указ был подписан в июне 1794 года. «Гаджубею следовало быть городом». Через три месяца в присутствии губернских начальников и архиереев церкви были заложены портовые сооружения и храмы: Святой Екатерины и Святого Николая Чудотворца. Вскоре Хаджибей как-то сам собою превратился в Одессу.

Да, было понятно, что обширное строительство в Новороссии — это всерьёз и надолго. А раз так, надобно было настоящим образом устраивать индустрию строительных материалов.

В этих целях я приказал подыскать удобные для разработки пласты хорошей глины и каменного угля, для устройства мощных кирпичных заводов. К тому времени некоторые месторождения угля уже были известны; но располагались они больше на востоке, в местности, которую позже назовут «Донбасс». Надо было найти ещё угольные копи, западнее, желательно ближе к Днепру, для облегчения доставки угля на юг. Поэтому были отправлены геологи-рудознатцы в районы Полтавы и Екатеринослава. Что касается уже обнаруженных угольных месторождений в бассейне Северного Донца, туда были отправлены специалисты, которым предстояло выбрать пути наиболее простой доставки этого угля по всей территории юга России. Северный Донец — очень узкая и мелкая река, судоходство по ней возможно лишь в нижней части. Поэтому даже сплав угля до Азовского моря был затруднён, а ведь его надо было ещё развести по всему югу! Дел было много: понятно, что однажды мне придётся поехать в Новороссийский край с инспекцией, и чем скорее, тем лучше, а до этого надо было разгрести все текущие дела в Петербурге.

Глава 12

Пока я увлеченно занимался вопросами освоения «Полуденного Края», у России вновь обострилась Польша. Несколько месяцев назад магнаты Феликс Потоцкий и Северин Ржевуский появились в Петербурге с просьбою о помощи для восстановления старых порядков, нарушенных «Конституцией 3 мая». Императрица лишь этого и ожидала: ей давно уже было решено оставаться в покое лишь до тех пор, пока сами поляки не потребуют помощи для восстановления старой польской конституции, гарантированной Россиею. 9 марта отправлено было приказание послу Булгакову выйти из прежнего недеятельного положения и обещать приверженцам прежних порядков помощь русскими штыками. Булгаков прислал два списка — первый включал имена тех, на которых уже теперь можно было положиться; здесь было 16 сенаторов и 36 депутатов сейма; второй список из 19 сенаторов и 20 депутатов перечислял всех недовольных действиями сейма, про кого можно было думать, что они присоединятся к первым, как только увидят хоть малую надежду на успех. Однако же, начать ниспровержение новой формы правления с революции в Варшаве было невозможно. «Вся сила, все способы обольщения, наград, обещаний, угроз, наказаний, одним словом — казна, войско, суды находятся в полной зависимости господствующей фракции,» — писал Булгаков императрице. — «При наималейшем здесь покушении или сопротивлении всех их сомнут. Сие самое заставляет всех недовольных пребывать в молчании до способного времени не только здесь, но и по провинциям, где их, по моим сведениям, весьма много, и без вступления в Польшу сильного нашего войска не можно ни к чему открытым образом приступить».

Короче говоря, надо было вводить войска и идти на Варшаву, что и было незамедлительно исполнено.

14 мая в местечке Тарговице недовольными магнатами была организована «конфедерация» для восстановления старого порядка вещей; Феликс Потоцкий был провозглашен ее генеральным маршалом, Браницкий и Ржевуский — советниками; к ним присоединилось 2 тысячи сторонников. Они обратились к императрице Екатерине за помощью в восстановлении прежней польской конституции, гарантированной Российской державой, указывая, между прочим, на незаконность принятия новой конституции (на сейме за неё проголосовало лишь около трети депутатов, остальные, не оповещённые о заседании, отсутствовали) и о репрессиях, обрушившихся на сторонников старого порядка. Обращаясь за помощью, конфедераты воспользовавшись пунктом Варшавского договора 1768 года, где Россия выступала гарантом «старых порядков», при нарушении которых она имела право вводить в пределы Польши свою армию. Разумеется, всё было согласовано заранее: и обращение магнатов, и благожелательный ответ им Екатерины. Мне вся эта ситуация не особенно нравилась: конечно, много лучше для взаимоотношения наших народов была бы более открытая и честная политика. Впрочем, все политики и дипломаты того времени были абсолютно убеждены, что в белых перчатках дела не делают, и, надо сказать, они были правы. Как польская конституция 3 мая не могла быть принята законно и честно, (а между тем принять ее было необходимо для существования Польши), так и для России абсолютно открытые и честные действия во внешней политике были недостижимой роскошью. Такова жизнь.

18 мая 1792 года русские войска в числе около 100 000 штыков и сабель четырьмя корпусами вошли в польские владения с трех сторон: с юга, востока и севера. Южная армия, закаленная в Турецкой войне, двигалась из Бессарабии под начальством генерала Каховского; другими колоннами командовали Кутузов, Кречетников и Игельсторм.

Поляки поначалу пытались сопротивляться. Послали занимать деньги в Голландии, выписывали из Пруссии генералов и офицеров. Толковали о самых сильных мерах: о поголовном вооружении (так называемое «посполитое рушение»), и даже об освобождении крестьян. Хотели действовать на Белоруссию: в тылу у русской армии возбудить восстание из тамошних крестьян. Игнатий Потоцкий предложил в Комиссии полиции перевести и напечатать на русском языке конституцию 3 мая и в виде соблазна разослать по русской границе; в Вильне печатались прокламации на русском языке. Однако же, дела на лад не шли.

Несмотря на голландские кредиты, денег на армию не хватало, и войска, не имевшие даже самого необходимого, находились в самом скверном расположении духа. Как это часто бывает, полезную деятельность немедленно стали заменять репрессиями и жестокостями. Сторонников тарговитчан безжалостно вешали; русские подданные императрицы, находившиеся в Польше по делам торговым, были злостно обвинены в возбуждении местных жителей к бунту и под этим предлогом схвачены и брошены в тюрьмы. Судьи, не находя никаких следов преступления, прибегали к пыткам, чтобы вынудить признание, и, получив его, спокойненько приговаривали несчастных к смертной казни. Как обычно,досталось «диссидентам», то есть всем некатоликам. Жители православного греческого исповедания подверглись преследованию: епископ Переяславский, подданный императрицы, несмотря на свой сан, был схвачен и отвезен в Варшаву, где содержался в тяжком заключении. Международное право не было соблюдено и в отношении к послу императрицы: солдаты вторглись в его домовую церковь и схватили священника.