Хозяйка Мельцер-хауса - Якобс Анне. Страница 16

Мари была в пеньюаре, с небрежно убранными волосами, в голубых домашних тапочках, подаренных ей Китти. Ее веселость показалась Алисии немного напускной. Мари похудела, а ее прекрасные темные глаза казались такими же печальными, как тогда, когда она впервые ступила на порог виллы Мельцеров, где ей, Мари Хофгартнер, предстояло работать прислугой на кухне. Как же эта молодая женщина изменила всю жизнь на вилле. Это она, не боясь теней прошлого, потребовала наказания за несправедливое обвинение, предъявленное ее родителям, и смогла завоевать сердца всех своей искренней и бесстрашной натурой, и прежде всего сердце их сына Пауля. В конце концов большая красивая любовь победила, очистив их от грехов прошлого.

– Ах! – иронично воскликнул Иоганн Мельцер, сворачивая газету. – Ну наконец! А то я уже решил, что ты тайком ушла на войну.

Мари засмеялась, села на свое место и, вынув из серебряного кольца белую тканую салфетку, протянула Алисии свою чашку, чтобы та налила ей кофе. Едва взглянув на почту, она поняла, что для нее ничего нет. Иначе бы Алисия непременно выложила для нее письмо от Пауля.

– Уйти на войну? О, боже праведный, да это, пожалуй, последнее, что пришло бы мне в голову. У меня здесь свой фронт – мне с младенцами дел хватает… Спасибо, мама. Можно еще молока? Сахара не надо.

Иоганн Мельцер, сдвинув брови, наблюдал за ней, после чего сказал, что предположил это только потому, что она вообще перестала показываться. Да и помнит ли она вообще, в какую семью вошла, выйдя замуж?

– Иоганн! Прошу тебя, – предостерегающе произнесла Алисия. – У Мари с ее двумя крошками и так бог знает сколько хлопот.

Мари держалась спокойно. Она отпила большой глоток и положила себе на хлеб масло и полоску ароматной копченой ветчины, порезанной поварихой так тонко для того, чтобы деликатеса из Померании хватило надолго.

– Мама, хватит. Папа вообще-то прав. Я виновата, что как-то перестала заботиться о вас. Мне очень жаль.

– Вы только послушайте! – донеслось со стороны Иоганна.

– Но через несколько недель все совершенно изменится, – добавила Мари. – Августа сказала мне, что ее дети уже в два месяца спали всю ночь напролет.

Однако этот ответ не произвел на Иоганна никакого впечатления. Она собирается спустя шесть недель продолжать вести такой же образ жизни… Так и до смерти недалеко!

– А в зеркало ты хоть раз взглянула?

– Иоганн, ну это уж чересчур! Мари, не слушай его, он сегодня в плохом настроении.

– А ты, Алисия, не вмешивайся! – резко поставил он на место жену. – Я веду разговор со своей невесткой и не желаю слушать твои замечания.

Алисия мужественно пыталась держать себя в руках. Еще ни разу за их долгий брак Иоганн так не грубил ей. Это было не только оскорбительно, но и глубоко неуважительно по отношению к ней как личности. Ах, она уже давно чувствовала, как сильно он отдалился от нее. Он больше не любил ее, и с этим она давно смирилась. Однако то, что он перестал ее уважать, было невыносимо.

– Если это так, то мне лучше уйти отсюда.

Дрожащей рукой она положила салфетку на стол, медленно поднялась, отодвинув стул, и вышла. Иоганн Мельцер сделал какое-то беспомощное движение рукой, как будто хотел удержать ее, но этого так и не произошло.

– Мама! – закричала Мари ей вслед. – Мама, ну подожди же! Не надо принимать все так всерьез. Папа имел в виду совсем другое. Мы все стали такими нервными и чувствительными, это все война…

Она вскочила, собираясь догнать Алисию, но Иоганн Мельцер своим решительным тоном помешал ей.

– Я должен с тобой поговорить, Мари. Сядь сюда и послушай!

Мари миг поколебалась, но потом все же решила остаться. Хотя бы только потому, что от возбуждения лицо Иоганна Мельцера побагровело, и она боялась, что с ним опять случится инсульт.

– Жаль, что этот разговор начинается со ссоры, отец, – сказала она, садясь на свое место. – Ну говори же, я слушаю.

Она терпеливо выслушала его, заранее зная, что он ей скажет. Кормилица! Ей нужна помощь. Она не может одна накормить двоих. Она стала похожа на приведение…

Наконец он исчерпал запас слов, хотел сделать глоток кофе, но его чашка была пуста. Мари уже взяла кофейник, чтобы помочь, но ему не понравился этот жест, и он метнул в ее сторону холодный взгляд.

– Я жду, когда ты решишься взять кормилицу!

Мари снисходительно улыбнулась и объявила, что подумает об этом, хотя понимала, что тактика затягивания ничего не даст.

– У тебя было достаточно времени на раздумья, Мари.

В этот момент из детской донеслись так хорошо знакомые ей звуки – хныканье и писк. Ее натренированные уши тотчас различили двухголосие – это проснулся маленький Лео, разбудив и свою сестру.

– Мне очень жаль, отец. – Она поднялась, чтобы бежать наверх. – Ты же слышишь, я нужна твоим внукам.

– Ничего, ничего! Сначала я хочу получить твой ответ. Хватит ходить вокруг да около!

Мари видела, что у него подскочило давление: покраснело не только лицо, но и шея с ушами. С другой стороны, нельзя же потакать этому упрямцу только потому, что это угрожает его здоровью.

– Ну, хорошо. – Мари повернулась к нему. – Я не хочу никакой кормилицы. Я буду кормить своих детей сама. И точка!

Иоганн Мельцер сидел неподвижно, уставившись на дверь, которую только что закрыла за собой его невестка. Как она сказала? Все! Точка! Она отказалась. Пошла против него.

– Дочь этой Хофгартнер. Такая же упрямая и неприступная, как ее мать. До самоотречения…

Его захлестнула волна гнева. Он не потерпит, чтобы она загубила и себя, и его внуков! Он встал и поковылял к двери, но как раз в этот момент его левая нога снова онемела, и ему пришлось ухватиться за комод.

– Завтра же найму кормилицу! – бурчал он, проходя по коридору. – И неважно, понравится это госпоже Мари Мельцер или нет!

Эльза, шедшая в столовую с пустым подносом, в испуге остановилась, лицо ее выражало такое отчаяние, как будто этот гнев относился к ней.

– Извините, господин директор, – прошептала она. – К вам гости.

– Гости? – проворчал он. – Кто бы это ни был – я на фабрике. Дай пальто. Шляпу. Гамаши…

– Хорошо, господин директор. Там внизу в холле ваша дочь Катарина.

Он собирался сам заглянуть к ней, теперь же остановился и глубоко вздохнул. Китти! Пожалуй, не проходило и дня, чтобы она не появлялась на вилле. Понятно, что у Бройеров она не чувствует себя так, как дома, особенно сейчас, когда Альфонс на фронте. Да это даже кстати, что она пришла. Может, она как раз поможет ему.

– Папочка! Да где же вы все? Где мама?

На ней был просторный голубой жакет поверх длинной узкой юбки. Кто не знал об ее интересном положении, пожалуй, по-прежнему не смог бы догадаться.

– Ах, милостивая госпожа банкирша, супруга директора банка господина Бройера, – пошутил он, прекрасно зная, что она терпеть не могла этот титул.

– Ах, папа! Не успела я войти в дом, как ты начинаешь меня злить. Никакая я не банкирша, деньги и векселя меня совсем не интересуют. Это епархия Альфонса. Бедняжка, его последнее письмо было весьма удручающим. Думаю, ему там приходится тяжко. А от завтрака что-нибудь осталось, папочка? Думаю, мы с моим малышом страшно голодны. К тому же мы только что были у доктора Грайнера. – Она бросилась ему на шею и поцеловала в обе щеки, между тем заметив, что он весьма возбужден и потому неплохо бы ему отдохнуть. – Ну а где же мама? У себя наверху? Уж не заболела ли она?

– Да нет. Просто небольшое недомогание, ничего особенного. Пойдем в столовую. По-моему, еще остались ветчина и масло, может, и кофе. Я хотел бы сказать тебе пару слов относительно Мари.

И он повел Китти в столовую, а она взволнованно поведала ему о том, что доктор Грайнер слушал сердцебиение ребенка.

– Он приложил к животу такую большую трубку и смог расслышать, как бьется маленькое сердце. Как же это чудесно, что в моем теле развивается новая жизнь. Я чувствую, ребенок будет ужасно сильным, таким же, как ты, папочка, – тараторила она, накладывая на хлеб в три слоя ветчину. – Представляешь, каждое утро ровно в семь этот маленький мучитель начинает резвиться в моем животе. Полагаю, он приверженец отца физкультуры Яна и делает утреннюю зарядку. – Она откусила от бутерброда кусок и тут же затараторила дальше: – Ну что, Пауль написал? Нет? У меня тоже от него ничего нет… Мама тебе уже сказала, что в зеленое платье я не влезаю? Это просто катастрофа – скоро мне придется завернуться в простыню, потому что все мало́. Придется разорить гардероб Мари…