Даже если ты меня ненавидишь - Арро Агния. Страница 12
Руки дрожат. Зря я ответила. Теперь ещё хуже будет. Но так достали, сил уже нет. И никто не слышит, никто не защищает, только сама. А сама… да не получается у меня! Их много, а я…
Снова и снова плещу в лицо холодной водой, чтобы успокоиться. Мой учебный день на сегодня точно закончен. Зато глаза больше не блестят и можно не ходить к семейному терапевту с мамой.
Нервно улыбнувшись, просачиваюсь в раздевалку. Быстро переодеваюсь и, стирая ладонями слёзы, позорно сбегаю из колледжа. Посижу в парке, книжку почитаю или…
Набираю тренера.
– Разумовская? – удивляется Роза Марковна.
– Здравствуйте, – шмыгаю носом.
– Ты плачешь, что ли?
– Роза Марковна, а у вас же сейчас младшие тренируются, да? – задаю ей встречный вопрос, медленно двигаясь по тротуару в сторону ближайшей остановки.
– Да, – подтверждает тренер. – Начали только.
– Можно я приеду, посмотрю? – выдыхаю, остановившись у пешеходного перехода. Смотрю по сторонам. Из-за слёз вижу только силуэты притормозивших машин.
– Вот нужна ты мне тут в качестве зрителя, – хмыкает Роза Марковна. – Детей отвлекать.
– Поняла, – перебегаю через дорогу.
– Что ты поняла, Разумовская? Сопли вытри и приезжай. Хореографический зал свободен. Самостоятельно потренируешься, – как всегда строгая и бескомпромиссная.
– У меня с собой нет формы, – признаюсь ей.
– Так себе аргумент для отмазки от дополнительной тренировки, – усмехается тренер. – Бегом в Ледовый! – командует она и сама скидывает звонок.
Глава 11
Прыгнув в подъезжающий автобус, расплачиваюсь с кондуктором, забиваюсь в угол недалеко от двери и достаю из рюкзака маленькое зеркальце. Раскрываю. Охнув, осторожно касаюсь пальцами переносицы. С шипением отдёргиваю руку от ссадины.
Добравшись до Дворца, бегу в ближайший женский туалет к зеркалу побольше.
– Мамочки… – всхлипнув, снова трогаю лицо. Оно припухло в месте ушиба, под глазами красные разводы. Совсем скоро они превратятся в синяки.
Всё это выглядит просто ужасно. Будто я лицом асфальт пропахала, не меньше. И голова болит всё сильнее.
Это же за гранью! Неадекватные!
Хочется что-нибудь поколотить от отчаяния. Но вместо этого я ищу в рюкзаке тональный крем и стараюсь замазать следы на лице. Ссадина всё равно никуда не девается. Ужасно!
Беру себя в руки и отправляюсь в царство четы Павелецких – хореографический зал. Бросив рюкзак, обувь и курточку в угол, встаю перед зеркальной стеной. Разминаюсь, начиная с кистей рук, ступней, постепенно подготавливая всё тело к прыжкам и изгибам.
Включаю музыку на телефоне. Сначала просто слушаю трек, покачивая головой. Начинаю плавно двигаться. Подняв руки вверх, провожу пальцами одной по кисти другой. Легко опуская их, отвожу правую руку в сторону. Наклоняюсь туда же, как дерево при порыве ветра.
Прикрыв глаза, скольжу носками по полу, представляя себя на льду. Разворот, нога уходит в сторону, чтобы толкнуть тело в прыжок. Шаг, толчок, ещё один прыжок в два оборота. Отличный каскад. И я снова ухожу в танец, отклоняясь назад. Выпрямляюсь, закручиваюсь волчком. Мягко опускаю руки. Открываю глаза ровно тогда, когда заканчивается музыка. Улыбаюсь, глядя на своё отражение в зеркале.
Так гораздо легче. На время случившееся в колледже перестаёт быть центром моего внимания. И даже головная боль почти не мешает.
Сменив музыку на более динамичную, отхожу к противоположной стене и работаю только над прыжками, взмывая над полом и глухо приземляясь обратно.
– Неплохо, неплохо, – от двери комментирует Роза Марковна.
Не заметила её. Заканчиваю упражнение и разворачиваюсь к тренеру.
– Та-а-к, – она меняется в лице.
Поджав губы, идёт прямиком ко мне. Хватает за подбородок, всматривается в ссадину, пальцем трёт тоналку и закатывает глаза.
– Это что, Амалия?
– Ничего, – отвожу взгляд, всё ещё тяжело дыша после тренировки.
– Разумовская, мы не в детском саду. И не надо мне рассказывать, что ты споткнулась!
– Не буду, – поднимаю на неё нерешительный взгляд.
– Скажи мне, ты чем думаешь? А если у тебя сотрясение и ты мне сейчас здесь от нагрузок сознание терять начнёшь, а?! – повышает голос Таль.
– Нет у меня сотрясения, правда. Всё хорошо. А это… случайность, – пытаюсь оправдаться.
– Марш к медикам!
– Роза Марковна…
– К медикам, я сказала! И без официального допуска ко мне даже не подходи, – подталкивает меня к выходу.
Сворачиваю за вещами. Обуваюсь, вешаю рюкзак на плечо, куртку на предплечье и послушно иду в медкабинет. Вопреки собственным словам, тренер идёт прямиком за мной. И к местному врачу мы тоже заходим вместе.
Тоналку приходится смывать.
– Твою ж… – тихо ругается Роза Марковна. – Кто тебя так, Ами? Наши?
– Нет, – кручу головой, но врач удерживает меня за затылок и заглядывает в глаза. – На физре в колледже мячом попали в лицо, – приходится признаваться.
– Попали? – хмыкает тренер, явно не особо веря моим словам. – Что там, Вероника?
– Сотрясения нет, но два-три дня я бы понаблюдала, – заключает врач.
– Нет, не надо. Со мной правда всё нормально, я могу тренироваться, – тараторю, задержав дыхание до жжения в лёгких.
– Пять, – глянув на меня, отвечает Роза Марковна.
– Что «пять»? – не понимаю.
– Пять дней у тебя на восстановление под регулярным наблюдением Вероники Филипповны.
– Но у нас же…
– Пять дней, Разумовская, – не даёт договорить тренер. – Мне трупы на льду не нужны. Не было никогда и, знаешь ли, не хочется начинать. Уровень у тебя хороший. Быстро нагонишь пропущенные дни.
Отворачиваюсь, снова злясь на этих идиоток, запустивших в меня мячом. На себя за то, что не смогла увернуться и теперь мне придётся пропустить столько тренировок. Да ещё и сидеть всё это время дома с матерью и сестрой.
Звучит как настоящая катастрофа.
– Вер, выйди, – просит тренер.
Оставляя после себя шлейф из запаха лекарств и духов, Вероника Филипповна оставляет нас вдвоём, плотно прикрыв за собой дверь.
– И чего опять глаза на мокром месте? – смягчается Роза Марковна. – Ами, пойми, я не могу рисковать тобой, репутацией школы, своей свободой в случае, если с тобой что-то случится.
– Я понимаю. Честно, – стараюсь смотреть только на неё.
– Матери твоей я сама позвоню.
– Спасибо, – это спасёт меня от лишних объяснений, хотя упрёки всё равно будут.
– «Спасибо», – передразнивает тренер. – Я понимаю, что сложно защищаться от толпы, которая бросает в тебя камнями. С одной стороны прикрываешься, с другой всё равно прилетает. Но ты не сдавайся, поняла? Сдашься, толпа победит. Ты на лёд зачем выходишь? Живёшь здесь по двенадцать часов периодами?
– Ради победы, – тихо отвечаю ей. – Ради предстоящих соревнований, а потом… я хочу на олимпиаду.
– Вот и там, – Таль кивает на дверь, – тоже олимпиада. Длинная такая, в целую жизнь. И там тоже надо уметь побеждать.
– Я стараюсь. Но на льду пока получается лучше, – снова отвожу взгляд.
– Бесспорно, – смеётся она, коснувшись моего подбородка и развернув к себе лицом.
Разглядывает, качает головой.
В нашем тесном мирке тоже всё непросто. В борьбе за медали внутри одной школы чего только не происходит. И подставить пытаются, и с коньками всякое делают. Но здесь я как дома, в своей тарелке, и до сих пор у меня получалось с этим справляться. А вот воевать тамсразу по всем фронтам, против толпы, как выразилась Роза Марковна, у меня никак не получается.
– Всё, – Роза Марковна расправляет плечи. – Лирическое отступление закончилось. Бегом домой. Завтра к врачу, потом ко мне отчитываться.
Тренер уходит. Возвращается врач. Выдаёт мне специальную мазь, чтобы снять отёк и синяки быстрее сходили. Блистер с таблетками от головы. Одну пью сразу, вторую по инструкции перед сном.
Открываю дверь. По коридору несётся эхо мужских голосов вперемешку с грубоватым, громким смехом. Поправив рюкзак и особо не глядя по сторонам, иду туда. Сворачиваю за угол и сталкиваюсь с кем-то мощным и твёрдым. Он ловит меня, не дав отскочить назад.