Три сестры. Диана (СИ) - Сдобберг Дина. Страница 3

А вечером, в двадцать два часа, когда должен был начаться обещанный салют, Генка вышел за забор и сделал три выстрела из старого охотничьего ружья, оставшегося ещё от его отца, Михаила, сгинувшего на фронтах первой мировой.

— Дина, Дина, стой! — окрикнула меня через пару недель наша почтальонша. — От Тоси письмо! Вон, смотри, из Германии.

Письмо я принесла домой и положила на стол. И мы с бабушкой, как две кошки, всё вокруг стола ходили, да на письмо поглядывали. Но ждали маму.

— Чего это вы такие загадочные? — улыбнулась мама, снимая за порогом короткие ботинки, и беря с тумбочки толстые вязанные носки, в которых ходила по дому.

И замерла, зацепившись взглядом за конверт на столе.

— Аня, Тося? — выдохнула мама, подлетая к столу. — Что же вы молчите? И не прочитали ещё? Давно же наверное принесли!

Тося прислала несколько открыток, правда подписала, что сейчас Берлин выглядит не так. Ещё и фотографию. Она стояла в форме, в накинутой на плечи шинели, на фоне каких-то колонн и ступенек, а вокруг была огромная толпа солдат. Но главное, в том письме были несколько строк об Ане.

О старшей сестре мы ничего не знали, только то, что она ушла на фронт. Да наш сосед, военком, как-то обмолвился маме, чтоб она забыла о старшей дочери, и не вспоминала, пока война не закончится. Для её же блага.

— Разведка значит, — поджала тогда губы бабушка.

— Чего бы она там забыла? — удивилась тогда ещё мама.

— Внешность, язык, ты её кое-чему научила… — перебирала бабушка, словно думала вслух. — И правда, лучше и не вспоминать. А то здесь аукнемся, а где и как откликнется неизвестно.

С тех пор мы о сестре молчали. А если кто и расспрашивал, то пожимали плечами и не отвечали. Поэтому и буквально две строчки, что видела сестру, что жива и здорова, были так дороги. Пусть и без имени.

Но той весной для нашей небольшой семьи война не закончилась. От Ани и вовсе не было вестей, а Тося только осенью написала, что её часть выведена из боевых действий.

— Боевые девицы у меня внучки, — хмыкала бабушка. — Матрён, а не заневестится у нас там Тося-то? Девка видная, да при погонах.

— Давно бы уже написала, если б кого встретила, — улыбалась мама после смерти отца еле заметно. — Тося не Аня, в себе не удержит.

— А если он из этих, японцев? — размышляла вслух бабушка. — Интересно, если внучка жениха с тех краёв привезёт, его как считать? Как сувенир из далёкой страны или военный трофей?

— О! Тоська ещё и заикнуться не успела, а ты уже насмешничаешь! — фыркнула я, отвлекаясь от листочков с диктантами младших школьников.

Учителей не хватало, и те старшеклассники, что учились на отлично помогали. Кто-то с чтением, кто-то со счётом. Меня просили работы проверять.

— Хочешь сказать, что она бабушкиных шуток испугается? — смеялась бабушка. — А ты не отвлекайся. Вон, заранее привыкай, раз такую работу выбрала.

Эти речи были не просто так. Я планировала после школы пытаться получить высшее образование. И рассчитывала поступить в педагогический.

— Раньше как было, читать и писать умеешь, и достаточно, уже грамотный. А сейчас вон и школы уже не хватает. Институты подавай. — Ворчала бабушка.

А потом было первое письмо от Ани. Большое, с расспросами и обещанием скоро приехать.

— Ну, всё, — вздохнула тогда бабушка. — Дождалась считай девок.

Вечером она позвала маму в свою комнату, долго ей что-то говорила и отдала ключ от своего сундука, что всегда носила на поясе. А через месяц бабушки не стало.

Сильная женщина, что из девчонки-бесприданницы смогла превратиться в ту, что удержала в своих руках непростое дело покойного мужа. Вырастила сына, дождалась его с войны, страшнее которой и вспомнить тогда было нельзя. Пережила смутное время революций и гражданской войны, достойно прошла по жизни, поддерживая невестку и воспитывая внучек. И ушла, когда решила, что дождалась возвращения птенцов в родной дом. Пусть и такого.

Для нас с мамой дом вдруг стал казаться слишком большим. Ведь отец ставил его в расчёте на большую семью. А остались только мы с мамой.

— Скоро и ты уйдёшь, — вздыхала мама, заплетая мои тëмные как у папы волосы. — И то верно, не сидеть же тебе всю жизнь у вдовьей юбки.

— Мам, я учиться. — Напоминала я.

— Учиться, да. А потом работать. Или замуж куда далеко выйдешь. И что я тогда здесь одна делать буду? С эхом перекликиваться? Хоть на постой людей пускай. — Переживала она.

— Нет! Мам, не вздумай! Не для чужих отец дом ставил! — по детски категорично заявляла я. — Ты… Тебе если плохо, то ты замуж иди! Вон, всё село ждёт, чем у приезжего похождения в твою аптеку закончатся. Я попрекать не стану!

— Вооон, оно что, — хмыкнула мама.

Осенью сорок пятого, почти под заморозки, в наше село приехали несколько семей. Мы их называли подселенцами. Отдавали им пустые дома, что остались без хозяев. А работы и без того всегда хватало. Были там два брата. Один приехал с семьёй, второй был холост. Оба после фронта. И холостому, Владимиру, как говорили на селе, мама глянулась. Вот и ходил он в аптеку. Долго ходил, а потом перестал, только при встрече где в селе, долго провожал маму взглядом.

— Мам, а чего это он? — спросила я как-то.

— Историю я ему рассказала, — чуть улыбнулась мама. — Как приехал в одну деревню по соседству вот так с фронта парень, как хозяйство поднял, как завидным женихом стал. А жену себе выбрал не ровню, и достатка нет, и слава о семье не очень. Одно хорошо, родители образованные, медики. И как тот парень свою жену в люди вывел, образование дал, к уважаемому делу приставил. Как правило в доме завёл, что старшая в его доме мать, и что к ней с почтением и уважением, но жена его в доме хозяйка. Как детки появились, как каждой дочке радовался. Как на войну ушёл. И не вернулся. Хорошая вышла история, понятная. Да и Владимир не дурак. Тяжело мне без мужа, Дина, плохо. Но без моего мужа.

— Потому что вы муж и жена? — спросила я.

— Потому что отца вашего я люблю, а другой мне без надобности. — Погладила меня по голове мама.

И только потом я поняла, что о своих чувствах мама говорила в настоящем, а не как о том, что было когда-то.

Глава 4

Конец весны сорок шестого навсегда запомнился экзаменационным мандражем. Сначала школьные экзамены. Даже в войну наша Лопатинская школа работала, и ученики получали свои аттестаты зрелости. Нередко, сразу после школы уходя на фронт.

Были и такие конечно, кто решал не заканчивать школу. Что Аня, что Тося ушли на войну, едва им исполнялось восемнадцать. Кто-то переставал учиться, потом начинал заново. Иной раз выходило, как у одной из наших соседок, что в школе она училась до двадцати лет и заканчивала вместе со своей сестрой, которая была на три года младше. А я в школу и вовсе поздно пошла.

Родилась я двадцать девятого февраля, хоть и записали на первое марта. Поэтому в школу меня отдали с полных восьми лет, дали лишний год несмышлëнышем побегать. Но меня и дома научили и считать, и читать. Училась я легко и хорошо, поэтому и к окончанию школы пришла с отличием. Тем сложнее было на экзаменах. Ведь ещё нужно было и не ударить в грязь лицом.

А потом, едва дождавшись документов, я ехала в Саратов. Четыре часа, в кузове колхозного зила, вместе с ещё семью односельчанами, едущими пытаться поступать в ВУЗЫ. Рядом со мной сидел Генка, школьный друг и сосед. Но тут всё ясно, Саратовское высшее военное командно-инженерное Краснознамённое ордена Красной Звезды училище ракетных войск имени Героя Советского Союза генерал-майора А. И. Лизюкова ждало нового курсанта. Вопреки семейной традиции, Гена решил поступать поближе к дому, где оставались мама и сестра. Хотя оба его старших брата, а до этого отец, учились в Москве, в одном и том же училище. И третьего брата Перунова туда готовы были принять.

Ему наверное было проще, чем нам. Документы он отвозил заранее, как и проходил первую медкомиссию и отбор по физической подготовке. Училище имело богатую историю, так существовало с тысяча девятьсот восемнадцатого года, много раз переименовывалось. Начиная от военно-инструкторского училища и командными курсами, здесь готовили и пулемётчиков, и танкистов, и артиллеристов.