Три сестры. Диана (СИ) - Сдобберг Дина. Страница 30

— Добрый день, — поздоровалась я, когда в мой кабинет зашла девушка.

Я попыталась найти что-то знакомое, но эту девушку я точно видела впервые. Вряд ли бы я забыла обладательницу столь яркой внешности.

— Здравствуйте, — открыто улыбалась девушка. — Я Татьяна, старшая сестра Ольги. На свадьбе меня не было, помните?

— То что не было помню, — разглядывала я Таню. — Но говорили, что вы с мужем не смогли прийти из-за пополнения в семье.

— Да, третий сын как раз родился, вот может хоть сейчас девочка будет, но на всякий случай зову Александром, — засмеялась она, накрыв рукой уже хорошо заметный животик.

Я прекрасно помнила, что и сам Анатолий, и его жена говорили, что Ольга всех сестёр во всём обошла. И по уму, и по внешности. Поэтому старшую сестру снохи я сейчас рассматривала с удивлением. Среднего роста, с высокой и пышной грудью, даже сейчас, на последних месяцах беременности, был заметен крутой изгиб от талии к бёдрам. Белокожая, с приятными щёчками, даже материнские узкие губы её не портили. Тем более, что первым делом взгляд цеплялся за необыкновенно яркие и сияющие зелёные глаза и настоящую буйную гриву кудрей, настолько ярко-огнëнного, рыжего цвета, что казалось будто и в помещении стало светлее. И вот я готова была поспорить с тем, что Ольга красивее старшей сестры.

— К вам так просто не попасть, а у вас девчонка растёт. А у нас с мужем две коровы и кролики. И творог, и кефир я сама делаю. Маленькой всё лучше домашнее кушать, чем покупное. Я сама уже скоро дома сяду, а муж у меня сможет два-три раза в неделю для племянницы привозить. — Объяснила она причину своего появления. — Вот здесь молочка, кефир, творог и молоко. А здесь отдельно мясо кролика, отдельно печень. Я своим мальчикам с трех месяцев печень отвариваю и перетираю. Бульоном пожиже разбавлю и хорошо. А это свекровь передала, это не пить, а девочку купать.

Тканевый мешочек с ярким ароматом трав меня вообще не удивил. Мне самой мама прислала целую посылку с такими запасами. Взглянув на часы, я пригласила Таню в гости. Оказалось, что её ждёт муж на кпп. Пришлось звонить Гене, чтобы решил вопрос с пропуском новых родственников. Пока мы с Таней шли к нам домой, с заходом в казарму за Алей, к нашему дому успел подъехать красный москвич. Машин тогда было совсем немного, и каждая бросалась в глаза. Так что в окнах около дома заметно колыхались занавески.

Увидев меня с внучкой, к нам на встречу пошёл и Генка. Из машины вышел муж Татьяны, внутри остались три мальчика. Василий хоть и был невысокого роста, всего на полголовы выше своей жены, но каким-то невероятным образом казался крупным и строгим, если не сказать суровым.

— Василий, — представился он, протянув Генке руку.

Смуглокожий, черноволосый, с крупными чёрными глазами, ровной густой бородой, он меньше всего ассоциировался с именем Вася.

— Давайте поднимемся, чаю попьём, — пригласила я.

Двое мальчиков выбрались из машины сами.

— Иван, Дмитрий, а это, — Василий чуть приподнял третьего на руках. — Алексей.

Два старших мальчика были похожи на папу, а вот младший уродился в рыжеволосую маму. И вели себя мальчики спокойно и скромно. Але мальчишки явно понравились. Она быстро перевернулась на живот, трогала пальчиками подставляемые мальчиками лица, а потом опускала головку и смеялась. У всех мальчиков на запястьях были плетёные ленточки из разноцветных шерстяных нитей. Одну такую заприметила Аля.

— Это свекровь моя плетёт, — пояснила Таня.

— Я из приречья, а мама из таборных. Просто замуж вышла за оседлого. Но всё равно вот в таких мелочах вольная жизнь проявляется. — Белозубо улыбнулся Вася, разом объяснив свою внешность.

Приречьем здесь называли небольшую деревеньку расположенную по склонам трёх оврагов, по дну которых бежало несколько речушек, чуть дальше собирающихся в одну. Там раньше было место, где вставали табором цыгане. После революции и гражданской, некоторые из них стали оставаться на круглый год. Выросли небольшие домики. А в шестьдесят пятом по этим местам проложили межобластную трассу. Эта дорога отсекла совхозные земли от местного очень старого кладбища на краю леса. Частично заняв её территорию.

Но по старой традиции на краю приречья иногда появлялись странного вида домики палатки. Ещё лет за десять до рождения внучки я такие видела. Частенько пришлые играли свадьбы с местными, осевшими, цыганами. Так случилось и у родителей Василия. От них он и унаследовал внешность. Сам работал бульдозеристом в карьере, жена на ферме.

После рождения первого мальчика, Вася и Таня при поддержке Анатолия и родителей Васи, взяли коттедж. Землю давал совхоз, с кирпичом помогал завод, а вот строить сами. А у Василия отец каменщик, как и два его дядьки, да сам Василий младший из пяти сыновей. Да двоюродные братья. Нужды в помощниках не было. И к рождению третьего ребёнка, Таня с мужем сдали совхозу квартиру, получив сертификат на право приобретения мебели, и встали в очередь на машину.

— Вы на Ольгу внимания не обращайте, это бабка материна ей на уши присела, мол, дворяне, голубая кровь, прабабка графиней ходила, прадед в Крымскую воевал, — вздыхала Таня. — Вот характер поперёк всех и показывает. Вечно всех жить научить старается. Одумается ещё. Да от людей стыдно станет.

— Да уж, — смеялся Генка после ухода гостей. — Тут евреи, тут украинцы, тут цыгане, у меня валашцы с шамахами. Не родня собирается, а Советский Союз в миниатюре.

Новый год мы встречали с семьями двоих сыновей.

— Страшненькая какая, — со стороны смотрела сноха на Алю. — И руки, ноги как веточки.

Аля, словно испугалась, начала морщиться и кряхтеть. Генка тут же подхватил её на руки, успокаивая. Мурча что-то про то, что дед никому в обиду не даст, и что за кое-кем ещё мальчишки бегать устанут.

А вот Руслан настойчиво тянулся к сестре. И даже уснули они в одной кроватке. Правда единственная из троих детей, Аля без десяти двенадцать начала кряхтеть, сообщая, что проснулась. Встретив с нами праздник, внучка спокойно отправилась спать.

— А то придумали, без неё праздновать, — усмехнулся Генка, возвращаясь за стол.

Он вообще при возможности не спускал Алю с рук. С ней разглядывал звёздное небо, и смотрел на зимнюю вьюгу за окном. С ней стоял, наблюдая за весенней капелью и первыми летними ливнями. Он же показал внучке первую грозу. Аля стояла, опираясь на оконное стекло, поддерживаемая дедом и ждала каждую молнию, а потом начинала смеяться и топать ножками по подоконнику. Она очень рано начала пытаться ходить. Стояла, шатаясь и старательно ловя равновесие, плюхалась на попу, и задумчиво хмурилась, разглядывая свои ноги, упирая при этом руки в бока.

— Ну это у неё точно от тебя, — хохотал Генка.

К следующей зиме Анатолий где-то достал совсем малюсенькие валеночки. Гена их для мягкости отбил молотком. А ещё, Толя, который был и охотником, и скорняком, принёс к началу декабря для внучки шапку и шубку из лично добытых прошлой зимой лис.

— Неть! — закрывала голову руками, не давая снять шапку после примерки Аля.

И бежала прятаться к Генке.

— Где тут мой лисёнок? — смеялся муж.

В результате, уже к новому году, на вопрос, где лисёнок, внучка стучала себя по груди и кричала: «Иись».

Она очень живо что-то лепетала на своём детском непонятным. Мы только по схожести звучания догадывались, что предметы начинают получать у внучки обозначения. Видев Генку, она всегда склоняла голову на бок, улыбалась и произносила «деда». Деда млел и тут же тянул руки. Любая каша была бякой, кушали которую мы исключительно с уговорами.

— Ну, лисёнок, деда просит, — сюсюкал Генка.

Я у внучки была исключительно Дина, и никак иначе. Гроза была восторженным бабах, падение чего-то просто бах, купание называлось плюх, а любой солдат обозначался как няня. К новому году у нас было больше двадцати простых слов и обозначений в словаре.

К новому году готовились не только мы. Но и наши друзья. Елизаровы и Вайниры впервые шли на новогоднюю ёлку в клуб в качестве дедушек и бабушек, а первого января дочери Эдика и Киры, Оксане, исполнялся ровно год. Девчонки долго друг к другу присматривались.