Узы любви - Кэмп Кэндис. Страница 11

— Конечно же! Но… что именно вы предлагаете?

— Ну, было бы неплохо, если бы армия, скажем, сэкономила деньги на содержании пленных. Я могу купить им зимнюю одежду, и раз уж они целый день проводят на верфях, мы можем покормить их ленчем. При этом вы не только сэкономите часть отпущенных на содержание пленных денег, но и у вас отпадут хлопоты, связанные с доставкой ленча на верфи.

— Превосходно! Превосходно! — сказал полковник, подумав, что этим светским леди в голову иногда приходят весьма диковинные мысли. — Обратитесь к офицеру, который занимается хозяйственными вопросами тюрьмы.

— Полагаю, что будет лучше, если я предъявлю ему распоряжение за вашей подписью. Вот бумага, чернильница и перо. Напишите, пожалуйста, что вы позволяете мне снабдить пленных одеждой и едой.

Полковник, слегка ошарашенный ее настойчивостью, поспешно черкнул требуемое распоряжение.

Следующим шагом Кетрин было призвать себе на помощь Педжин.

— Пегги, тебе никогда не доводилось бывать в ломбарде?

— Мне, мисс? Нет!

— Ну, а знаешь ли ты какой-нибудь ломбард?

— Нет! Почему вы спрашиваете о ломбарде?

— Тогда, может быть, лучше обратиться к ювелиру…

— Зачем?

— Видишь ли, Пег, как ты знаешь, у нас с отцом произошла размолвка.

— Конечно, я знаю об этом, мисс. Вид у вашего отца неважнецкий, он сильно переживает. Если бы вы с ним поговорили ласково, он с радостью вновь позвал бы вас в контору.

— Дело не только в этом. Он не позволяет мне заняться благотворительностью в отношении пленных. Я достала разрешение военных властей, но теперь мне нужны деньги.

— Ну, может быть, он и в этом пойдет вам навстречу?

— Может быть, — рассудительно произнесла Кетрин, — но я предпочитаю поставить его перед свершившимся фактом.

— А что это такое?

— Ну… то, что уже сделано. Это вроде бы как пойти и купить себе платье, вместо того чтобы испрашивать на покупку позволение.

— Понятно. Так значит, вы хотите сами заплатить за все?

— Совершенно верно. Но мои карманные деньги вряд ли покроют расходы. Мне придется заложить драгоценности, унаследованные мной от матери.

— О, мисс, только не это!

— Не все, конечно! Только, что необходимо. Они одни принадлежат мне и только мне и к отцу не имеют никакого отношения.

— Но вы сами говорили как-то, что все эти ожерелья и подвески многие годы были фамильными драгоценностями семьи вашей матери.

— Да, это так, и мне страшно не хочется расставаться с ними навсегда. Я надеюсь, что когда папа убедится в моей решимости, то побоится скандала, связанного с тем, что я заложила семейные бриллианты, и, чтобы избежать огласки, он выкупит их, тем самым профинансировав то, что я задумала.

— О, мисс, а разве не было бы проще просто попросить его? Я, например, знаю, что у моего отца ужасный характер, в особенности, когда он налакается, но он всегда потом жалеет, что накричал на меня, и если я улыбнусь ему и назову его «папулечкой», как будто я маленькая, он всегда сдастся и сделает, как я хочу.

— Я не собираюсь заниматься телячьими нежностями! Я права и хочу победить отца, положив его на обе лопатки.

Горничная печально вздохнула:

— Даже не придумаю, что делать! Хотя… подождите! Мой Джимми наверняка знает, как обстряпать дельце! Он башковитый парень, и уж он-то точно бывал в ломбарде, потому что любит иногда сыграть в карты. Я вспомнила, что он как-то рассказывал мне, что закладывал и выкупал сотню раз золотые часы своего дедушки.

— Похоже, он в самом деле может помочь!

И в самом деле, он им помог. Симпатичный, с заостренными чертами лица мужчина небольшого роста и дерзкого вида, Джимми О'Тул уверил мисс Девер, что он вполне справится с тем, что она задумала. Он забрал ее алмазные подвески и вскоре вернулся с деньгами, получив чаевые от Кетрин и поцелуй Педжин за свои труды.

Кетрин сразу же приступила к закупке практичной, дешевой, но теплой одежды для пленных. Она разъяснила миссис Вудс, что им предстоит, и печально посетовала, что, должно быть, переоценила возможности экономки. Одним словом, две недели спустя после отказа отца удовлетворить ее просьбу, Кетрин и Педжин с ворохом одежды, ящиками с хлебом и ведрами супа прибыли в полдень на верфи в семейном экипаже Деверов. Кетрин была похожа на военный корабль, поднявший все паруса. Она торжественно прошагала к тюремному фургону, где раздавали ленч, и сразу же привлекла к себе внимание. Пленные поняли, что сейчас должно произойти нечто необычное, и навострили уши, чтобы уловить, о чем разговаривает эта леди с сержантом Гантером.

— Сержант, насколько я понимаю, вы здесь командуете пленными?

— Да, мисс. Вы хотите пожаловаться на кого-то из них?

— Ни в коем случае!

Задрав нос, она надменно посмотрела на сержанта, полагая, что противника лучше всего застать врасплох, неожиданно на него напав.

— Должна вам сказать, я ужасаюсь состоянию, в котором находятся эти пленные.

Сержант тупо уставился на нее в полном недоумении.

— Я вижу, у вас нет оправданий.

— Но… но, мисс… я не…

— Полковник Уэлмэн, когда мы обедали с ним на прошлой недели, согласился со мной.

Сержант, растерявшись и не зная, куда ему деваться, — приятельница тюремного коменданта! — заикаясь, начал лепетать что-то неразборчивое.

— Сержант, — Кетрин повелительно выставила руку, — я вполне понимаю трудности, испытываемые армией, и хочу помочь, разумеется, с согласия полковника.

Она вручила сержанту распоряжение. Сержант прочитал его и вернул Кетрин:

— Как вам будет угодно, мисс.

— Я рада, что мы поняли друг друга, — она вознаградила начальника караула ледяной улыбкой. — Педжин, приступай!

Пленные, слушавшие этот диалог с острым любопытством, стали свидетелями невиданного зрелища: хорошенькая рыжеволосая девушка приблизилась к ним, держа в руках охапку одежды. Сразу же глаза всех присутствующих устремились на нее. От всеобщего внимания Пержин слегка покраснела. Один пленный, мальчик девятнадцати или двадцати лет, вскочил на ноги и подошел к ней. Это был веселый худой парнишка с полными губами и бойкими темными, почти черными, глазами. С видом светского кавалера, не обращая внимания на свои кандалы, он снял шляпу.

— Позвольте мне, мэм. Хорошенькой девушке, вроде вас, нельзя носить такие тяжести.

Услышав свист и выкрики своих товарищей, он усмехнулся и крикнул им в ответ:

— Некоторые из нас, все-таки, джентльмены!

— Несите одежду сюда, мистер… — сказала Кетрин и сделала вопросительную паузу.

— Фортнер, мэм, — сказал он дружелюбно. — Мичман флота конфедерации Эдвард Фортнер. Куда мне это положить?

— Постойте пока и подержите эти вещи, а мы с Педжин раздадим их. Джентльмены, постройтесь, пожалуйста, в очередь, а мисс Шонесси и я дадим каждому из вас набор теплой одежды. Я заметила, что ваша не совсем подходит к холодам бостонской зимы. Эти вещи куплены в магазине готовой одежды, и потому размеры могут несколько не совпадать, хотя я закупила одежду разных размеров, и мы постараемся подобрать ваш размер. Сержант, я была бы очень вам признательна, если бы вы с вашими людьми принесли еду из экипажа.

После того как одежда была распределена, Кетрин приступила к раздаче супа и хлеба, а Педжин разливала кофе. У пленных голова закружилась от аппетитного запаха горячего супа и аромата кофе, а также от близкого присутствия нежно пахнущих духами, улыбающихся женщин. Они добродушно смеялись и громко переговаривались. Их веселье передалось Кетрин и Педжин, они чувствовали себя счастливыми от того, что сделали доброе дело, и от восхищенных взглядов мужчин.

— Мэм, это самый лучший кофе, что мне довелось пробовать, начиная с 1861 года, это правда, — громко сказал все тот же неугомонный Фортнер. — Единственное преимущество плена — это то, что мы избавлены, наконец, от кофе из цикория, хотя, сказать вам честно, мэм, тюремный кофе ненамного лучше кофе из цикория.