Узы любви - Кэмп Кэндис. Страница 9

— Мисс Девер, что происходит? Что случилось?

— Все в порядке, лейтенант Перкинс, — она закинула голову, чтобы вверху трапа увидеть лейтенанта. — Однако, я немного устала. Почему бы нам не вернуться?

— Конечно, — сказал он озабоченно и спустился вниз. — Извините, что я оставил вас одну здесь, вы, должно быть, скучали.

Легкая улыбка осветила лицо Кетрин:

— Я не скучала, лейтенант!

Насмешливо отдав ей честь, Хэмптон удалился, а Кетрин взяла лейтенанта под руку, и они вышли из трюма. Ее сердце еще билось учащенно, и ей казалось, что теперь она сможет танцевать часами. В ее голове царил хаос, потому что она не могла разобраться в поведении Хэмптона и в своих чувствах. Конечно, он отвратителен, этот Хэмптон, груб, нахален, нагл! Она решила, что невзлюбила его всеми силами своей души. Ей страшно хотелось сделать так, чтобы он испытал боль. То, как он смотрел на нее, было возмутительно и непристойно. Но в то же время у нее возникло какое-то странное, неведомое ей прежде чувство. Его ленивый хрипловатый голос заставлял шевелиться волоски на ее коже. Его голос почему-то напоминал ей бренди, ароматное и легкое, но взрывающееся внутри огнем.

Лейтенант Перкинс, увидев ее раскрасневшиеся щеки и золотистые искорки в глазах от пережитого, понял вдруг, как сильно он любит Кетрин.

— Мисс Девер, вы не стали бы возражать, если я… то есть… не мог бы я как-нибудь навестить вас?

Ома взглянула на него, невнимательно слушая, что он говорит.

— Ну разумеется, лейтенант Перкинс.

Ошеломленный легкостью ее ответа, он чуть было не остановился, однако, тем, что нежно пожал изящную руку в перчатке, покоившуюся на сгибе его локтя.

Глава 3

Вид огромной фигуры лейтенанта Перкинса, неуклюже восседавшего в гостиной на краешке изящного стула с тонкими гнутыми ножками и державшего в продубленной морским ветром руке хрупкую чашечку чая, был настолько забавен, что Кетрин пришлось прикусить губу, чтобы удержаться от улыбки.

Предугадывая возможное замечание тети по поводу случайного характера ее знакомства с лейтенантом, Кетрин сказала ей, что визит им нанесет молодой человек, с которым ее познакомил отец. Тетя Амелия, не знавшая в Бостоне никаких Перкинсов, полагала, что лейтенант родом из другого города, возможно даже — упаси Господь! — из другого штата. Она надеялась, что его родиной не окажется этот ужаснейший Нью-Йорк или Пенсильвания. Она вспомнила, что в Провиденсе, штат Род-Айлэнд, живет одна известная старинная семья Перкинсов, с которой не стыдно было б породниться, учитывая, что шансы ее племянницы выйти замуж невелики.

Он зашел к ним в первое же воскресенье, как она и предполагала. Когда дворецкий ввел его в гостиную, он неловко поклонился, и Кетрин заметила, что выглядит он очень смешно среди изысканной обстановки их дома. Для нее это было неудивительно: она часто сталкивалась с тем, что многие моряки казались неуклюжими и угловатыми, когда вдруг оказывались вне привычной им обстановки корабля.

Тетя Амелия, ожидавшая, что придет молодой человек, разбирающийся в тонкостях светского обращения, была ошарашена. Однако, придя в себя, завела беседу о погоде и о том, какие подарки следует выбирать близким к надвигающемуся Рождеству.

Лейтенант внимательно слушал, напустив на себя решительно-серьезный вид. Кетрин, развеселившись, вмешалась в их разговор, предложив выпить чаю, и он с благодарностью согласился, хотя, без сомнения, пожалел об этом, когда ему пришлось держать в руках одновременно нелепо маленькие чашечку и блюдце, что делать он, явно, не привык.

— На каком корабле вы служите, лейтенант Перкинс? — спросила тетя Амелия.

Кетрин поняла, что начался инквизиторский допрос, и приготовилась придти на помощь гостю.

— Я плаваю на «Пентакете» под командованием капитана Легрю, мисс Фритэм.

— Лейтенанту Перкинсу доводилось участвовать в погоне за кораблями мятежников, тетушка! Как это интересно, дух захватывает, не правда ли?

Но хотя тетя Амелия и была робка и нерешительна, все же, она принадлежала к роду Фритэмов, и было нелегко сбить ее с толка, когда она приступала к выяснению чьей-нибудь генеалогии.

— Да, дорогая, разумеется! Конечно же, лейтенант гораздо более привычен к морским приключениям, чем, например, я. Вы плавали до войны?

— Да, я служил в торговом флоте.

— О! И вы собираетесь вернуться в торговый флот после войны?

— Море — это единственное, что я знаю. Я вырос там, и сдается мне, что останусь на море до смертного часа.

— Если бы мне суждено было родиться мужчиной, я непременно стала бы моряком! — сказала Кетрин. — Море всегда притягивало меня.

— Кетрин, — пожурила ее тетя, — ты говоришь неподобающие вещи! Скажите мне, лейтенант, где ваш дом?

— Я родом из Нантакета.

Кетрин сумела расслышать, как заскрипели жернова в голове ее тетушки, оттого что она попыталась вспомнить каких-нибудь Перкинсов в Нантакете. Молодой же человек, решим предоставить паруса своей дальнейшей судьбы на волю ветров, сказал:

— Moй отец — капитан корабля, мисс Фритэм.

— Замечательно! — механически произнесла тетя Амелин.

— Вот как? — заинтересовалась Кетрин. — На какой линии?

— Линии Стифенса, — ответил он, сожалея, что не может похвастаться ответом: «У него свой собственный корабль».

— Линии Стифенса? — Амелия просияла при упоминании знакомого имени. — Кетрин, это корабль Генри Стифенса?

— Да, тетя Амелия, но несмотря на это неприятное обстоятельство, это хорошая линия.

— Кетрин! — воскликнула с упреком Амелия, в то время, как Перкинс подавил смех.

Он, горестно уверовав в то, что все надежды на его дальнейшие ухаживания потеряны, вскоре встал, чтобы откланяться. Вежливо он склонился над рукой мисс Фритэм, а затем поцеловал руку Кетрин, при этом легкое пожатие руки и признательный взгляд, полный сердечного тепла, сказали ей, что он понял и оценил ее усилия принять огонь на себя. Кетрин подбадривающе ему улыбнулась и порадовалась, что Перкинсу не довелось попасть под огонь тяжелой артиллерии тети Аманды, раз у ж тихая и слабая тетя Амелия смогла так его напугать.

— Кетрин, — сказала Амелия после ухода лейтенанта, — я не думаю, что он подходящая тебе пара. Какой-то моряк из Нантакета!

Точно таким же тоном она могла б с успехом произнести «какой-то каторжник из Девилз-Айлэнд».

— Ну что ж, насчет этого не стоит волноваться, тетя Амелия, — парировала Кетрин. — Полагаю, вам удалось отпугнуть его. Сомневаюсь, что он вернется.

— Дорогая, ты в самом деле прониклась симпатией к этому молодому человеку?

— Не говорите глупостей, тетя! Я просто думаю, что он хороший человек, и меня злит, что вы не хотите знать ничего, кроме его имени, происхождения и приплыли ли его предки в Америку на «Майском цветке».

На глазах Амелии сразу же показались слезы, но ее чувствительность еще больше рассердила Кетрин, и она взлетела по лестнице в свою комнату и принялась смотреть в окно, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. Ее нервы начали пошаливать со времени той стычки на верфях пять дней назад.

Перед ее глазами вновь и вновь возникали приклад винтовки, лицо Хэмптона, следовал удар, лицо искажалось, и кровь начинала капать у него из носа и рта. Хоть он и заслужил презрения, но избиение человека в кандалах вызывало у нее отвращение. Без сомнения, нужно было наказать этого наглеца, но брошенная им грубая реплика не могла служить поводом к столь суровому обращению. И что хуже всего, она не видела его среди работавших пленных всю оставшуюся неделю. Его положили в госпиталь? Или в наказание его не допускают до работ? Она вспомнила слова Перкинса о губительности тюремного заключения для человека, привыкшего к безграничной свободе океана, и ей стало больно за этого южанина. Да и в том, что произошло тогда, во многом была ее вина, она это чувствовала. Она повторяла себе, что пленный сам спровоцировал случившееся, что он оскорбил ее… Но с другой стороны, зачем она пришла туда? То был глупый, необдуманный поступок, и она подозревала себя в тайном желании увидеть, как растаптывается достоинство этого наглеца тем, что он, закованный в кандалы, принужден работать на врага. Никак не шли у нее из головы и его горькие слова о жестоком обращении с пленными.