Узы любви - Кэмп Кэндис. Страница 35

— Ах, мужчина… ну, внутри мужчины находится семя будущего ребенка, которое он должен вложить в женщину, когда он входит в нее.

— Но как же вы можете не причинить мне боль, если у вас такой огромный… то, чем вкладывается семя! — вырвалось у нее, и тут же она покраснела до корней волос.

Он добродушно рассмеялся.

— Весь высший свет Бостона был бы потрясен до основания вашими вопросами!

Она закусила губу, разозлившись на себя.

— Ну, вот опять! Да не дуйся ты на меня! В том, что ты сказала, нет ничего дурного. Поверь мне, это нисколько не задевает мужского самолюбия, — он поцеловал ее в макушку, а затем положил ее руку себе на грудь. — Вот, потрогай меня! Удовлетвори свое любопытство.

— Нет! — она отдернула свою руку, но он непреклонно возвратил ее назад и стал водить ею по своей груди.

Его кожа была гладкой и теплой, а волосы колючими. Она уткнулась лицом ему в плечо. Она сгорала от любопытства, но стыдилась это показать. Он передвинул ее руку ниже, с грудной клетки на более мягкую плоть живота. Она почувствовала, как под его кожей перекатываются волнами мускулы. А потом, когда он опустил ее руку еще ниже, она вырвала ее, в страхе отпрянув от него.

— Успокойся, тебе не будет больно. Иди сюда! — по голос был низок и скрипуч, и когда он вернул ее руку на прежнее место, из его горла вырвался приглушенный стон. — Думаю, что пора прервать наш урок, чтобы закрепить полученные знания на практике.

Он приподнял ее голову и поцеловал ее, но не всепоглощающим поцелуем, которого она ожидала, а легким, нежным. Затем его губы прикоснулись к ее уху, нежно пощипывая за мочку, и в низу ее живота что-то затрепетало. Тихо, еле касаясь, его пальцы ласкали ее, поглаживая шелковистую кожу, пока Кетрин не почувствовала, что ее захлестывают миллиарды всевозможных ощущений. Казалось, все в ней внутри заходилось в крике. Ей дико захотелось слиться с его телом, изогнуться дугой под его весом, сделать что-нибудь невероятное. Ей до боли чего-то хотелось, но она не знала, чего именно.

Их губы опять встретились, и, как бы в поисках выхода, ее язык погрузился в его рот. Дрожь прошла по его телу, и его руки крепко, стальными кольцами, сомкнулись вокруг нее. Теперь никакой боли не чувствовалось, теперь ей хотелось, чтобы он целиком принял ее в свое тело.

Он перевернулся на спину, уложив ее на себя, его ноги то сплетались вокруг ее бедер, то раздвигались, и все это время он целовал ее одним бесконечным поцелуем, восхитительным и мучительным. Они катались по постели, словно дикие звери, слившись намертво в объятиях друг друга, пока, в конце концов, он не раздвинул ее ноги и в нее не скользнул меч его страсти.

Медленно он двигал им внутри нее, то глубоко погружая его, то, вынимая, окружив ее всем своим телом. И она стала двигаться в одном ритме с ним, подхваченная вихрем небывалого наслаждения, пока что-то не взорвалось внутри нее приятными брызгами.

Когда он отодвинулся, Кетрин почувствовала себя совершенно обессиленной. Нежно он поцеловал и приласкал ее, спрятав в своих объятиях.

— Вот как это бывает, Кетрин, и даже лучше, — прошептал он ей на ухо. — Я научу тебя таким вещам, которые ты даже не можешь представить себе. Я сделаю так, что ты обезумеешь от желания.

Вскоре он встал с кровати, чтобы одеться. Кетрин осталась лежать, ошеломленная своей страстью. Одевшись, Хэмптон вновь подошел к кровати. Словно невзначай, он погладил ее бедро.

— Ты делаешь меня ленивым, Кейт! А я должен заняться делами, — он сделал паузу, затем улыбнулся. — Мое чутье меня не подвело. Полагаю что и на самом деле из тебя получится неукротимая и страстная любовница.

Он наклонился, легонько поцеловал ее в губы и ушел. Его слова вырвали Кетрин из тумана страсти, в котором она пребывала до сих пор. Милостивый боже, что она натворила! Устыдившись, она закрыла лицо руками. Она уступила ему, да, наслаждалась вместе с этим дьяволом, забыв, растоптав свое благородное воспитание! Вне всякого сомнения, он укрепился в своем убеждении, что она потаскуха! Конечно, так оно и есть! Ведь разве он только что не сказал ей, что собирается сделать ее своей любовницей? Слабость, порок, грех — никогда снова она не позволит себе этого! Она никогда не станет его любовницей по своей воле, каким бы ни было его мнение о ее моральных принципах!

Поразмышляв некоторое время о его порочности, отсутствии моральных устоев, выродившемся развращенном характере и о ее собственной вопиющей греховности, она поднялась, полная решимости, и принялась исправлять ошибки.

Подойдя к тазику для умывания, она стала намыливать и так ожесточенно тереть свое тело и лицо, что стерла кожу почти до крови. Она пыталась избавиться от следов прикосновения его губ и рук. Проблемой для нее было одеться. Хотя ее нижние юбки уцелели, а панталоны и сорочку можно было зашить, платье было испорчено безвозвратно. Ну что ж, ему придется подыскать ей что-нибудь взамен, ведь это он его изорвал. На время она запахнула плащ и стала искать в каюте иголку с ниткой. Достав набор холостяка, она принялась приводить в порядок нижнее белье.

Затем Кетрин оделась, отложив корсет в сторону, поскольку он был также невосстановимо испорчен, как и платье. Она не стала надевать плащ поверх нижнего белья, так как в каюте было тепло. Осторожно расчесав спутавшиеся волосы, она задумчиво изучило свое отражение в зеркале. В таком виде волосы нельзя было оставлять, она выглядела распутницей.

Кетрин поискала на полу свои заколки и попыталась, как обычно, затянуть свои густые волосы в узел на затылке. К своему изумлению, она обнаружила, что не может этого сделать! Пряди выскальзывали у нее из пальцев и выбивались. Как возмутительно! Она не может даже подчинить себе свои собственные волосы! Педжин иногда делала это за нее и всегда помогала ей одеваться, и нее остальное всегда за нее делали слуги, а отец всегда защищал от нужды, опасности и жестокостей жизни. Подумав о том, как же далеко она раньше была от поднятого мира, Кетрин чуть было не поддалась соблазну расплакаться. Она считала себя такой трезво мыслящей, такой самостоятельной, такой способной!.. Теперь же, окунувшись с головой в суровую действительность опасного и равнодушного к твоей боли мира, населенного лишь врагами и безразличными людьми, она осознала, что плохо она подготовлена к жизни, как плохо защищена от ее ударов.

Она заставила себя встряхнуться. На нее это непохоже — то испытывать страх от приставаний Хэмптона, то наслаждаться ими; то чувствовать радость от встречи с опасностью, то трястись от страха в каюте! В высшей степени смехотворно! Преисполнившись решимости, она еще раз предприняла попытку справиться со своими волосами. Возможно, ей не удастся сделать это так, как делала Педжин, у нее нет навыка, но она может уложить их иначе, как часто делала это, будучи ребенком. Кетрин аккуратно заплела свои волосы в косички. Эта прическа вряд ли будет способствовать возбуждению похоти мужчин.

Чтобы не сидеть без дела, она принялась за уборку: вытерла пыль отовсюду, даже с книг, навела порядок на письменном столе и начала застилать кровать, но остановилась и пришла в ужас при виде крови на простыне. Это была ее кровь! Она опять вспомнила, каким же отвратительным типом был этот Хэмптон.

Со злостью она сорвала с кровати эти простыни и, порывшись в комоде, нашла чистые. Она перестелила постель. Поскольку помещение было маленьким, да и какой-то порядок в нем все же был и прежде, уборка не отняла у нее много времени. Затем она села и попыталась снова взяться за чтение «Айвенго», но не смогла, потому что голодный желудок давал о себе знать и отвлекал ее.

Она ничего не ела со вчерашнего завтрака. Ее нервное состояние лишило ее аппетита, и она не притронулась к блюду из бобов, принесенному ей Пелджо вчера вечером. Что он пытается сделать теперь, уморить ее до смерти голодом? Он мог бы вспомнить и прислать ей завтрак! Не в состоянии сидеть спокойно, она встала и подошла к иллюминатору выглянуть наружу. Сколько хватало глаз, всюду простиралось море, серое и холодное, под таким же серым небом. Было уныло и скучно, но скука подействовала на нее успокаивающе.