Москва, я не люблю тебя - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 13

А я много думаю. «Уапще» слишком много. Был бы я примитивнее, попросту не подошел бы к телефону или сказал, что за границей, или… в общем, отказался от этого дела. Но я же образованный раб смысловых надстроек. Прежде чем просто сказать «нет», я подумал о своем имидже человека, решающего чужие проблемы. Я подумал о том, как после отказа меня воспримут другие заказчики, о недостающей сотне тысяч, я подумал о том, что ты викинг, Саслан, а если викинг просит помочь, ему нельзя отказать, он тебе еще пригодится. Я слишком умный… в этом проблема…

Начало недели ясно намекало, что начинаются проблемы. Они всегда приходят сюда с сентябрем, с пробками, которые создают родители, что носятся по городу, покупкая тетради, учебники и всякое школьное дерьмо.

Все проблемы в моей жизни начинались первого сентября. Школьные драки, институтские романы, смена работы — все приходилось на сентябрь. Каждый раз, когда заканчивается лето, я начинаю нервничать, будто завтра снова в школу или институт. Ненавижу первое сентября. Чертов Гитлер начал войну первого сентября, а что сделал ты, чтобы не пойти в школу?

Все началось в понедельник, когда у меня загнил кактус, мирно росший почти два года. Напитался этой адской жарой, вылез из кадки, распластался побегами, и, сука, вырвал из земли корни. Я стоял над кадкой и почти плакал — его молодые отростки распластались по паркету, словно он сбежать хотел. Собрался с духом, напрягся, рванул и… растекся, как кисель, будто ему ноги отрубили. И даже домысливать не надо — все, абсолютно все хотят свалить из Москвы, даже кактусы.

Потом ЭТА. Неуклюжая в своей вечной отстраненности, будто обдолбанная эфиром, восторженно-наивная идиотка, уничтожившая мой диван. Человек, который случайно может взорвать у тебя дома атомную бомбу, приняв ее за зажигалку, а потом замереть между искореженными плитами, торчащей арматурой и пропищать что-то вроде: «Ой, я, кажется, подолом платья зацепилась за что-то острое!»

Потом Саслан со своим кейсом, в котором лежит миллион. Кейсом, который он сам отдал в руки первому встречному, а потом удивился, когда тот пропал. Дефиченто… больной человек, готовый перестрелять весь город из-за ничтожной суммы. Даже взятку интеллигентно дать не может, все оперирует этим старомодным ублюдским кэшем. А апломба — как у неработающей системы ГЛОНАСС. «Мнэ трыдцать сем, и я стою два ярда… я воэн». Воин.

Тоже мне, викинг. У викингов не было кейсов, у викингов не было сбережений, у них были только боевые топоры. Они забирали чужую добычу, часть отдавали своим богам, а остальное тут же пропивали и проедали. С другой стороны, чего ждать от человека, который, входя в управление полуразваленным молочным заводом (туманное утро, автоматчики работают периметр, охрана связана, бывший директор, полузадушенный телефонным шнуром, подписывает уставные документы), задал первый вопрос своему юристу:

«А какая у завода капытализыц будет через год?»

Чертов город, — ты ухитрился даже из чеченских бойцов сделать просто «инуэсторов».

А потом порвался зайчик… ушастый плюшевый зайчик цвета лаванды, такие делают только в Провансе. Внутрь зайчика вшит мешочек, набитый лавандой. Лаванда (Lat. Lavandula) — ароматический вечнозеленый кустарник. Римляне добавляли ее в ванны для свежести, использовали для стирки и уборки. Египтяне растили ее в священных садах Фив и готовили из нее благовония. Остатки лаванды были найдены в запечатанных урнах в гробнице Тутанхамона. Аромат лаванды помогает от головной боли, боли в суставах, ее масло способно лечить ожоги. Впрочем, посмотрите про это в Wikipedia. Главное — лаванда снимает стресс.

Стресс, который у меня никогда не заканчивается. Стресс, который меня преследует, ввиду особенностей работы. Стресс, который мешает принимать правильные решения. Поэтому, когда волнуюсь, я нюхаю зайчика. Точнее, его жопу — именно в эту часть животного вшит заветный мешочек.

Кто-то щелкает суставами, кто-то теребит четки, кто-то катает в руке шары или сжимает резиновое кольцо. Кто-то мастурбирует. А я нюхаю своего зайчика. Точнее, его жопу. С одной стороны, это успокаивает, с другой — таит в себе сакральный смысл: может быть еще хуже.

И вот сегодня, выходя из офиса Саслана, подумав о курьере, я судорожно сжал лежащего в кармане зайчика, и он треснул. Лопнул, прохудился, порвался по ебаному шву… в общем, все плохо. Это был последний зайчик из партии. Кто и когда поедет в Прованс, кого я могу попросить привезти мне зайчиков, я не знаю.

Мне пришлось остановиться и купить скотч. Как назло, скотч продавали только широкий, и мне стоило изрядных трудов вырезать аккуратную полоску, наложить ее на шов, прижать пальцами, потом удерживать минуты три, чтобы в итоге хоть как-то продлить жизнь зайчика. Теперь, когда я подношу его к носу, из зайчика не высыпается трава — но! Отвратительно пахнет химическим пластиковым дерьмом. Скотчем.

Поэтому каждый раз, когда нюхаю зайчика, я думаю о том, что оставшийся скотч я израсходую на курьера, которому чертов Саслан дал чертов кейс с чертовым миллионом. Курьера, который этот чертов кейс украл! Чертова, уродского сраного ничтожного курьера, из-за которого я порвал своего зайчика. Скручу его уродские жуликоватые ручонки, намотаю скотч вокруг шеи, чтобы поддушивать, а остальную часть пленки изведу на рты гребаной семейки курьера, если таковая имеется.

Остановившись на светофоре, достаю фотографию курьера. Бывшее когда-то смазливым лицо, дурацкий ponytail на затылке, довольно честный взгляд. В прошлом, вероятно, отличник. Неужели этот лох мог украсть миллион?

Смотрю записку с его адресом, практически рядом со мной… хм… соседушка. Наверняка дома его нет, если повезет, застану родителей. Дальше — друзья, бабы, хорошо бы жена с детьми, даже если бывшая. Хотя, если уж такой ботаник решился отвинтить у чехов миллион, о судьбе близких он вряд ли задумывается. «Детей в пизду, стариков в изоляторы», — примерно так пела одна гангста группа. И где теперь его искать? В Киеве? В Европе? На Марсе?

Интересно, есть у него открытый Шенген? Последнее слово вызывает ноющую тоску. Включаю музыку:

Ziggy played guitar…
jammin' good with Wierd and Gilly,
and the spiders from Mars
He played it left hand
but made it too far
Became the special man…

Почти год мы ездим вдвоем — я и Дэвид Боуи. А за окнами автомобиля город, который раньше назывался Москва, утыканный теперь уродливыми инопланетными сооружениями, которые люди по глупости называют домами, и вокруг снуют и снуют пауки с Марса — нынешние жители города. Остается лишь подпевать и имитировать голосом гитарные рифы, до того стало здесь херово. И посреди всего этого безумия мне кажется, что Зигги Стардаст — это я. В самом деле, если пауки с Марса уже здесь, то должен же быть и Зигги?

Мне тридцать пять, я стою два ярда… неплохая селф-презентация. Пошло, конечно, но точно. «Мне тридцать пять лет, на моих заграничных счетах девятьсот тысяч долларов». Я написал бы эту фразу на визитных карточках, если бы у меня они были. А что? Исходя из теории Саслана, в наши кислые времена сумма на твоем счете говорит о тебе гораздо больше, чем затертые «Доктор наук» или «Партнер». Фамилия, имя, отчество и цифры вместо телефона, чтобы сразу понимать, с кем имеешь дело. Берешь в руки карточку, а там написано, «Старший Партнер направления прайвет бэнкинг», а внизу цифра $45 000. Ну, разве можно доверять такому «прайвет бэнкинг» свои деньги? Если он сам не заработал, твои уж точно просрет. Направит их в погашение кредита Вольво, или элитного таунхауса «недалеко от Москвы» (километров этак в ста по Ярославке).

Представляете, сколько проблем удалось бы избежать, знай мы точно финансовую историю тех, с кем собираемся иметь дело? Сколько понтов бы ушло и сколько безмерных иллюзий развеялось? Сдается мне, фундамент, на котором стоит город, это не сваи и не бетон. Это понты. Убери их — все рухнет. Нет, положительно, я не люблю Москву и ее жителей с надписями на визитках, которые не соответствуют реальному положению дел.