Книжный на маяке - Гослинг Шэрон. Страница 1

Шэрон Гослинг

Книжный на маяке

Пролог

Письмо пришло в четверг. Оно лежало внутри другого конверта, на вид ничем не примечательного, который Рэйчел открыла не колеблясь. Оно выглядело слегка потрепанным, будто следовало причудливым маршрутом и сделало крюк, прежде чем попасть к ней в руки.

Конверт, который был внутри, теперь лежал на столе лицевой стороной вверх. Рэйчел увидела имя и адрес в прозрачном окошке, и ей вдруг показалось, что она рухнула с высоты и с огромной скоростью летит вниз. Стерлись годы, отделявшие ее от этих пяти коротких строчек и прежнюю Рэйчел от Рэйчел настоящей. Остался лишь стук сердца, забившегося сбивчиво и неровно, когда она увидела имя человека, способного в один миг уничтожить все хорошее, что было в ее жизни.

К конверту прилагалась записка, написанная размашистым почерком с завитушками. Помедлив, Рэйчел развернула ее. Несколько минут невидяще смотрела на строчки, но потом мир вокруг ожил. Вздохнув, она прочитала:

Рэйчел несколько минут смотрела на записку. Он уехал за границу. Неужели? Она подняла взгляд на дверь книжного магазина и на миг представила, как он входит. Его лицо и фигура так четко нарисовались у нее перед глазами, что она пошатнулась и почувствовала на горле цепкую хватку невидимой руки. Она передернула плечами, раздосадованная своей реакцией. Прошло много лет – не месяцев, а лет, – а он так ее и не нашел. А если бы нашел…

– Ты в порядке? – донесся из кресла голос Каллена.

– Да, – ответила она. – Я кое-что забыла. Присмотришь за магазином? Спущусь через минуту.

Рэйчел поднялась наверх, взяв с собой письмо, хотя не знала, что с ним делать. Встала на кухне и повернулась вокруг своей оси. Конверт с именем жег ладонь, как пламя свечи. Как же тут тесно. Негде спрятать письмо, совсем негде.

В конце концов она открыла кухонный ящик, сунула туда конверт и заставила себя забыть о нем. Причин для беспокойства нет. Всего лишь имя на конверте, к тому же давно забытое. Какой от него вред?

Глава первая

Тоби снова снились руины. Он проснулся в темноте, обливаясь потом. И лишь через несколько минут сообразил, что причиной кошмара, вероятно, была жгучая боль в ноге. Со свойственной ему наивностью, которая сводила Сильви с ума, когда они были женаты, Тоби был склонен думать, что раз прежняя жизнь осталась позади, то и угроза смерти тоже исчезла. Однако тем утром, лежа на краю незнакомой кровати, пытаясь отдышаться и дожидаясь, когда утихнет привычная боль, он понял, что ошибался, как и во многом другом.

Всему виной была эта ужасная женщина. Как там ее? Дора Маккриди. Когда накануне Тоби подъехал к коттеджу, который снимал, Маккриди выходила из соседнего дома. В саду у дома стоял знак «Продается» – она, видимо, пришла его посмотреть.

– Хороший район, – сказал он с энтузиазмом. – Думаете переехать?

Ее снисходительный смех резанул слух, и Тоби пожалел, что не промолчал. Женщина сообщила, что ее семья – одна из старейших в регионе, а сама она занимается строительством по всему Абердинширу.

– Но я всегда питала слабость к Ньютон-Данбару, – добавила она. – Я здесь родилась и до сих пор стараюсь иногда сюда заглядывать. Это местечко могло бы стать очень красивым и оживленным, если как следует все продумать и привлечь инвесторов.

– О… а мне кажется, тут и так прекрасно, – ответил Тоби. – Особенно маяк.

Дора оглянулась, посмотрела на городок и громко вздохнула. На холме за дальним рядом домов высилась башня странного вида.

– Это уродство? Надеюсь, вы не ради него сюда приехали?

– Ну, мне тоже надо работать, – ответил Тоби, почему-то почувствовав необходимость оправдываться. – Я искал тихое местечко, и Ньютон-Данбар показался вполне подходящим.

Женщина рассмеялась:

– Что ж, вы не ошиблись с выбором! Тише места не найти. А кем вы работаете, мистер…

Тоби уже пожалел, что поздоровался, но отделаться от нее теперь было нельзя, иначе она сочла бы его грубияном.

– Меня зовут Тоби. Холлингвуд. – Он назвал фамилию после секундного колебания. – Я писатель.

К его облегчению, по лицу Доры Маккриди нельзя было сказать, что она его узнала.

– Что ж, – продолжила она, – если собрались писать о маяке, знайте – башня в плохом состоянии. И давно всем надоела. Внутри там только жуткий старый хлам.

– А разве там сейчас не книжный магазин?

Маккриди продолжала говорить, словно не услышала вопроса:

– Вы же слышали эту историю? Архитектор маяка погиб при пожаре. Его звали Джеймс Макдональд.

– Он погиб… на маяке? – Тоби вздрогнул и невольно покосился на башню.

– Нет, нет. В большом доме. Это случилось еще в начале 1800-х, вскоре после того, как построили эту уродину. Сейчас от дома ничего и не осталось. Жена Макдональда сошла с ума, подожгла дом. А муж был внутри и сгорел заживо.

– Как в готическом романе.

– О да, – ответила Маккриди тем злорадным тоном, каким обычно пересказывают сплетни. – Руины и земля теперь принадлежат мне. Стены заросли травой, а под ней они черные как деготь. Говорят, пожар было видно за много миль, дом горел, а жена плясала на лужайке. Какой сюжет для романа, да? – Она улыбнулась.

Тоби задумался, видела ли когда-нибудь Дора Маккриди заживо горящего человека и стала бы улыбаться, если бы увидела. Он подозревал, что да, и это совсем не улучшило его впечатления о ней.

– Я пишу о другом, – ответил он.

И вот прошлой ночью, помимо обычных всполохов оружейного огня, взрывов и попыток бегства, в его снах бушевал пожар. Тоби внезапно проснулся в темноте и теперь лежал, глядя в незнакомый потолок. По опыту он знал, что сегодня уже не уснет, и неважно, что было еще только пять утра. Он встал, надел спортивные брюки и джемпер и спустился по лестнице спящего дома. Тишина звенела в ушах. Кухня была современная, белая и минималистичная, как и все остальное в коттедже; широкая раздвижная стеклянная дверь вела на террасу, в свою очередь выходившую в сад. Он стоял, вглядываясь в темноту; его отражение в стеклянной двери подрагивало, как призрак, парящий в круге света.

Инертность всегда была его недостатком. Он не знал, что делать. Точнее, знал, но не был уверен, с чего начать. Сильви сказала, что поможет ему заключить контракт с издательством, если он напишет мемуары, но для этого нужно было решиться, ну и, собственно, что-то сделать. У Тоби гораздо лучше получалось реагировать на события и потом описывать их, помещая в нужный контекст. Но он не знал, как поместить в контекст свою жизнь, как описать самого себя, как сделать, чтобы другие его поняли. В последнее время он сам себя не понимал. Что, когда, где, как, почему – в любом журналистском материале должны быть ответы на эти пять вопросов, чтобы материал выполнял свою основную функцию. Тоби не в состоянии был ответить даже на первый, по крайней мере сейчас, когда в его голове все еще звенели отголоски множества чужих историй, многих жизней и событий. Он не смог бы уместить их в законченный отрывок из трехсот, пятисот или даже тысячи слов, но главное, боялся, что не сумеет написать эти слова с достаточным сочувствием.