Ветер и море - Кэнхем Марша. Страница 38

– Нас, – согласился он, опрокидывая ее на кровать. – Еще два дня, и корабль станет нашим.

Глава 9

Кортни медленно открыла глаза. Узкое, длинное вентиляционное отверстие в стене пропускало достаточно света, чтобы она могла увидеть, что их одежда – ее и Баллантайна – валяется на полу, на письменном столе и на перевернутом стуле. Тяжелый запах сгоревшего китового масла и разгоряченных тел висел в спертом воздухе, и ей отчаянно захотелось куда-нибудь спрятаться, любым способом избежать столкновения, которое, она не сомневалась, последует за его пробуждением. Вспомнит ли он что-нибудь? Будет ли он обвинять в этом выпитый ром? Или будет винить ее?

Кортни лежала на боку, одна рука Баллантайна нежно обнимала ее за талию, а другая находилась у нее под головой, служа подушкой. Она чувствовала его легкое дыхание у себя на затылке и ощущала, как поднимается и опускается его грудь, когда светлые волосы щекотали ей спину.

Двигаясь с осторожностью, дюйм за дюймом, чтобы не потревожить спящего американца, Кортни освободилась из его рук и соскользнула с койки. Боль и скованность, к которым она была готова, не проявились немедленно, и Кортни, выпрямившись, потянулась, чтобы сбросить с себя остатки сна. Ее хрупкое тело выдержало на себе вес мужчины, который, по правде говоря, был намного больше ее, – удивительно, что она вообще его выдержала. Ее груди так неистово сжимали, ласкали и целовали, что она ожидала увидеть их сине-черными. А ее губы! Невозможно было поверить, что в них осталось что-то от их естественной формы и цвета.

Но как ни странно, она сохранила способность двигаться легкими шагами и, неслышно подойдя к квадратному зеркалу, остановилась передним. Приготовившись лицезреть то, что, как она предполагала, отразит распухшее, перекошенное лицо, Кортни была поражена, разглядев молодую женщину с влажными лучистыми глазами, в которой не увидела ни малейшего намека на утомление или бессонницу и которую она с трудом узнала. Ее глаза светились, зеленые радужные оболочки были яркими и искрящимися, как драгоценные камни, а розовая кожа излучала тепло. Ее взгляд опустился ниже, отыскивая источник загадочного покалывания в груди, и она увидела, что ее груди не распухли, не посинели и совсем не потеряли форму – наоборот, они были округлыми и твердыми, а соски гордо торчали, обретя уверенность.

В замешательстве Кортни кончиками пальцев прикоснулась к губам, удивившись, что они тоже кажутся ей другими: более нежными – как будто уже никогда не смогут произнести грубого слова. Она даже почувствовала, как они прижимаются к его губам, раскрываются и жадно, ненасытно тянутся к неведомому прежде наслаждению.

Кортни взглянула поверх плеча своего отражения на спящего Адриана Баллантайна. Одеяло сползло, и его распростертое тело было откровенно выставлено напоказ. Прежде она видела голых мужчин дюжинами случайно и по необходимости, однако ни один из них не заставлял ее краснеть. Конечно, никто не заставлял ее долго и пристально разглядывать то, что сейчас лежало обмякшим и безжизненным, однако, поднявшись, могло лишить ее самообладания.

Пока она наблюдала, его рука шевельнулась, и пальцы бессознательно двинулись по груди, чтобы тайком почесать кожу под облаком медных волос, но это движение неожиданно разбудило барабаны в голове Баллантайна, и начавшийся зевок закончился тихим болезненным стоном.

Кортни не стала дожидаться, пока затуманенные глаза откроются и увидят ее. Взяв с пола бриджи, она торопливо натянула их и закрепила ремнем, а потом, подняв половинки разорванной рубашки, в некоторой растерянности смотрела на них, пока не обратила внимания на звуки, раздающиеся с койки.

– Черт... – Адриан проглотил ругательство и попробовал сесть. – Сколько я выпил? Сколько я проспал?

– Что-то не так, Янки? Неужели вас, золотоволосый негодяй, не научили, как нужно пить?

– Ирландка, я... – Он крепко стиснул зубы и сдавил пальцами виски. В его голове стучали гигантские молотки, к горлу подкатывала тошнота, на языке образовался налет толщиной в дюйм, кислый, как дешевое вино, а глаза жгло, словно их засыпало песками Сахары. – Я сейчас не расположен к словесному поединку. Если вы будете так добры, то дайте мне мои...

Не договорив, он сделал два неглубоких вдоха, затем его глаза расширились, и он, по-видимому, только теперь заметил, что сидит голый, что каюта выглядит так, будто по ней пронесся небольшой торнадо, что Кортни не сделала ни малейшей попытки прикрыть обнаженную грудь или спрятать презрение во взгляде.

– Боюсь, мне нужна новая рубашка, – спокойно объявила она. – Вчера вы так спешили освободить меня от этой, что сомневаюсь, можно ли ее починить.

Баллантайн посмотрел на остатки рубашки, потом на собственную наготу, но, очевидно, не смог ничего вспомнить.

– Я полагаю, что вы получили удовольствие со мной, и не представляю, чтобы после прошедшей ночи вам захотелось бы еще, но... – Она пожала плечами, оставив фразу незаконченной.

– О Господи! – застонал он, обхватив руками голову. – Неужели я?..

– Не сомневайтесь. И с огромным энтузиазмом, так что мне жаль вашу невесту, если она слабого телосложения.

Мускулы на щеках Баллантайна отчаянно напряглись, и он густо покраснел, попытавшись найти способ отвергнуть очевидное. Он помнил, как ушел из каюты Мэтью, помнил флягу с ромом и помнил, что слышал голос девушки, доносившийся до него словно по длинному туннелю... но он не мог вспомнить, что было потом. Ничего, кроме...

Он взглянул на нее и увидел изящную тонкую талию, округлые груди и розовые ореолы, которые его язык, разумеется, немедленно вспомнил.

– Запасные рубашки в моем сундуке, – хрипло проговорил он. – Ради Бога, найдите рубашку и наденьте ее.

– Очень жаль, что вы не держите еще и запасные девственные плевы для подобных ситуаций, – иронически приподняла бровь Кортни.

При этих словах Баллантайн вскинул голову, и кровь мгновенно отхлынула от его лица. Что за чушь она несет? В чем она его обвиняет? Он зажал в руке одеяло и невольно проследил за взглядом Кортни, устремленным на пятно высохшей крови на простыне.

– И вы сделали это с таким искусством, что я просто не могу дождаться, когда другое животное тоже изнасилует меня.

– Я... я был пьян, – запинаясь, начал Адриан, чувствуя, как убийственная боль в черепе распространяется вниз и охватывает его тело.

– Вы были беспросветно, мертвецки пьяны, – невозмутимо уточнила Кортни. – И вы набросились на меня, а я ведь говорила вам, что так и будет, когда вы первый раз предложили мне такую сделку.

Баллантайн проглотил сарказм, сознательно не отреагировав на него. Глядя на Кортни сквозь завесу отвращения к себе, он следил за каждым ее движением, пока она искала чистую рубашку, встряхивала ее, чтобы расправить, и натягивала на тело. Рубашка была на несколько размеров больше, чем нужно, и делала ее еще более юной и еще более несчастной жертвой.

Застонав, Баллантайн нетвердой походкой прошел от кровати к умывальнику. Налив воды из кувшина в таз, он набрал воздуха и окунул лицо в ледяную воду. Подняв голову, он отряхнулся и увидел, что Кортни, сидя на краю койки, с любопытством разглядывает его голые ягодицы.

– Выгляните в коридор, – распорядился он, схватив бриджи, – и скажите, там ли еще охранник.

Кортни вздохнула, но подчинилась. Чуть приоткрыв дверь, она выглянула в темный коридор, а когда повернулась, Баллантайн, уже в брюках, наклонился над сундуком, чтобы достать себе рубашку.

– Охранник там, но он стоит возле трапа. Стараясь не встречаться с пристальным, смущающим взглядом Кортни, Адриан надел батистовую рубашку, посмотрел на себя в зеркало, провел рукой по щетине на подбородке и нахмурился, решив, что, должно быть, проспал полдня и всю ночь. Быстрый взгляд на карманные часы сказал ему, что было семь тридцать пять, а свет, проникавший сквозь вентиляционное отверстие, подтвердил, что пока еще утро.

Продолжая избегать насмешливых глаз, он достал ключи и отпер шкаф с бритвенными принадлежностями.