Лучшие годы Риты - Берсенева Анна. Страница 25

Еще год назад Рита восприняла бы такое известие как приятное – Венецию она любила, – но теперь отнеслась к этой поездке так же, как отнеслась бы к любой другой: как к необходимости и почти досадной необходимости.

Ее бывшему немецкому мужу потребовалось, чтобы Рита подписала для него какие-то документы – что-то связанное с полученным им наследством, на которое она как бывшая супруга по непонятной ей причине могла претендовать, но, разумеется, не претендовала, – и он попросил ее прилететь в Венецию, где теперь жил с новой женой – итальянкой. Даже билеты и отель оплатить пообещал, но от этого уж Рита отказалась. Она чувствовала себя обязанной Петеру за все, чем он, пусть без всякого усилия и даже, кажется, незаметно для себя, помог в ее европейском жизнеустройстве. Когда получаешь возможность ездить по всему миру без виз, жить где пожелаешь, держать деньги в любом банке и обращаться к любому немецкому врачу по страховке… Всякий нормальный человек будет за такое благодарен.

– Да ты бы и подольше там погуляла, – сказала Эльмира. – В Венеции-то! Куда спешить? Я хоть три дня с Машенькой побуду, хоть пять, что мне?

Что Эльмира побудет с ребенком сколько надо, Рита понимала. Оплата у нее повременная, почему не побыть? Но оставлять Машу надолго не хотелось. Даже Венеция не была уже для нее той манящей звездой, на свет которой стремишься отовсюду.

Мите она о своем отъезде сообщать не стала. Он приходил к Маше дня за два до того, как Рита узнала о необходимости уехать. Подумает еще, что она просит его побыть с ребенком в ее отсутствие, а это совсем не так.

Когда она уезжала в аэропорт, Маша спала. Рита поцеловала ее в макушку, в то место, где темно-русые и светло-русые пряди, сходясь, образовывали лучистый круг, и вышла из детской с таким тяжелым сердцем, что хоть плачь. А почему? Она не знала.

Отель, в котором Рита забронировала номер, находился возле пьяццале Рома. Она вошла в него прямо с вапоретто – с воды шагнула на порог. Только за эту возможность – необыкновенную, ломающую всё привычное – стоило любить Венецию. Рита и любила.

В ноябре туристов всегда бывало меньше, чем обычно. Венецианцы сидели за столиками уличных кафе, радуясь покою и теплой погоде.

– Я и сам теперь венецианец, – сказал Петер, когда Рита сообщила ему это свое наблюдеиие. – Если бы ты знала, как хорошо здесь жить!

– Я знаю, – улыбнулась Рита. – Вернее, понимаю.

– Конечно, в домах довольно сыро. И из-за туризма довольно шумно. Но зато ты живешь в ритме воды, очеловеченной природы и чувствуешь поэтому, что твоя жизнь идет правильно.

– Никогда ты раньше так не говорил, – удивилась Рита.

– Я никогда раньше так не думал, – уточнил Петер. – Или, может быть, не чувствовал так.

Он был очень трогательный, с хохолком надо лбом, с россыпью веснушек. Трепетность и молодость оставались в нем к сорока пяти годам неизменными.

Рита с ним, кстати, в Венеции и познакомилась. Они тогда пили кьянти в кафе у моста Риальто, он учил ее говорить по-итальянски, маленькие волны плескались рядом с ножками стульев, на которых они сидели… Петер изучал язык в университете и говорил по-итальянски, как Петрарка. Уже много позже Рита поняла, что приняла обаяние языка за обаяние мужчины.

Он совсем не изменился с тех пор, как они расстались. Да и с тех пор, как впервые встретились, – тоже. Вечная молодость.

– Как ты живешь, Рита? – спросил Петер.

Все необходимые документы были подписаны и заверены, и они сидели в точно таком же кафе, в каком когда-то он обольщал ее прелестью итальянских звуковых двойчаток.

– Хорошо, – ответила она. – Моей дочке девять месяцев. Скоро десять будет.

– Ты вышла замуж?

– Нет.

– Мне это очень жаль.

– Почему? – удивилась она.

– Я чувствую неловкость оттого, что не смог дать тебе то, что было тебе нужно.

– А что мне было нужно, Петер? – спросила Рита. – Я и сама не знаю.

– Любовь, – пожав плечами и, кажется, удивившись ее вопросу, ответил он. – Я думаю, это нужно каждому человеку.

Он так и сказал – человеку, а не женщине. От этого его слова прозвучали трогательно, как манифест гуманизма. Они, может, и пафосно бы даже прозвучали, но Петер был сама искренность. И еще он никогда не врал, это было для Риты существенно, когда она выходила за него замуж.

– У меня теперь есть любовь, – сказала она.

– Есть человек, который тебя любит? – переспросил он.

– Ну конечно. Маша. Моя дочь.

– Это очень хорошо, – серьезно кивнул Петер. – Возможно, тебе этого даже достаточно. Ты очень самодостаточный человек, Рита. – Он взглянул на часы и поднялся из-за стола. – Я пойду. Спасибо, что ты так любезно откликнулась на мою просьбу.

– Не за что, – улыбнулась Рита. – Тебе спасибо.

Петер ушел. Она заказала еще чашку кофе и, согревая о нее руки, долго смотрела на воду Лагуны. День был солнечный и тихий. Допив кофе, Рита пошла по набережной, свернула в переулок, покружилась немного по улицам, зашла в церковь Фрари к Тициану… Она давно обошла всю Венецию пешком, и не один раз. Раньше ей нравилось с каждым новым кругом открывать здесь новое, но теперь она поняла, что ее пустыня дотянулась и до Венеции.

«Надо купить вазу, – вспомнила Рита. – Точно такую, как разбила. Я же решила, что обязательно куплю».

О разбитой вазе муранского стекла она не вспоминала с той самой минуты, когда в новой квартире Беттины отставила бокал с коктейлем и решила, что должна родить. С чего вдруг сейчас эта ваза пришла ей в голову?

Как бы там ни было, а идея купить вазу явилась очень кстати. В ней была определенность.

Рита доехала до острова Мурано и зашла в первый попавшийся магазин на главной улице. Потом во второй. Потом в следующий за ним. Странное состояние охватило ее. Она не понимала, почему не купила вазу в первом – там было изобилие. Зачем входит во второй, в третий, в пятый? Что ищет? Ведь ей все равно, какую вазу купить, да и никакая ей не нужна!

От разноцветного стекла рябило в глазах. Рита поняла, что сейчас заплачет. Как же так вышло, что исчезла, растворилась, размазалась ее жизнь?

Она свернула в переулок. Магазины муранского стекла располагались здесь в каждом доме, но витрины были как-то поспокойнее, что ли. Или это она постаралась успокоиться?

Рита увидела, что в старинном доме с круглым окном магазин соединен с кафе. В кафе она и вошла, села за столик. Собственно, только один столик в этом кафе и был, и вместо официанта к ней подошел хозяин. Она поняла это по тому, что у него было лицо ремесленника, мастера. В центральной библиотеке Меченосца была книга о венецианских ремеслах, Рита прочитала ее в третьем классе. На картинке в этой книге у ремесленника было точно такое лицо.

Он поздоровался по-итальянски, потом по-английски спросил:

– Чем могу быть вам полезен?

– Я посмотрю ваше стекло, – ответила Рита. – Только отдохну немного, ладно? У меня уже в глазах пестро.

– Конечно. Я сделаю вам кофе?

Рита кивнула. Слезы остановились. Пока хозяин варил кофе, она оглядывала магазин. И как же он был красив! Муранское стекло, и вообще-то прекрасное, здесь было подобрано с особенным вкусом. На центральной полке стояла большая рыба. Она переливалась всеми оттенками голубого и зеленого, а глаз у нее состоял из многоцветных точек и от этого казался живым. Да и вся она казалась живой, как Лагуна и как сама Венеция.

– Это ваза, – заметив Ритин взгляд на рыбу, сказал хозяин.

– Правда? – обрадовалась Рита. – А я ведь и приехала за вазой. Только никак не могла ее найти. Я свою разбила. По глупости, – зачем-то пояснила она.

Хозяин улыбнулся и сказал:

– Я буду рад, если моя рыба вам поможет.

– Спасибо. – Рита улыбнулась ему в ответ. – Я ее возьму.

Пока Рита пила кофе, хозяин обертывал рыбу в бумагу и пленку, укладывал в коробку.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Я хотела бы купить браслет Мурани. Для моей дочери, – вспомнила Рита.

– Она похожа на вас?