Скажи смерти «нет!» - Кьюсак Димфна. Страница 36

Он смотрел на нее с изумлением.

— Но ведь… но…

— Никаких «но». Поскольку и моя вина есть в том, что ты опоздал на поезд, я по крайней мере должна помочь тебе выпутаться. Сейчас я быстренько приму душ, и мы выезжаем.

Воздух в горах еще сверкал после морозного утра, и небо светлым хрустальным куполом нависло над долиной. Акации у дороги уже покрылись пышной пеной желтых цветов. Магда молча вела свою большую машину по петляющей горной дороге, а Барт смотрел по сторонам, откинувшись на сиденье. Машина с шуршаньем неслась вперед, и стрелка спидометра лежала на восьмидесяти. Интересно, о чем она думает? Никогда нельзя сказать, о чем думает Магда. Когда лицо ее спокойно, оно просто непроницаемо. Вот и сейчас она ведет машину, крепко сжав губы и внимательно следя за дорогой, и кажется, что она думает только о дороге и о машине. Водит она хорошо. Чертовски много вещей она делает хорошо.

— Дай сигарету, пожалуйста.

Он зажал в губах две сигареты и, прикурив, передал ей одну. Она бросила взгляд на часы, вделанные в щиток управления.

— Идем неплохо. Если и дальше удача нам не изменит, через полчаса на месте будем. Может, даже тебе не придется жалеть о поезде.

Он надеялся, что так оно и будет, а то, если сказать Дорин, что приехал на машине, начнутся расспросы. Ему стало немножко страшно при мысли, что Дорин может заметить, как он подъедет и выйдет из машины. Ох, и паршиво будет! У него даже пот проступил на лбу.

От самого Сиднея они мчались со скоростью восемьдесят километров, а сейчас стрелка спидометра качалась где-то у ста. Он взглянул на Магду. Она была одета в элегантный костюм из твида, очевидно, очень дорогой. Да, как бы много ни храпел ее муж, обеспечивает он ее неплохо.

В нем поднялось возмущение. Он подумал, как легко доставались им деньги и как тяжело доставались они ему.

Но с этим покончено. Он, наверное, так же виноват во всем этом, как и Магда, хотя сейчас, оглядываясь назад, он ясно видел, что она с самого начала все подстроила.

У него внутри все сжалось от страха, когда он стал думать, что он скажет Джэн. Интересно, подведет его эта их «женская интуиция» или нет? Ведь Джэн всегда будто внутрь тебе заглядывает, видит тебя насквозь. Ей нельзя лгать. При этом чувствуешь себя дурак дураком. И не то, чтоб она была подозрительной, нет. Он и представить себе не мог, чтобы Джэн стала подозрительной. Но если она догадается, что случилось с ним после всего, что он говорил ей, после всего, что было между ними, если она догадается, тогда уж ему придется настаивать на своем и лгать так упорно, как он никому и никогда не лгал, потому что правду сказать он ей не сможет, что бы ни случилось.

Он втянул запах Магдиных духов. Хотя он принял горячий душ и с мылом помыл голову, он не мог с уверенностью сказать, исходит этот запах все еще от него или только от нее. И, глядя на ее спокойное лицо с высокими скулами, с коротким прямым носиком, на ее руки, уверенно лежащие на баранке руля, на ее тело, свободно откинувшееся на спинку сиденья, он давал себе клятву, что это никогда больше не повторится. Это было просто сумасшествие.

С похмелья или не с похмелья, но сегодня он уже владел собой. И сейчас, думая о Джэн, он удивлялся, как это он мог так потерять голову, словно от солнечного удара, в тот миг, когда губы Магды прижались к его губам. В тропиках он научился оберегаться от солнечного удара, и теперь он будет оберегаться от Магды. Во всяком случае, он выкинет все это из своей жизни, чтоб оно не беспокоило его больше. Подумать только: четыре месяца сдерживался и теперь не устоял перед Магдой! Потом ему стало стыдно, что он так думает о ней. В конце концов Магда чертовски порядочно себя ведет. Немногие женщины вели бы себя так порядочно в подобных обстоятельствах и жертвовали целым днем для того, чтобы привезти его сюда, так, будто Джэн что-то значила для нее. И в конце концов она ведь, ничего не скрывая, рассказала ему о муже, а он никогда не рассказывал ей о Джэн. Даже сейчас при мысли о том, чтобы разговаривать с ней о Джэн, его как-то покоробило.

Горные поселки вставали на их пути и проносились мимо, а они все мчались сквозь горы вдоль линии железной дороги. Наконец показались так хорошо знакомые ему очертания Пайн Риджа и высокая насыпь, темневшая на фоне неба, а впереди они увидели дымок поезда, преодолевавшего последний подъем к Уэнтуорт Фолз.

Магда снова взглянула на щиток с часами.

— Ну что я тебе говорила? Ты сможешь выйти у поворота и подоспеешь к больнице прямо как с поезда. Каков расчет, а?

— Замечательно!

Он улыбнулся ей, чувствуя уверенность в себе, и только при мысли о Джэн у него на душе заскребли кошки. Наваждения больше не было. Магде больше не удастся искусить его.

— Я тебя подберу под вечер. Я пока поеду в Катумбу и там повидаюсь с друзьями, а с тобой встретимся на станции.

— Бога ради, не надо, — сказал он с тревогой. — Сестра Джэн живет там, и если она тебя увидит…

Магда пожала плечами.

— Так что ты хочешь, чтобы я обратно одна ехала, так, что ли?

Барт нахмурился. Да, ничего себе положеньице! Она с иронией наблюдала за ним. Отправить ее назад одну было бы с его стороны довольно паскудно.

— Порядок, — сказал он ворчливо. — Но мне придется сесть на поезд в пять тридцать в Уэнтуорт Фолз, если Дорин окажется поблизости. А ты жди меня на следующей станции.

Магда остановила машину на повороте к санаторию.

— Вы прибыли, сэр. Ваш шофер подаст машину в Балабурру в назначенное время. Можете положиться.

Он быстро выскочил из машины, стараясь придумать, что бы это такое сказать, чтобы не показаться грубым, но машина рванулась с места и умчалась, прежде чем он успел заговорить.

Когда Барт вошел в комнату Джэн и увидел, как она подалась навстречу ему, у него появилось чувство, будто он никогда с ней не разлучался. Миссис Карлтон, к счастью, спала, и Барт, взяв ручки Джэн в свои руки, прижался к ним щекой. Он стоял так и чувствовал, что мир и спокойствие изливаются на него, как вода изливается из источника.

— Я знаю, что сказал врач, — выговорил он наконец.

— Правда, чудесно?

— Чудесно, просто слов нет.

Он сидел у ее постели, держал ее руки в своих, как будто не собираясь больше выпускать их, и был сейчас похож на человека, который едва не утонул и теперь продолжает цепляться за веревку, которой его вытянули на берег.

— Они с сегодняшнего дня хотят разрешить мне вставать на несколько часов каждый день.

И при виде ее радости ему стало больно.

Он вдруг осознал яснее, чем когда бы то ни было, что значили для нее последние месяцы, подобные месяцам заточения, для нее, такой живой и подвижной, чье каждое движение было как сама жизнь, для нее, которая носилась вместе с ним по берегу океана, как молодая лань, и которая лучше, чем он сам, умела прыгать и гоняться на волнах прибоя! И вот с сегодняшнего дня ей собираются разрешить вставать лишь на пару часов, и лицо ее сияет при этой мысли, словно ей посулили райское блаженство!

— Милая, это просто замечательно! — Голос его дрогнул. — Что ж, думаю, через несколько недель ты будешь носиться по горам вместе со стариной Леонардом и другими ходячими.

Она счастливо засмеялась, и сердце его оттаяло. Прошедшая ночь отступила, как привидевшийся во сне кошмар.

— Ну, а что ж на самом деле сказал тебе лекарь?

— Да он сказал, будто просвечивание показало, что очаг стал явно меньше, что пневмоторакс мне здорово помогает и что пульс у меня становится медленнее.

— А у меня чаще.

— Температура сейчас нормальная, и в общем еще через несколько месяцев я буду совсем как новая, еще лучше, чем до болезни.

— Ты для меня всегда новая — самого последнего выпуска.

Он остановил взгляд на ее лице, на котором лихорадочным блеском сияли глаза. Потом стал перебирать пальцами ее мягкие волосы.

— У тебя сегодня очень красивые волосы.