Скажи смерти «нет!» - Кьюсак Димфна. Страница 9
— Ну и повзрослела?
— Только когда тебя встретила. Знаешь, в те годы, когда все росли и становились взрослыми, я уходила на берег и там прыгала в волнах, читала, мечтала.
— Да, меня это тоже удивило при первой встрече.
— Что?
— Да то, сколько ты успела прочесть.
— Мне повезло, — проговорила Джэн задумчиво, — отец очень любил читать и меня приучил тоже.
Барт шлепнул веслом по плавающему листу.
— А о чем ты мечтала?
— Наверное, о тебе, так мне теперь кажется.
Барт встретился взглядом с ее глазами, обезоруживающе серьезно смотревшими с сияющего улыбкой лица. Он смущенно улыбнулся и наклонил голову:
— Благодарю вас, леди. А я сразу влюбился, когда увидел, как ты прыгнула на огромную волну. Это уж точно. Именно такой я представлял себе современную русалку.
— Русалку без хвоста.
Оба радостно рассмеялись.
— Должен сказать, я несколько видоизменил это первое представление, когда ты обогнала меня на трехсотметровой дистанции от пляжа до палатки.
— Ну вот еще, брось! — Джэн изобразила полную застенчивость. — Да ты из меня какую-то амазонку делаешь.
— Ни у одной амазонки никогда не было ни такой чудной мордашки, ни такой фигуры, — сказал Барт с шутливым поклоном. — Ну, да ладно, хватит с вас комплиментов.
Он склонился к веслам.
— Сейчас надо подыскать местечко для завтрака и посмотреть, что ты там насовала в этот пузатый мешок, на который ты так жадно поглядываешь.
— Вот тебе и на! У самого-то уже битых полчаса слюнки текут при одном взгляде на мешок.
— Так ведь я и потрудился.
— Ох, уж это мне мужское бахвальство! А ведь три четверти пути мне пришлось лодку тянуть.
— Нет, все-таки голод мой вызван только переутомлением, — упорствовал Барт.
— Ерунда! Вспомни, какой ты сегодня завтрак умял.
— Я и полюбил тебя за то, что ты такая чудная стряпуха.
— Вот те и на! Только за это?
— И еще за многое!
Барт улыбнулся, заметив, как разливается румянец под ее загорелой кожей.
— Ну, пора вылезать! Вот хорошее местечко.
Барт привязал лодку к кусту шиоки, склонившемуся над водой. Джэн с мешком на плече выскочила на берег.
— Ну-ка, побыстрей разведи костер, и я тебе в два счета приготовлю завтрак.
Вскоре запах горящих эвкалиптовых листьев наполнил прогалину, и струйка дыма лениво поползла по краю густой поросли. Барт наполнил водой закопченный котелок и пристроил его у огня, а Джэн, уложив отбивные на железной решетке, установила ее на очаге, который Барт соорудил из камней. И уже через несколько минут жир закапал в огонь, а мясо дразняще зашипело. Аппетитный запах отбивных, зажаренных на решетке, смешался с запахом горящих эвкалиптовых листьев.
Джэн намазала маслом толстые ломти свежего хлеба, нарезала ломтиками помидоры, хрустящий салат. Барт поднял крышку с котелка, добавил чаю и снова поставил его на огонь, чтобы он еще докипел.
Потом они растянулись в тени банксии на жесткой прохладной траве. Барт разлил чай по чашкам и радостно вздохнул. Да, обыкновенный пикник с Джэн лучше, чем роскошный ужин с кем бы то ни было. Вслух же он произнес:
— Что ж, может, амброзия и была вкуснее, но я б с богами не махнулся.
Джэн вгрызлась зубами в отбивную и от удовольствия даже глаза зажмурила.
— Я тоже.
Они брели по мелководью вдоль озерного берега. Джэн несла фонарь, а Барт сетку для креветок. Вода сверкала в кругу света, отбрасываемом фонарем, а дальше, за кругом, расстилалась тьма, такая густая и черная, что единственная звезда, сиявшая сегодня на небе, чертила дорожку через все озеро.
У противоположного берега сверкали фонари других полуночников, и голоса их, плывшие над водой, казались какими-то нездешними, нереальными…
— Сюда! Сюда! Барт! — Джэн возбужденно замахала фонарем. — Здесь их миллион…
Джэн поднесла фонарь к самой воде, и Барт мог разглядеть теперь выхваченную светом, переливавшуюся в лучах фонаря стайку креветок, их прозрачные сверкающие тела, их выпученные и блестящие, словно бусинки, глаза.
— Сюда! Скорей!
Барт погрузил сетку в воду и почувствовал, как она потяжелела. Он потянул ее кверху, и целый дождь брызг, засверкав в лучах фонаря, посыпался в воду, а внутри сети кишели креветки.
С гордостью они осмотрели улов, потом повернули к берегу и пошли назад, к своей лачуге, вдоль берега, у которого фосфорически мерцали тихие волны и замирали с мерным шорохом в прибрежных зарослях тростника.
Глава 5
Прошло уже девять из десяти дней, и оставшееся время было для Джэн таким драгоценным, что она измеряла его уже не днями, а часами и минутами.
— Такого отдыха у меня в жизни не было, — уверял ее Барт однажды утром.
Они возвращались с утреннего купания, вода капала с них, и на всем пути они оставляли за собой влажные следы на песке. Он прижался к ней мокрым лицом, еще не успевшим просохнуть после последнего прыжка в воду, с его волос на нее градом посыпались капли.
— Да, так здорово я еще, наверно, никогда не отдыхал, — продолжал он. — Этакое нам, видно, боги один раз в жизни даруют.
Усталость, которая охватывала ее временами, проникая до самых костей, снова вернулась сегодня к Джэн, и даже утреннее купание в озере не могло прогнать ее. Ничто не могло отвлечь ее от мрачных мыслей о предстоящем расставании.
В тот вечер она увидела, как пара черных лебедей камнем упала с неба и поплыла над гладью озера мрачной четверкой — два настоящих и два рожденных зеркалом вод; потом они вдруг взметнулись вверх и, прошелестев шелковистыми крыльями, умчались ввысь, пронзая тишину вечера жалобным, дрожащим криком. И, глядя, как взметнулись ввысь огромные птицы, оставляя за собой на воде пенный след, Джэн почувствовала, что в душу ей запала колдовская красота этого вечера. С первой же их ночи здесь она отстранила от себя прежнее чувство неуверенности в их отношениях, но теперь, когда часы неумолимо отстукивали тающие минуты отдыха, она не могла больше обороняться от него. С прежней мучительностью проснулось в ней сознание того, как, в сущности, непрочны их отношения, и пережитое здесь счастье делало эту мысль еще невыносимее. О разлуке их нельзя было думать теперь, как о простом расставании. Их жизни настолько переплелись, что разлучить их теперь значило резать по живому.
В тот вечер прилив поднялся высоко; сидя за ужином на веранде, они слышали, как вода хлюпает о сваи лачуги и мерно стучит на приколе старая лодка.
— Такого ужина я не едал за последние полтора года, — сказал Барт, выливая в стакан остатки пива. — Жареные лещики, креветки собственного улова и пивко — лучше не придумаешь.
Джэн, улыбнувшись, лениво потянулась на кушетке, к которой был придвинут стол.
— Божественное завершение божественного отпуска.
— Да, такие десять дней могут на всю жизнь сделать жителем побережья, одним из тех бродяг, что слоняются по берегу, собирая всякую всячину, принесенную морем. А жаль, что Чилла сдал уже эту лачугу, мы могли бы остаться здесь до конца моего отпуска.
Он подошел к перилам веранды и поглядел вдаль, туда, где за темной гладью озера поднимались темные очертания противоположного берега. Сердце Джэн радостно забилось при этих словах, но потом прежняя грусть овладела ею. Иногда он говорил так, но какое значение придавал он этим словам?
Стояла тишина, и слышался лишь плеск воды о сваи, мерное постукивание лодки о бревна причала да тихий шепот ветерка в низкорослых кустах шиоки у самой воды. Порыв ветра растрепал его волосы; в лампе на столе взметнулось и сникло пламя, оставив темный след сажи на стекле.
Барт глубоко вдохнул воздух, напоенный тысячью запахов, пробужденных ночью. Озерная гладь поблескивала под звездным небом, а вдоль берега озера колыхались фонари: это были ловцы креветок. Барт обернулся к Джэн, чтобы окликнуть ее, и увидел, что она уже спит, подперев рукой раскрасневшуюся щеку.