Директива Джэнсона - Ладлэм Роберт. Страница 79

В ответ государственный департамент без лишнего шума отказался от попыток добиться экстрадиции [39] Купера.

Джэнсон отхлебнул горячий кофе из кружки, заляпанной краской.

– Не сомневаюсь, ты просто заглянул ко мне в гости, – сказал Купер. – Не сомневаюсь, тебе, как бы это сказать, ничего от меня не нужно.

Его речь нисколько не изменилась со времени их первой встречи, состоявшейся много лет назад.

– Слушай, – сказал Джэнсон, – не возражаешь, если я у тебя ненадолго приземлюсь?

– Mi casa es su casa, amigo, [40] – ответил Купер.

Он поднес к губам косячок с марихуаной; Джэнсон так и не смог определить, оказывает ли по-прежнему наркотик на него действие, или же Куперу просто необходимо постоянно принимать дозу, чтобы возвращаться в состояние, которое для него считалось нормальным.

– Сказать по правде, компания мне не помешает, – затянувшись, продолжал Барри. – Дорис от меня ушла, я тебе об этом еще не говорил?

– Ты мне еще не говорил, что у вас с Дорис что-то было, – заметил Джэнсон. – Барри, я понятия не имею, о ком ты говоришь.

– О, – сказал Купер, сосредоточенно наморщив лоб.

Было видно, он ищет продолжение: а следовательно… а следовательно… а следовательно… Двигатель его рассудка вращался, но никак не мог завестись. Наконец Барри поднял указательный палец.

– Значит… не бери в голову.

Очевидно, до него все-таки дошло, что человека, с которым он не виделся больше восьми лет, вряд ли будет интересовать недавнее окончание мимолетной связи, продолжавшейся шесть недель. Купер настолько обрадовался своему, как ему показалось, остроумному ответу, что откинулся назад и ухмыльнулся.

– Слушай, дружище, я действительно рад тебя видеть. – Он шутливо ткнул Джэнсона в плечо. – Соседушка! У меня опять будет сосед, как когда-то в университетском общежитии.

Джэнсон поморщился: его рука все еще болела после стычки в Риджент-Парке.

– Что с тобой? – Взгляд Купера наполнился озабоченностью.

– Ничего, все в порядке, – заверил его Джэнсон. – Но на этот раз, полагаю, мы сохраним этот маленький визит в тайне, comprende? [41]

– Comprendo mio maximo, [42] – ответил Купер на своей любимой смеси испанского, итальянского и зачатков латыни, полученных в школе, где времена, падежи и склонения определялись его сиюминутным настроением.

Джэнсон подумал, что этот человек был рожден для того, чтобы стать второстепенным персонажем авантюрно-приключенческого романа Хантера Томпсона. В чем-то Купер проделал большой путь, но в чем-то остался таким же, каким был раньше.

– Давай прогуляемся, – предложил Джэнсон.

– Чума, – ответил Купер.

Ярко горящие фонари не позволяли опуститься на город вечерним сумеркам. Купер и Джэнсон вышли на «золотой изгиб» Херенграхт. Когда-то это было излюбленное место корабельщиков и торговцев, процветавших три столетия назад, в золотой век Амстердама. Сейчас большая часть этих особняков принадлежала банкам, музеям, издательствам и консульствам. Здания XVII века как-то по-особенному сияли в свете неоновых ламп, подчеркивающем их индивидуальные отличия. В архитектуре одного из домов явно чувствовалось своеобразное влияние французского зодчества, проявляющееся в листьях аканфов и завитках, украшавших фасад из известняка; рядом с ним возвышалось мрачное сооружение из темного кирпича, оживленного лишь узким коньком. Повсюду встречались скругленные карнизы, модильоны, флероны, декоративные консоли и слуховые окошки: не было недостатка в укромных уголках и щелях, которыми мог бы воспользоваться наблюдатель, желающий остаться незамеченным. Каждый брус с блоком, прочно вмонтированный в балки крыши, в ночном полумраке казался Джэнсону страшным и зловещим.

– Значит, ты каждый день видишь эти улицы, – заметил он.

– Каждый божий день, дружище, – подтвердил Купер. – Это мое ремесло. Я рисую то, что у меня перед глазами. Только чуточку по-другому. Панораму улиц, а иногда просто какой-нибудь дом. Или церковь. Туристы особенно клюют на церкви.

– Можно заказать тебе один рисунок?

Похоже, Купер был тронут.

– Ты серьезно?

– Есть один особняк на Принсенграхт, на углу с Лейдсестраат. Знаешь, о чем я говорю?

– У тебя хороший вкус, дружище. Это не дом, а конфетка.

Здание было переделано из трех соседствующих друг с другом строений, но фасад был преображен так, как будто это один особняк. Портик поддерживали восемь легких колонн в коринфском стиле; на улицу смотрели семь окон с фонарями. Красные полоски кирпичной кладки перемежались с серым облицовочным камнем. История оставила свой след на каждом кирпичике здания, в котором располагалась центральная штаб-квартира Фонда Свободы.

– Как ты думаешь, ты сможешь сделать рисунок прямо сейчас? Как можно подробнее.

Они едва не столкнулись с быстро мчащимся велосипедистом, едущим не в ту сторону по улице с односторонним движением.

– Классно! Знаешь, я даже не догадывался, что ты так запал на мою мазню. По-моему, ты всегда относился к ней как-то снисходительно. Я думал, это не в твоем вкусе.

– Барри, со всеми подробностями, с какими только сможешь, – подчеркнул Джэнсон. – И, если можешь, вид сзади. Здание должно быть видно с Ланге Лейдседварсстраат.

– Я распечатаю новую пачку пастелей, – сказал Купер. – Специально ради такого дела.

Велосипедисты и уличные художники – две категории людей, на которых в старой части Амстердама никто не посмотрит дважды. Купер может сидеть на тротуаре прямо напротив парадного подъезда, и его никто не заметит. Он уже много лет занимается именно этим. Он растворится в окружающей обстановке, став ее частью.

Вернувшись час спустя в плавучий дом Купера, Джэнсон внимательно изучил наброски. Ничего хорошего. Существовали различные пути проникновения в здание, но все они были на виду. Кроме того, по всей вероятности, для охраны применяются расставленные повсюду датчики, реагирующие на малейшее движение. А поскольку своей тыльной частью здание выходит на Ланге Лейдседварсстраат, с этой стороны пробраться в него незамеченным также нельзя.

Как правило, безопасность достигается одним из двух способов. Более привычный состоит в изоляции: замок на вершине горы, подземный бункер. Второй, наоборот, требует многолюдного окружения. Никто не сможет незаметно проникнуть в здание, находящееся в центре города, на глазах у многочисленных прохожих. Преимущество штаб-квартиры Фонда Свободы как раз заключалось в том, что, не полагаясь исключительно на меры безопасности, здание превращало сотни лю дей, туристов и зевак, разгуливающих по старой части Амстердама, в надежных часовых. В первую очередь, оно было защищено тем, что находилось у всех на виду.

Джэнсон сурово одернул себя: его мысли упорно ходят по замкнутому кругу, предлагая решения, помогавшие ему в прошлом, но теперь в данных обстоятельствах совершенно бесполезные. Он должен взглянуть на все с другой стороны.

У него в голове зазвучали слова Демареста, отголоски другой эпохи: «Не видишь выхода? Не спеши, взгляни на вещи по-другому. Надо увидеть двух белых лебедей вместо одного черного. Увидеть кусок пирога вместо пирога, от которого отрезали кусок. Сложи куб Некера внутрь, а не наружу. Стремись к целостности натуры, мальчик. Это сделает тебя свободным».

Он на несколько секунд закрыл глаза. Ему надо взглянуть глазами своих оппонентов. Они считали, что многолюдное окружение станет самым эффективным уровнем защиты – и Джэнсон вынужден был признать правоту их логики. Но они ждут скрытной попытки проникновения; именно с таким расчетом и строилась система безопасности. Значит, он не будет скрываться. Он войдет в здание, привлекая к себе как можно больше внимания, через парадный подъезд. Эта операция требует не скрытности, а наглой самоуверенности.