Потерянные имена, чужие тени - Осокина Ярослава. Страница 6

– Раду! – воскликнула она. – Только не убивай его! Будь милосерден!

Корнелий покосился на нее.

– Неожиданно, – прокомментировал Корнелий. – Думал, вы за него переживаете.

Тию взглянула на него: темные глаза – тихие озера, и что там в глубине под гладью?

– Воздействие на противника и создание нужного образа, – едва слышно сказала она, – часть победы.

Тем временем Раду начали подбадривать и недавно возмущенные слуги, и мимо проходящие зеваки, да и хозяева гостиницы не отставали. Девчонка наконец отошла подальше, и Тию подозвала ее к себе, чтобы та больше не мешалась под ногами.

Драка разрешилась неожиданно и быстро. Раду вконец озлился, а тут Тиба за ножом полез… едва только сверкнуло на солнце его лезвие, Тию коротко вскрикнула, как-то по-особому позвав: «Раду!», и тот змеей извернулся, уворачиваясь.

А потом вороненой сталью мелькнул его изогнутый клинок, и пару мгновений спустя Тиба лежал на земле, хватаясь руками за грудь. Сквозь разрезы на рубахе толчками лилась темная кровь. Раду наступил каблуком на упавший нож Тибы, и лезвие тонко взвизгнуло, ломаясь на куски.

Взлохмаченный, злой Раду схватил за шиворот оставшегося на ногах подельника Тибы и подтянул ближе.

Медленно вытер окровавленное лезвие о грязную рубаху мужичка и выцедил в искаженное лицо:

– Уберись тут, смерд. Еще раз увижу кого из вас, убью сразу.

И отступил, вкладывая кинжал в ножны.

Пару мгновений стояла глухая тишина. Раду упер руки в бока, наблюдая за сопящим мужичком. Тот мялся, не зная, с чего начать, потом подхватил хрипящего Тибу под мышки и поволок прочь, по дороге пнув третьего подельника в бок.

– Эк вы его, – с уважением сказал один из слуг, потом почесал бороду и признался: – Я на той неделе пьяный шел домой, так они, суки, хотели кошель у меня забрать…

– И как, забрали? – хмуро спросил Раду, уже заранее презрительно скривив рот.

– Куда им! – фыркнул тот. – Я ж его и пропил как раз.

Раду поднял бровь, не ожидав такого ответа, а потом вдруг захохотал, хрипло и надсадно, и остальные подхватили, так что вслед разбойникам еще долго несся дружный гогот. К Раду подходили уважительно потрясти за руку, да восхититься, как не «забоялся господин такого дурного человека».

– Ах, боже мой, – устало вздохнула Тию. – С вашего разрешения, господин Тенда, я пойду отдохну. Вся эта дорога вымотала меня донельзя.

Корнелий кивнул, поглядел еще немного, как споро и оживленно слуги хватают вещи, еще недавно побросанные кое-как на землю, и пошел следом за Тию.

– А ведь я думал, не примут, освистают или как-то еще выкажут недовольство, – пробормотал Корнелий.

Тию, не оборачиваясь, пожала плечами.

То мгновение сразу после драки, обрывок тишины, когда все замолчали, а побитый разбойник тащил Тибу прочь, казался теперь Корнелию переломным. Чуть пошло бы не так – и Раду оказался бы в глазах толпы не героем, а таким же злом, как и Тиба. Они ведь и готовы были его отринуть, он им не нравился, высокомерный, придирчивый господинчик.

И вот же эдак повернулось все.

Про себя Корнелий решил, что устроит все дела побыстрее, и постарается уехать раньше срока. Мало ли что – вдруг Тиба жив останется, сам мстить решит, или еще кого найдет? Где тут Корнелий себе другого помощника найти сможет? Да и с Раду не хотелось расставаться, не расколол еще этот хитрый орех-загадку.

А как говорят в народе? Вот так: задумал что – уменьши втрое задуманную прибыль, добавь вдвое больше затрат. Так оно и выходит, труда всегда больше, а итог оставляет желать лучшего.

Корнелий еще не знал, что задержаться в Тичанах ему придется надолго.

Глава третья. Вурдалаки и прочие соседи

Тию писала письма. По утрам, когда Корнелий спускался к завтраку, она выходила из маленькой угловой гостиной, держа стопку листов, и спокойно кивала ему. Вечерами, когда Корнелий устраивался перед камином с книгой и заметками, а Раду выполнял задания или составлял планы на следующий день, Тию тихо сидела за письменным столом и писала. Мерный скрип пера и шорох песка успокаивал, но Корнелий все больше любопытствовал, кому и что пишет девушка?

– Я пишу дяде и его дочери, в Дажью, – ответила Тию. – Я обещала им.

– Каждый день? И так много?

– Я пишу о том, что с нами за тот год случилось. Всяческие события, которые происходили. Еще я для Иоланты зарисовываю пейзажи и дома. Она сказала, что по ним сочиняет истории. Она хочет быть писательницей.

– Женщин не печатают, – отозвался из угла Раду, который разбирал по папкам заметки Корнелия.

– У нас печатают, – возразил Корнелий, потом осекся и уточнил: – Это очень далеко, можно сказать, что не считается.

Собеседники поглядели на него с любопытством, но Корнелий продолжать не стал. Махнул рукой, показывая, что больше никого не отвлекает, и вернулся к своей книге.

По его расчетам выходило, что еще пара дней – и можно собираться в дальнейший путь. Тем более что пребывание в Тичанах оказалось куда тяжелее, чем обычно. Прежний слуга не вынес того, что над ним появился надсмотрщик, требовательный и жесткий. А Раду было наплевать на заведенный порядок и привычную размеренность в делах, он вылавливал мужика в самых разных уголках имения, не давал спать среди дня и за ухо тащил в нужное место.

Одни оскорбления для почтенного слуги, и никакого уважения.

Так что тот ушел, и еще приходящую кухарку от дома отвадил, наврал ей с три короба, мол, хозяин – колдун, сживет со свету.

Корнелий решил было, что искать новую будет слишком накладно по времени, тем более что гостей он принимать не собирался. Раду вполне сносно мог приготовить похлебку и дичь, но вскоре Корнелий понял, что его помощник не успевает свои первейшие обязанности, и по его распоряжению Раду нашел в городе пару женщин – для уборки и готовки.

Тичаны понравились Раду. В городе уже стояла теплая солнечная осень, и в воздухе плясали паутинки.

На северо-востоке возвышались горы, покрытые лесами, и Раду по вечерам разглядывал их непривычные глазу изломанные линии. Нравилось имение – в темном обширном особняке, как говорили, обитали привидения, но Раду, сколько бы ни искал, не нашел ничего.

В торговом квартале Раду вскоре знали все – он часто ходил по поручениям Корнелия, закупая необходимые продукты и предметы для исследований. Гончар Стан Сивый встречал Раду на пороге лавки – честь, которой удостоены были лишь немногие. И вовсе не потому, что в первый же день они сцепились едва ли не насмерть из-за небрежно выполненного заказа Корнелия. Раду расколотил о мастера все кривые сосуды, и остаться бы им врагами, если б в лавку о ту пору не заглянул капитан городской стражи.

– Бузите? – мрачно спросил он.

Он вообще был невеселого нрава человек, и не спешил разглядывать в окружающем доброе.

Раду, не отпуская шиворот гончара, посмотрел в морщинистое смуглое лицо капитана и честно ответил:

– Нет. Объясняю вот мастеру, как заказ исполнять нужно.

Гончар Стан промолчал – не признаваться же, что нарочно запорол все сосуды, чтоб заезжему колдуну неповадно было.

Капитан обвел мастерскую прищуренными глазами и кивнул.

– Стан, есть кого при делах оставить? – спросил он. – Помощь нужна.

Раду выпустил ворот Стана и отступил.

– Да, господин капитан, – хмуро кивнул гончар и позвал из глубины дома сына.

– Что случилось? – коротко спросил Раду, оправляя одежду.

Капитан некоторое время смотрел на него, размышляя, стоит ли чужаку говорить.

– Народ успокоить нужно, – наконец сказал он. – Преставился тут один разбойничек, дружки его хоронить несут… а городские стоят уже, перед воротами кладбища да перед храмом Пресветлой матери. Не пропустят, и побоище будет.

– А разбойник – как зовут… Звали? – спросил Раду. – Гриба, Дива…

– Тиба, – ответил капитан.

– Я с вами, – сухо сказал Раду, снимая с пояса перчатки. – Лишние руки ж не помешают? А то ж стало так, и я стороной виноват в этом деле.