Самая лучшая месть - Уайт Стивен. Страница 29

Билл убрал в сторону вторую.

— Детектив Прехост ничего не принимал на веру и самым тщательным образом проверил историю Клуна. В частности, поговорил с медсестрой, которая, по словам Клуна, была свидетельницей происшествия.

Билл сделал жест рукой, как бы говоря: «Давай дальше».

— Эпизод с порезом произошел в смотровом кабинете ортопедического отделения на следующий после убийства Айви день. Медсестра сказала Прехосту, что помогла Тому продезинфицировать и перевязать рану, но как именно все случилось, она не видела. Клун объяснил ей, что порезался каким-то инструментом. Может быть, скальпелем.

Билл поднял голову и с улыбкой посмотрел на Кельду:

— Интересная история, но, надеюсь, мы все же приближаемся к развязке.

Кельда положила на стол последнюю страницу.

— Прехост также поговорил с одним из товарищей Тома, который вроде бы видел повязку у него на пальце за день до случая в ортопедическом отделении, но на сто процентов уверен не был. Ну, что ты об этом думаешь?

— Ты считаешь, что Клун порезался о нож, которым убил Айви Кэмпбелл, а потом устроил представление в клинике, чтобы иметь алиби?

— Вот именно. Смотри. — Кельда повернулась и сняла со своего стола длинный и узкий ящичек, подняла крышку и продемонстрировала восьмидюймовый кухонный нож фирмы «Чикаго катлери». — Точно такой же мы нашли в трубе. Этот я отыскала на распродаже. И точно такого же недоставало в кухонном наборе в доме, где произошло убийство.

Он устроился поудобнее, смирившись с тем, что вторжение продолжится еще какое-то время.

— Между прочим, Клун правша. Но предположим, что он собирается стереть кровь с лезвия. Он держит нож в правой руке, а вытирает левой, так? Я тоже правша, и у меня вот что получается. — Кельда продемонстрировала два варианта действия; в первом случае она держала нож за рукоятку левой рукой, проводя по лезвию зажатой в правой воображаемой тряпицей, а во втором вытерла уже рукоятку, держа нож за лезвие. — Видишь, если он делал это вот так, держа нож острой стороной вниз, то вполне мог порезаться, причем рана оказалась бы именно здесь, у основания большого пальца.

— По-твоему, именно так все и произошло?

— Да. Потому на месте преступления и не нашли его крови. Клун порезался позже, когда пытался вытереть нож. Может быть, он даже делал это в том самом месте, где мы нашли нож. Возле трубы.

— Но к чему все это? В чем смысл? Клун уже осужден за убийство и ждет исполнения приговора. Ему хуже уже не будет, как бы мы ни старались.

— Он подает апелляции. А в таких делах, как ты и сам знаешь, всякое бывает. Пока мы здесь с тобой разговариваем, его адвокат пытается добиться пересмотра приговора и настаивает на новом судебном разбирательстве.

— Так что ты хочешь предпринять? Заставить Клуна добровольно пройти анализ ДНК, чтобы получить еще одно подтверждение его вины? Но что-то подсказывает мне, что существует некая Четвертая поправка, которую тоже нужно принимать во внимание.

Кельда села на угол стола. Напротив нее стояли две рамочки — в первой была фотография дочери Билла, вторая, где когда-то красовалась фотография его жены, уже давно пустовала. Рана от разрыва с Синтией все еще оставалась открытой.

— Послушай, у нас куча нераскрытых дел. — Он указал на разбросанные по столу папки. — Времени на все и так не хватает. Не вижу никаких причин заниматься тем, что уже сдано в архив. И не думаю, что босс позволит тебе отвлекаться от текущей работы только ради того, чтобы вколотить еще один гвоздь в крышку гроба бедолаги Клуна. Не беспокойся, она и без того держится крепко.

— Может быть, Клун во время следствия сдавал образцы крови или тканей. Тогда их можно было бы отправить в Вашингтон для сравнения.

— Зачем тебе это? Чего ты добиваешься? Убийца осужден. Ему не отвертеться.

— Мы могли бы поставить заслон для этих бесконечных апелляций.

Билл поднял брови:

— Опять-таки, зачем? Опыт подсказывает мне, что суды делают то, что должны делать. Пусть все идет своим чередом, а если что-то случится, мы всегда сможем выложить козырную карту. А пока ее лучше придержать. Знаешь, на свете полным-полно плохих парней, которые заслуживают более пристального внимания, чем Том Клун.

— А теперь ты послушай меня, Билл. То, что он сделал, не заслуживает прощения. Клун зарезал Айви Кэмпбелл, как будто она жертвенная овечка. Ты сам видел фотографии. Он — зверь.

— И что? Мы должны осудить его дважды? Убить его дважды? Прекрати, Кельда. Раскручивать колесо, это на тебя не похоже. — Он поднял со стола пухлую папку. — Садись-ка рядом — у нас тут дело по отмыванию нелегальных доходов.

Она не сдвинулась с места.

— К тому же существует ведь вероятность того, что кровь на ноже вовсе и не Клуна. Отпечатки ведь не совпадают. И что мы тогда будем делать?

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурилась Кельда.

— Анализ ДНК может показать, что кровь на ноже не Тома Клуна. Что тогда?

— Хм, я об этом как-то не думала.

— А вот я думал.

— Послушай, Билл, все улики против него. Показания свидетелей — против него. Все указывает на Клуна. Все.

— Если отпечатки пальцев на оружии не совпадают с отпечатками Тома, а тест ДНК докажет, что и кровь на ноже тоже не его, то все прочие улики превращаются в мусор. Ты это знаешь, и я это знаю. У нас есть решение суда и есть убийца. Все, кто имеет к делу какое-то отношение, считают, что за решеткой тот, кто и должен там быть. Надо лишь набраться терпения и подождать, пока он исчерпает все возможности для подачи апелляций.

— Невероятно! Так ты всерьез полагаешь, что тест ДНК может указать и в одну, и в другую сторону?

— Нет, конечно, нет. Я на девяносто девять процентов уверен в том, что на ноже кровь Клуна. Но если кто-то скажет тебе, что твои шансы не погибнуть в лифте составляют девяносто девять процентов, готов держать пари — ты спустишься вниз по лестнице.

Глава 18

Я рассматривал Тома Клуна. Поникший, безвольный, с опущенными плечами, он сидел на стуле в моем кабинете. Дерзость, самоуверенность, напыщенность, которые мой пациент демонстрировал на первой встрече неделю назад, когда рассказывал о возвращении домой с Кельдой Джеймс, испарились. Энергии тоже поубавилось. Напротив меня сидел усталый и разочарованный человек. Наблюдая за ним, я уже предположил, что обрету в его лице одного из тех пациентов, каждый приход которого обещает сюрприз.

— Все не так хорошо, как я надеялся. В смысле быть на свободе. Люди подозрительные, жесткие, не склонные к прощению. Не такие, как я ожидал. Мне казалось, они будут относиться ко мне иначе, с большей благожелательностью, радушно. Понимаете? Но все держатся настороженно, как будто не совсем уверены, что меня нужно было выпускать. Сейчас я думаю, что, может быть, те интервью и пресс-конференции, которые устраивал мой адвокат, не такая уж хорошая идея.

Хотя ничто из рассказанного Томом не стало для меня откровением, я все же никак не мог составить о нем определенное мнение. Уже одно это пробуждало во мне интерес. Молчанием я пользовался как наживкой.

Он ее проглотил.

— Первые дни были просто замечательные. Я дал столько интервью. Но ведь интерес быстро проходит. Кому хочется слушать одно и то же? Да и мне стало надоедать. Разговариваешь с одними и теми же людьми, отвечаешь на одни и те же вопросы. В общем, я не очень-то расстроился, когда все прекратилось. К тому же адвокат посоветовал держаться потише, не привлекать к себе внимания. Он сейчас решает, будем ли мы обращаться в суд. Надеется, что удастся получить хорошую компенсацию. Я очень хочу, чтобы кто-то заплатил за то, что они сделали со мной, с моей жизнью.

За то время, что прошло с начала сеанса, не было, наверное, минуты, чтобы Том не обернулся, не посмотрел за спину, не бросил косой взгляд на дверь. Я попробовал представить себе такую жизнь, когда в твоем зеркале заднего вида постоянно маячит фигура копа с «браслетами».