Следователь, Демон и Колдун (СИ) - Александров Александр. Страница 108

Тут Жмых вдруг понял, что уже поднялся на холм. Теперь до дома оставалось каких-то сорок-пятьдесят шагов.

«А вдруг, – промелькнула у него в голове безумная мысль, – оно и правда не может мне ничего сделать? Вдруг дом или я зачарованы? Вдруг...»

Фьють.

Жмых споткнулся и упал лицом в пыль. Он не сразу понял, что произошло; было ощущение, что его ноги провалились в неглубокую яму. Он медленно – в глазах почему-то темнело – перевернулся на спину и попробовал понять, что же прервало его бег.

Загадка, как оказалось, решалась просто: его ноги были аккуратно отрезаны немного ниже колен. Теперь они валялись в паре шагов от Жмыха, а из культяпок толчками била кровь. Боли как таковой пока не было, но она уже приближалась, накатывая тупыми пульсирующими волнами.

Он застонал, и попытался ползти.

Фьють!

На это раз невидимое лезвие оттяпало ему ноги почти по бёдра. Но Жмых каким-то чудом, несмотря на потерю крови, работал руками как безумный, всё ближе и ближе подползая к открытой калитке.

Десять шагов. Пять. Всего три шага.

Фьють!

Он почувствовал жжение в области шеи, а потом угол, под которым был виден мир, резко накренился и пошёл кувырком.

Голова беглого каторжника, откатившись на несколько футов, остановилась у невысокого забора, где и осталась лежать, удивлённо распахнув глаза в низкое, быстро темнеющее небо.

Нелинейная Гидра ещё некоторое время повисела над телом, тихо вздохнула – всё же, убивать жертву так быстро не стоило – и, выпустив из себя длинный узкий зонд-капилляр, вонзила его в ещё трепыхавшееся сердце Жмыха, принявшись высасывать жизненную эссенцию. Она не торопилась: город, по крайней мере, на ближайшие несколько недель, был надёжно спрятан от мира. Сейчас она вернётся к тому дому в конце улицы, закончит с толстым булочником (дурак думал, что надёжно спрятался у себя в комнате), а потом уже займётся теми, что укрылись в подвале ратуши. Да, они отгородились, но они всего лишь люди. Заклинание, что защищало их, уже испарялось, распадалось, таяло как льдинка на солнце.

Ждать оставалось недолго.

- Так, – сказала Анна Гром, – слушайте все сюда. И кто-нибудь, пожалуйста, зажгите лампу. Темно как в угольной шахте.

Чиркнула серная спичка, булькнул керосин, и в кромешной тьме затрепетал крошечный огонёк. Скрудж Фуллер, начальник станции и складов Королевской железной дороги в Серных Холмах аккуратно накрыл старую «летучую мышь» закопчённым стеклянным колпаком, убрал с потного лба свой смешной напомаженный чубчик, похожий на селёдку, и тяжело вздохнул. Его строгий чёрный костюм смотрелся в пыльном подвале среди паутины и мусора несколько неуместно, но, подумала Анна, вломись Гидра сюда, то самый подходящий для похорон стиль будет как раз у Фуллера.

- Все выспались? – Анна против воли зевнула, и потёрла кулаков опухшие глаза. – Хотя нет, что я говорю... Все здесь?

- Да. – Староста Гремм поправил очки на горбатом носу и коротко кивнул. – Я, Фуллер, госпожа Фриц, наш главный жандарм с его бравым коллегой и не менее бравым подопечным... Кстати, Шарль, а почему вы воспользовались случаем? Могли бы и сбежать.

- Очень смешно. – Шарль Вилль, головная боль Серных холмов, медвежатник-неудачник, поправил на лысине помятый котелок и сплюнул на каменные плиты пола. – К этой твари в пасть? Большое спасибо, но только в сопровождении представителей жандармерии. Я решил встать на путь исправления и уже три часа как являюсь законопослушным гражданином, так что выкусите, ваша милость.

Анне пришлось сделать титаническое усилие, чтобы не засмеяться в голос. Вилль давно уже стал городской легендой, но такой славы Анна не пожелала бы и злейшему врагу. Будучи неплохим механиком, он некоторое время успешно сотрудничал сразу с двумя перерабатывающими серный колчедан заводами, умудряясь успевать и там, и тут, неплохо с того имея. Так продолжалось до тех пор, пока оба завода разом не закрылись, и Вилль не получил кукиш с маслом вместо жалования и выходного пособия от их владельцев, фабрикантов Бомса и Бумса. Полагая (и не без причины) что судиться с означенными господами выйдет дороже, чем он, рядовой механик из захолустья может себе позволить, Вилль решил взять своё самостоятельно, вскрыв заводские сейфы, причём, в одну и ту же ночь. План был дерзким, но не сказать, чтобы совсем уж безумным: новоиспечённый взломщик знал оба завода как свои пять пальцев и, как ему казалось, рассчитал всё до мелочей.

Под покровом ночной темноты Вилль в тот же вечер забрался в хранилище завода Бомса. Древний сейф от «Фродо», пожалуй, можно было открыть одёжным крючком, а сторож, старый солдат-инвалид, мирно посапывал в своей коморке, упившись вишнёвой наливкой. Всё складывалось как нельзя лучше.

Вот только в сейфе не оказалось ничего, кроме одного единственного инкассаторского саквояжа доверху набитого медными монетами с королевским орлом. Меди там было, наверно, империалов на триста, но как забрать с собой такую гору мелочи? И что с ней потом делать? В любом банке Вилля сразу же взяли бы за жабры, да ещё и обязательно списали бы на него ограбление какого-нибудь инкассаторского фургона, дабы какой-нибудь жирный жандарм получил лишнюю лычку на рукав.

Вилль подумал-подумал, да и запихнул со злости в саквояж с монетами часовую алхимическую бомбу (он взял её с собой на всякий случай, собираясь использовать, скорее, для прикрытия собственного отступления, пойди что не так), после чего отправился в хранилище Бумса.

Где Вилля ждал второй (однако же далеко не последний той злосчастной ночью) неприятный сюрприз: сейф – такой же точно хлам от «Фродо» – оказался опечатан и заварен. Фабрикант Бумс, будучи расторопным и дальновидным, очень быстро понял, что продать завод не получится даже на металл, поэтому взял под его залог заём в Королевском банке, и вложился в деревообрабатывающую артель на Ближней Хляби (как впоследствии оказалось, вложился Бумс весьма выгодно).

Как бы там ни было, у Вилля чуть дым из ушей не пошёл; неудачливый медвежатник в тот момент всерьёз раздумывал взорвать проклятый завод к чертям, но даже в состоянии аффекта Вилль понимал, что столько взрывчатки ему негде раздобыть просто физически. Однако вскоре перед ним встали задачи уже другого характера: как оказалось, в лучшие времена фабрикант не пожадничал, и установил в заводской конторе телеграфную сигнализацию, которая до сих пор исправно работала и теперь между Виллем и выходом из растреклятого хранилища образовались двое вооружённых жандармов.

У Вилля был при себе револьвер, но, немного подумав, он понял, что стрелять в служителей закона у него нет ни малейшего желания (да и стрелок из него, если честно, был так себе). Поэтому он решил сдаться. Достав из сумки припасённую на случай успешного (либо нет) завершения своего дела бутылку коньяку, он одним махом проглотил её содержимое. Револьвер Вилль предусмотрительно выбросил, сняв решётку отопительной трубы (возьми его жандармы с оружием, вопросов возникло бы сильно больше), после чего принялся орать, что он сдаётся и не вооружён.

Жандармы оказались в странной ситуации: только что ими был задержан бывший сотрудник завода, который в пьяном виде вломился в контору этого же завода, ничего там не украв. Виллю нельзя было приписать даже проникновение со взломом, поскольку ни одна дверь в заводской конторе не была заперта. О да, некоторые двери были опечатаны, но за это Виллю грозил, максимум, штраф. Жандармы почесали затылки и решили для начала доставить механика в участок, дабы он проспался, а сам Вилль смекнул, что завтра он cможет изображать из себя ничего не помнящего похмельного гуляку, который пришёл на бывшее место работы в скорби и невменяемом состоянии. Всё складывалось так, что он вообще может выйти сухим из воды, так что Вилль изо всех сил изображал мертвецки пьяного: он лез к жандармам обниматься, звал бухгалтера Жерара, требуя немедленного расчёта, и плакался о неких пропавших чертежах. Жандармы понимающе кивали, приглашая Вилля проехаться с ними «в приятнейшем экипаже»; служители закона даже не достали наручники, что было, без сомнения, хорошим знаком.