Мир всем - Богданова Ирина. Страница 32

Устроившись на кровати, я взяла книгу, но читать не стала, а откинулась на подушку и вспомнила, как в виде раскаявшейся старухи Вьюги вместе со Снегурочкой и Дедом Морозом раздавала подарки своим первоклашкам. В мешочках, сшитых женой завхоза, лежали пачка печенья, горстка карамелек в пёстрых фантиках и мандаринка! Настоящая, ароматная, яркая, как маленькое летнее солнышко! Мандаринки дети ели сразу, вместе с кожурой, а мы, учительницы, смотрели на них и украдкой плакали.

— Милые мои, скоро у вас будут горы мандаринов! — сказала я в классе. — И на море поедете, и пирожные купите! Война закончилась, советские люди уже принялись восстанавливать промышленность, отстраивать разрушенные города и растить хлеб! И ваши маленькие ручки тоже помощь стране. Ведь пока родители на работе, вы отвечаете за порядок в доме и за отметки в дневниках.

— Я дома всегда пометаю пол и мою посуду, — похвасталась вертушка Верочка.

— А я сижу с братишками, когда мама с папой уходят на завод.

— А я умею разжигать примус и греть кашу.

— А я вчера складывала дрова и выносила мусор на помойку.

Детские голоса наперебой перечисляли свои трудовые, пусть крошечные, но подвиги.

«Правильное растёт поколение, работящее, неизбалованное, — промелькнуло у меня в голове. — Разве может человек, выросший в изобилии, понять ценность куска заработанного хлеба? Спасибо Тебе, Господи, за испытания, потому что благодаря им мы познаём, что такое радость!»

Я подняла руку, призывая к тишине:

— Девочки, сейчас пионервожатая Кира расскажет вам, когда вы можете прийти в школу на октябрятско-пионерский субботник. И ещё у меня для вас сюрприз: запишите в своих дневниках, что третьего числа в десять утра я проведу внеклассное чтение. Мы будем читать замечательные рассказы Бориса Житкова и рисовать по ним картинки. Кроме того, запомните: каникулы только у школьников, а у учителей обыкновенный рабочий день, поэтому кто хочет поговорить со мной, всегда найдет меня в школе.

Я уступила место у доски Кире, а сама выскользнула в коридор, чтобы не мешать девочкам почувствовать себя самостоятельными.

Роман Романович поджидал меня в рекреации и при моём появлении быстро вышел мне навстречу.

— Антонина Сергеевна, хочу поблагодарить вам за блестящую роль Вьюги. Зря вы отказались стать Снегурочкой, вы прирождённая актриса.

«Это точно», — с досадой подумала я про себя, желая как можно скорее отвязаться от настойчивого внимания директора школы. Меня раздражали его подбородок с ямочкой, его усики, полувоенный френч, какой любят носить сугубо штатские. Я ловила на себе любопытные взгляды проходивших мимо учителей и мечтала натянуть на макушку ушанку- невидимку.

Когда тягостное общение закончилось, я чувствовала себя грузчиком у вагона с углём и, чтобы передохнуть, вышла на набережную к Неве — своему извечному утешителю и успокоителю. Лёд встал совсем недавно, кое-где вздымаясь ломаными торосами. Среди мальчишек, что катались на скользанках, я разглядела Энку и Ваську. Надо будет сказать Маше, чтоб запретила им играть на льду. Хотя, скорее всего, они её не послушают и тайком всё равно будут бегать на тот берег с бесстрашием ленинградских детей, закалённых под бомбами.

Дома меня ждал переименованный в Пиона Пионер с очередной крысой на коврике — видимо, в честь праздника. С кухни тянуло запахом пирогов, селёдки и лука. Растрёпанная Галя, выглянув из кухни, весело выкрикнула:

— Пришла! Давай присоединяйся, а то мы с Машей и Лялей зашиваемся. Мужчины столы в кухне ставят, а с нас закуска. Тащи в складчину что там у тебя есть!

Я прижала пальцы к вискам, пытаясь справиться с нарастающей головной болью. Хорошо бы сейчас закрыть дверь в свою комнату, лечь на кровать, задёрнуть занавески и спокойно подумать, перебирая в памяти прошедший год подобно тому, как отрывают листы календаря с памятными датами. Главная дата, написанная кровью нашего народа, была, конечно, девятое мая — День Победы. Жаль, что наш взвод узнал о Победе постскриптум, но ничего, теперь этот праздник вольётся в нашу кровь и мы передадим его детям и внукам. Хотя пока у меня не предвиделось ни тех, ни других.

Не успела я переодеться в домашнее платье, как раздался стук в дверь.

— Антонина Сергеевна, это Рая. Можно войти?

— Конечно, входи, Раечка.

Она сияла, как обручальное кольцо из цыганского золота, что жулики продают взамен настоящего.

— Антонина Сергеевна, представляете, меня берут на работу! А ещё — Галя из вашей квартиры пригласила меня к вам отметить Новый год! — Скинув пальтишко, она покружилась вокруг себя, раздувая юбку колоколом, и похвасталась: — Сама сшила из занавесок. Красиво, правда? Хотите, я вам тоже сошью.

— Рая, давай на «ты»? — Я села на кровать и улыбнулась, чувствуя ломоту в висках. — Я тебя всего на пять лет старше.

— Правда? Можно? А вы… ты не обидишься?

Она обрадовалась, как ребёнок, получившей новую игрушку. Хотя почему игрушку? Нового друга. Я взяла Раю за руку и пожала. Она поцеловала меня в щёку и смущённо призналась:

— Ты мне ужасно не понравилась, когда в первый раз пришла к нам в комнату. Влетела такая растрёпанная, взвинченная. И на меня смотрела как на врага народа.

— А потом?

Она вздохнула:

— А потом я поняла, что ты добрая. Знаешь, многие на твоём месте вышвырнули бы нас на улицу. А ты сама ушла и даже вещи нам оставила. Я долго думала: если бы ты нас прогнала, то я бы злилась, копила обиду и стала бы хуже, чем есть на самом деле. А ты сделала меня лучше, понимаешь? — Детской откровенностью Рая напоминала мне моих первоклассниц. Она порывисто вскочила и отряхнула юбку, стоящую колом: — Тоня, ну что ты застыла? На носу Новый год, а ты сидишь! Побежали на кухню помогать. — Она прижала к груди стиснутые руки и закатила глаза: — Я уверена, следующий год будет чудесным!

Чтобы не обижать соседей, я потащилась в кухню за Раей, где вовсю шли приготовления к застолью. Олег Игнатьевич раздобыл полукопчёной колбасы — нарезанная тонкими кружочками, она занимала почётное место посреди стола. Кислая капуста от Маши; селёдку, покрытую луковыми кольцами, и солёные грибы выставили Алексеевы, Галя крошила винегрет, и её пальцы, щёки и нос расцвечивали бордовые полосы. Кот Пион возбуждённо отирался о ножки стола и норовил заскочить на стул — снять пробу с селёдки.

— Сало-то, сало забыла! — всплеснула руками Маша и унеслась в свою комнату. — Мне такое сало из деревни прислали — во рту тает.

Я выставила на стол банку американской ветчины в ярко-красной жести, заначенной ещё с фронта на всякий пожарный случай. Похоже, сейчас он наступил.

Нам с Раей поручили почистить картошку и расставить тарелки и рюмки. Заглушая гудение примусов, на окне играл патефон. Завода хватало ненадолго, поэтому после каждой проигранной пластинки Олег Игнатьевич подходил и энергично крутил ручку пружины.

Прошлый Новой год я встречала в землянке при свете коптилки из гильзы от снаряда. Коптилка то разгоралась, то гасла и ужасно чадила, заполняя всю землянку сизым дымом. По случаю праздника нам выдали усиленный паёк, а командир взвода от себя подарил каждой девушке по шоколадке. Мы чокались жестяными кружками с чаем, пели песни и желали друг другу дожить до Победы. Света из Валдая и саратовчанка Яська не дожили, а я дожила и обязана жить так, чтобы погибшим не было за меня стыдно.

Я положила почищенную картошину в кастрюльку и посмотрела на Раю:

— Сейчас вернусь.

Я вернулась в свою комнату, на миг окунувшись в блаженную тишину. Как мы на войне мечтали отметить первый Новогодний праздник после войны! Но вот он пришёл, а у меня на душе одна усталость.

— С Новым годом! С Новым годом! — вдруг закричал кто-то на улице.

И другой голос, мягкий, женский, округло ответил:

— Так он ещё не наступил. Рано радуешься, примета плохая.

«Теперь все приметы хорошие, — подумала я, прислонившись спиной к стене. — Ведь война закончилась».

Я вспомнила, что вернулась за бабусиными бусами, и торопливо надела их на шею: мамочка, бабуся, с наступающим!