С любовью, сволочь (СИ) - Жилло Анна. Страница 15

— Ок, — нехотя согласился он. — Мне на допы не надо, сразу после литры и пойдем.

К моему огромному удивлению, Кеший вне обычной школьной среды оказался вполне нормальным парнем. Он пришел к нам в третьем, и за все это время я от него не слышала ничего, кроме глупых шуток. А сейчас мы шли и разговаривали о том, кто куда будет поступать. Как будто совсем другой человек. Я подумала, что все мы, наверно, носим маски. И Кешка, и я. И… Мирский тоже.

Я сказала, что буду поступать в медицинский. Правда, умолчала, что в колледж. Если уж Криська не поняла, то другие и подавно не поймут.

— Круто! — одобрил Кеший. — У меня бабушка детский врач. А я в университет гражданской авиации пойду.

— Ого! — присвистнула я. — На летчика?

— Ну если получится. Могут по зрению завалить. Надо единицу, а у меня чуть меньше. Но если нет, тогда на авиадиспетчера.

— Скажи, Кеш… Извини за такой вопрос, конечно. Тебе действительно Марго так нравится?

— Да, — чуть помедлив, ответил он, и я вдруг заметила в его глазах что-то такое… растерянное. То, что видела сегодня во взглядах Мирского. — Но я же понимаю… Кто я для нее? Просто делаю вид, что я такой дурачок. Ладно, Маш, я с тобой дальше не пойду, — Кешка остановился у парадной панельной девятиэтажки. — Здесь она живет. Пятнадцатая квартира. Ну все, пока.

Он развернулся и пошел через двор, а я нажала кнопку домофона.

— Кто там? — услышала я голос Марго.

— Маша Маликова. Можно к вам?

— Маша? — удивилась она. — Заходи. Третий этаж.

Марго ждала меня в дверях квартиры. С перебинтованной ногой.

— А, ерунда, — отмахнулась на мой вопрос. — Растянула. Но пришлось в травму поехать, рентген сделать. Завтра приду. А в школе решили, что я при смерти?

— Почему? — удивилась я, снимая ботинки.

— Ну раз пришла навестить.

— Я… — уши предательски вспыхнули. — Маргарита Ивановна, я хотела узнать, о чем вы тогда с мамой говорили. Она мне так ничего и не сказала. Ни слова.

— Во как! — Марго поморщилась. — И почему я не удивлена? Ты прямо из школы? Обедать будешь? Хотя что за вопрос, будешь, конечно.

В животе предательски заурчало, словно отвечая.

— Может, вам помочь? — предложила я.

— Не надо, иди руки мой.

В ванной, чистой и аккуратной, я заметила две зубные щетки в стаканчике, а на полочке бритвенный станок. Похоже, Марго жила не одна. Или кто-то к ней приходил и оставался ночевать. Было любопытно, но я себя одернула: не мое дело.

Когда я пришла на кухню, Марго наливала в тарелку грибной суп. Пахло так, что рот наполнился слюной, а в животе снова заурчало. Пришлось постараться, чтобы не выхлебать все в три секунды.

— Боюсь, Маша, до нее ничего не дошло, — Марго поставила передо мной другую тарелку — с котлетой и тушеной картошкой. — Я ее припугнула большими неприятностями со стороны опеки, и ей, и твоему отчиму. Она завелась, обещала пожаловаться директору, мол, я лезу не в свои дела. Но не думаю, ей же первой прилетит. По идее, это работа нашего психолога, но…

— Ой, нет, — хныкнула я.

Психологом у нас была такая унылая тетка, что ей даже прозвища не придумали, звали за глаза просто Люсей. Разговаривать с ней, неважно о чем, было как болоту идти.

— Ну да, нет, — согласилась Марго. — Я твоей маме сказала, что оптимальным вариантом было бы разрешить тебе жить в квартире отца.

— Да что вы. Это же деньги от жильца. Спасибо, Маргарита Ивановна, вы пытались. Она вечером в тот день ругалась дико с Виталей. Уж не знаю, что там было, у меня температура поднялась, я уснула. И он ко мне за все это время даже не подходил. И не разговаривал. Может, и ничего, обойдется. Осталось-то совсем немного.

— Хорошо бы, если так, — вздохнула Марго.

Сева

Я твердо решил, что подойду к ней после уроков. Пытался придумать, что скажу, но так и не смог. Ничего, оставалась еще целая биология. А если не придумаю, подойду просто так. Авось кривая вывезет.

Но вместо биологии внезапно объявили допы по русскому. Машка после литры пошла на выход, я сорвался было за ней, но Фанечка тормознула:

— Мирский, а ну стоять! Куда направился?

— Так я же не хожу, Фаина Павловна.

— А сейчас останешься, потому что занятия вместо биологии. Уходят только те, у кого четыре и пять.

— Так у меня четыре, — возмутился я.

— С тремя большими минусами. Сядь на место!

— Ну в туалет-то можно? — пробурчал я, понимая, что пролетел над Парижем. — Перемена же.

— Иди, — милостиво разрешила Фанечка. — Сумку оставь только.

Я вылетел в коридор, надеясь догнать Машку, и тормознул так, что проехал юзом. Она шла к лестнице, разговаривая о чем-то с Кешим.

Что⁈ С Кешим⁈

Я подошел к окну, выходящему на школьное крыльцо, отчаянно надеясь, что Машка все-таки выйдет одна. Ну мало ли о чем они могли разговаривать. Чего меня сразу бомбануло-то?

Но они вышли вместе и двинули к воротам, все так же мило воркуя.

Острой болью вспороло ладонь. Я с недоумением посмотрел на четыре кровавых полумесяца. И тут же полоснуло звонком — как ножом.

Вот так вот, да, Маша?

Вернулся в класс, сел за парту, уставился тупо в тетрадь, сквозь чистую страницу которой просвечивало, как эта парочка идет и щебечет.

— С тобой можно?

Поднял голову в недоумении. Оказалось, Вербицкая. Ну да, Машка же ушла, Лидка тоже. Дернул плечом — понимай как хочешь. Приземлилась рядом — будто птица на жердочку. Как будто вот-вот поймают и шею свернут.

Что-то там бубнила Фаня, что-то все писали, а я сидел и смотрел в одну точку, не слыша ни слова.

Блин, ну почему Печерников-то? Они же даже не разговаривали никогда. Он вообще на Маргоше сдвинутый. Что произошло за эти две недели, пока Машки не было? Неделю болела, неделя каникул. Может, пока я там на ее фотки тихо дрочил, Кеший ориентиры сменил и сидел у ее постели, как мать Тереза. А вот не надо было клювом хлопать. И что теперь? Придушить его на хер? А толку-то? Из-за этого она не станет смотреть на меня, улыбаться, разговаривать.

— Сев, ты чего такой? Из-за Коротана?

Я словно с глубины вынырнул и не сразу сообразил, где я, кто я и какой на дворе год. Почему-то Вербицкая рядом, о чем-то спрашивает. Из-за Коротана? Что из-за Коротана?

Ах, да. Он же меня выпер на первом уроке. Как будто в другой жизни. Где еще не было Машки вместе с Печерниковым. То есть уже были, но я об этом не знал.

— Она что, с ним? — вырвалось само.

— Кто? С кем? — вытаращила глаза Вербицкая.

— Маликова с Кешим.

— Чего? — она аж рот открыла. — Машка? С Кешим? С чего ты взял?

— Они ушли вдвоем. Я видел.

— Господи! — мне показалось, что она сейчас заплачет. — Да они к Марго пошли. Машке надо какую-то книгу отдать, что ли. Он знает, где Марго живет. Еще бы он не знал!

Мне было лет семь или восемь, когда отец повел меня в парк аттракционов в Сочи. Я, как положено, орал, визжал, но мне все нравилось. И вдруг срубило на самых примитивных «Чашках». Мы с ним сидели в одной из чайных чашек, они ездили по кругу и еще вращались вокруг своей оси, все быстрее и быстрее. В общем, все крутилось во все стороны, и мне вдруг стало дико страшно. Я орал до хрипа от ужаса и чуть не обоссался, а когда все кончилось и мы вышли, затопило таким облегчением, что чуть не упал: от слабости ноги стали ватными.

Вот и сейчас случилось нечто подобное. Только что рвало в клочья от тоски и злости, и вдруг от радости едва на растекся по стулу медузой. Руки и ноги задрожали от внезапной легкости и слабости. А Вербицкую захотелось обнять. Просто потому, что избавила меня от этой тяжести.

— Вербицкая, Мирский, рты закрыли! — прошелестела Фанечка, и мы тихо захихикали.

Домой пошли вместе — как оказалось, нам в одну сторону. И тут я снова почувствовал себя сволочью. Знал же, что она ко мне неравнодушна, но не мог удержаться и спрашивал про Машку. Вроде бы безобидно — зачем та к Марго пошла, куда поступать собирается.