Ускользающие тени - Лампитт Дина. Страница 33

– Кто следил за мной?

– Я сам, конечно. Кстати, этот Ньюбаттл – никудышный тип. Пора покончить с ним. Чем скорее ты забудешь его и отдашь свое внимание кому-нибудь другому, предпочтительно коронованной особе, тем будет лучше для всех нас.

Разгневанной на брата-предателя Саре не оставалось ничего другого, как покориться своей участи. К середине марта ее увезли из Сассекса и поместили в Сомерсетшире.

– Кстати, как прошла твоя беседа с его величеством? – спросила Сара, как только осталась наедине со Сьюзен в спальне, смежной с комнатой подруги.

– Он надеялся, что тебе понравился его подарок, но я ответила, что ты еще не была в Холленд-Хаусс и не видела его. Король был разочарован.

– Но я же поблагодарила его в письме и объяснила, что еще не видела этого подарка!

– Он не упоминал о твоем письме.

– Неужели?

– Почти наверняка он не видел его.

Сара покачала головой:

– Он говорил что-нибудь еще?

– Нет, ничего.

На этом грустная беседа была закончена. Несмотря ни на что, даже на отсутствие поклонника, Сара чувствовала себя в Редлинк-Хаусе лучше, чем в Гудвуде. В обществе Сьюзен ей было легко и спокойно, они вместе делали визиты и совершали верховые прогулки.

Вдали от Лондона жизнь оказалась не такой уж скучной, и Сара только начала понемногу успокаиваться, когда случилась беда.

Возвращаясь из Лонглита, она упала с лошади, когда проезжала через Мейден-Бредли. Все произошло по чистой случайности – верховая лошадь Сары поскользнулась на неровном булыжнике и упала вместе со своей всадницей. Сара оказалась придавленной телом лошади; когда лошадь поднималась, она сломала Саре ногу, прижав ее плечом. За девушкой послали экипаж и отвезли ее в дом сэра Генри Хоара в Стауртоне – там ее ногу осмотрел мистер Кларк, лекарь из Братона. На следующий день бедняжку перенесли в Редлинк-Хаус. К этому времени боль притупилась, и Сара мужественно вынесла долгий путь, так что пораженный мистер Кларк объявил, что более смелой и терпеливой пациентки он не видывал за всю жизнь.

Затем потянулись длинные недели выздоровления; поток посетителей помогал больной скоротать время. Днем Сара лежала на кушетке в просторной комнате с окном, выходящим на лес, ночью занимала спальню рядом с комнатой Сьюзен. Теперь, на рассвете, она лежала в постели еще под угасающим впечатлением от сна и думала, как одно неосторожное движение может изменить жизнь.

Судя по посланиям от родственников, которые горели желанием дождаться выздоровления Сары, дело обстояло совершенно ясно. Король был потрясен, когда услышал о несчастном случае; его едва уговорили остаться в городе – так он рвался в Сомерсет, – и он во всеуслышание объявил, что девушка должна находиться под присмотром лучшего врача, мистера Хокинса из Лондона. Пока Генри Фокс описывал королю муки своей подопечной, лицо Георга искажала искренняя боль и сочувствие. Напротив, если можно было верить братьям и сестрам – а Сара чувствовала, что в таком важном вопросе они не осмелились бы обмануть ее, – лорд Ньюбаттл только поморщился, услышав новость, и сказал, что несчастный случай не повредит и без того безобразным ногам Сары.

Такое ужасное замечание, намек на то, что он видел ее ноги, значит, был с ней близок, усугубило заявление о безобразии.

– Я знаю, что вы ненавидите его, но умоляю, сэр, скажите мне правду, – просила Сара у Фокса, когда они остались вдвоем. – Неужели лорд Ньюбаттл в самом деле это сказал?

– Да, Сэл. Отец прибрал его к рукам, и этот мерзавец вернулся к старым забавам, ухаживая за всеми подряд. Умоляю тебя, забудь о Ньюбаттле. Есть тот, кто несравненно сильнее любит тебя, – могу в этом поклясться.

– Вы говорите о короле?

– Конечно. Он не смог скрыть подлинные чувства, когда услышал о твоем несчастье, поверь.

Обняв подушку и глядя на тускло светящееся окно, она вспоминала слова Фокса и думала, что не забудет их никогда. Невероятно, чтобы человек, ради которого она отказала королю, сыграл с ней такую гнусную шутку. Каким бы ни был коронованный поклонник, чье счастье она разрушила своим жестоким отказом и глупыми выходками, он оказался добросердечным, сочувствующим и гораздо более привязанным к ней, чем казалось раньше.

Размышляя о своем сне и вспоминая, с каким нетерпением она ждала ответа Сьюзен о том, что сказал король, а также насколько была разочарована, не усмотрев в словах короля никаких личных намеков, Сара постепенно начала прозревать: оказывается, она приняла за любовь мимолетное увлечение и только теперь впервые столкнулась с подлинным чувством.

Она вытянулась на постели и улыбнулась. Ее охватили самые радостные чувства, сердце забилось быстрее, дыхание стало тяжелым, и она испытала забавное желание рассмеяться вслух.

– Какой глупой я была! – вслух произнесла Сара Леннокс. – Упустила удачу прямо из рук! Эй, нога, поспеши выздороветь! Я должна, вернуться ко двору, должна объясниться с ним! О, бедный мой Георг, какой идиоткой я оказалась!

Откинувшись на подушки, она решила, что теперь-то уж точно знает, как следует вести себя, и представила поцелуй, которым могла бы обменяться с его величеством в тот самый момент, когда они, наконец, останутся наедине.

Фокс неподвижно сидел на столом в кабинете Холленд-Хауса, его руки были мирно сложены, глаза полуприкрыты, но под внешним спокойствием в его изощренном уме проносился настоящий рой мыслей. Никогда еще внешние помехи не казались ему столь значительными, никогда силы, восставшие против него, не были столь могущественными.

Первое известие, которое не давало покоя казначею, касалось назначения этого интригана, завладевшего королем, графа Бьюта, на должность министра вместо лорда Холдернесса, Этим был встревожен не один Фокс – беспокойство охватило весь двор при внезапном расширении полномочий шотландского дворянина и, следовательно, принцессы Августы Уэльской.

Мало того, за этим значительным событием последовали не менее важные слухи. Все, кто мало-мальски был известен при дворе, утверждали, что мать короля выбрала ему невесту, пятнадцатилетнюю принцессу Брунсвикскую, которая вскоре должна была прибыть в Англию. Это известие ужаснуло Фокса, но, когда он по своему обыкновению тактично и ловко начал расспросы, оказалось, что подобный слух безоснователен. Однако казначей не мог успокоиться. Разговоры о браке короля возникали постоянно, следовательно, когда-то должны были превратиться в реальные дела.

Открыв глаза, Фокс подвинул к себе лист бумаги, размашисто написал вверху «План новой битвы» и продолжал:

Записав все, это, Фокс вновь прикрыл глаза. Несмотря ни на что, все в стране знали о его искусстве политика. И если семья Фокса получит пощечину в таком важном вопросе, как брак короля, то по крайней мере не от желания самого Фокса обратить дело в свою пользу.

Через двадцать два часа Фокс почувствовал, что план битвы не лишен успеха. Прежде всего, несмотря на его самые точные прогнозы, для слуха о выбранной невесте-немке не было никаких оснований, кроме неприятного убеждения, что принцесса Августа что-то замышляет. Во-вторых, в письме Кэролайн, которая оставалась в Редлинк-Хаусе, чтобы ухаживать за Сарой, Фокс просил указать точную дату, когда Сара сможет вернуться в Лондон. В том же письме Фокс запрещал пускать к пациентке лорда Джорджа и его жену – в крайнем случае, им можно было разрешить встретиться только в присутствии Кэролайн. И наконец, он решил сегодня же побывать в Салоне, намеренно упомянуть в беседе о Саре и внимательно проследить за реакцией его величества.

В действительности все оказалось гораздо проще: король сам первым упомянул о Саре, таким образом давая казначею идеальную возможность привести замысел в действие.