Дочь палача и дьявол из Бамберга - Пётч Оливер. Страница 91

– Нет, вы правы, я… я не знаю, – робко ответил Симон. – Я всего лишь цирюльник, которому хочется лечить людей.

– Которому позволено лечить людей, – проворчал палач и снова сел. – А теперь продолжим. Георг прав. Сейчас нам действительно есть что обсудить.

Он поделился своим предположением, что всех жертв связывало общее прошлое. Много лет назад они, их мужья или родственники заседали в одной комиссии, которая вершила судьбы людей и решала, кого подвергнуть пыткам и отправить на костер.

– Если нам удастся отыскать документ, где значатся члены той комиссии, то, возможно, мы сумеем предотвратить другие несчастья, – закончил Якоб. – В этом списке, вероятно, есть и другие люди. А главное, там записаны имена обвиняемых.

– С тех пор сколько лет прошло! – вмешался Бартоломей. Он швырнул щепку в открытую печь. – Ты и в самом деле считаешь, что тому, кто все это устроил, есть дело до тех событий?

– Не знаю. Но с удовольствием выяснил бы. И в этом нам поможет Иеремия. – Якоб понизил голос и наклонился к Симону и Бартоломею: – Старик рассказал нам о полуразрушенном туннеле, который ведет из собора в расположенный рядом архив. Когда-то давно собор, видимо, был обращен в другую сторону, куда-то на север. С тех пор и сохранился этот проход. Правда, там не все так чисто… Туннель представляет собой древнюю крипту, там куча костей и черепов. – Он осклабился. – Черепа мне по душе! Они, по крайней мере, ничего уже не расскажут.

– После всего, что мы устроили вчера в Старом дворе, на соборной площади стражников тьма, – заметила Магдалена. – Ты и впрямь думаешь, что мы сможем просто взять да и войти в собор, а потом и этот туннель, и чтобы никто нас не остановил?

Палач кивнул:

– Я тоже сначала так подумал. Но потом меня осенило: сегодня же День поминовения! В Бамберге, как и в Шонгау, всегда проходит месса в память по усопшим. Народу там, как на Пасху… – Он решительно оглядел сидящих за столом. – Если сделаем это во время службы, в толчее никто и не заметит. Нужно только вернуться вовремя.

– Вы хотите в день усопших спуститься в крипту, полную костей? – выдохнул Симон. – Не знаю, как я…

– А кто сказал, что ты, трусишка, нужен мне там? – проворчал Якоб. – Отправляйся к своему одержимому викарию. Может, выяснишь что-нибудь касательно нашего дела… – Он покачал головой: – Нет, туда мы пойдем вдвоем с Иеремией. Остальные в это время поищут Барбару. Я все-таки надеюсь, что она спряталась от этого безобразия в каком-нибудь хлеву или сарае. Позднее я к вам присоединюсь, если…

Тут кто-то забарабанил в дверь, и в следующий миг в комнату влетела Катарина. Лицо у нее было бледным, как у покойника, пышные темные волосы взъерошены. На ней по-прежнему был чудесный наряд со вчерашнего представления, но уже покрытый пылью и грязью улицы.

– Барт! – выпалила она. – Ты… ты должен помочь мне! Отец… он пропал. О Господи…

Женщина привалилась к стене и разрыдалась. Магдалена взялась ее утешить. Она подвела Катарину к столу, усадила поближе к печи, взяла ее дрожащие руки в свои и мягко спросила:

– Что произошло?

– Эта не свадьба, а… а сплошное проклятие! – выдавила Катарина. – С тех пор как мы с Бартоломеем решили пожениться, и начались все эти ужасные события! Может, викарий был прав, когда запретил нам праздновать… А теперь он и сам стал оборотнем! Господи, зачем… ну зачем я только связалась с палачом? Вот оно, наказание!..

– Ты что за вздор там несешь, женщина? – вскинулся Бартоломей. – Тебя, должно быть, дьявол по башке треснул! – Он попытался умерить тон. – Я пропущу все это мимо ушей, потому что вижу, что ты просто вне себя. Только скажи наконец, что с твоим отцом?

– Я… я потеряла его из виду вчера вечером, после того жуткого происшествия, – начала Катарина с дрожью в голосе; она уже немного успокоилась. – Мы стояли во дворе, все вокруг кричали, проталкивались к выходу и вклинивались между нами. И вдруг отец пропал! Я… я еще подождала его немного, но он как сквозь землю провалился. В конце концов я пошла домой в надежде встретить его там. Но и дома его не оказалось. Его просто не оказалось там! – Она снова залилась слезами. – Я ждала его до утра, но он так и не вернулся. Никто не знает, что с ним случилось. Может…

Последующие слова вновь перешли в рыдания. Магдалена задумчиво посмотрела на Симона. Тот понимающе кивнул. Он уже рассказал всем о причудливом поведении Иеронима Хаузера. Катарина тоже как-то упоминала, что в последние дни отец вел себя довольно странно.

– А ты не замечала вчера за своим отцом чего-нибудь необычного? – спросила Магдалена у Катарины.

Та подняла на нее растерянный взгляд.

– Ну, он… он был очень напуган, – пробормотала она. – Без конца оглядывался во время представления, как будто очень боялся увидеть кого-то. Но когда я спросила его об этом, он не ответил… – Катарина робко огляделась. – Так вы думаете, его забрал этот оборотень?

– Надумать можно много чего, – мрачно ответил Якоб. – Я хочу знать точно. Поэтому не теряйте времени и отправляйтесь искать Барбару и отца Катарины. Слишком уж много народу пропало в этом городе… – Он поднялся и хрустнул пальцами. – А я, как порядочный христианин, пойду к мессе. И восславлю Господа, если хоть на шаг подберусь ближе к истине.

В скором времени Симон уже спешил по улицам Бамберга к церкви Святого Мартина, возле которой жил викарий. Жилище его представляло собой обыкновенный дом, стоявший вплотную к церкви и связанный с нею проходом. Симон подошел к двери и увидел, что кто-то начертил в грязи большую пентаграмму. На дверной ручке висел пучок зверобоя, который, согласно древнему преданию, защищал от ведьм, демонов и злых духов.

Цирюльник осторожно огляделся. Некоторые из прохожих опускали головы и старались держаться подальше от дома, словно боялись заразиться. Симон был в своей старой одежде – роскошный наряд, который одолжил ему Самуил, сильно пострадал после нападения одержимого викария. Что ж, по крайней мере, теперь он не выделялся из толпы на площади перед церковью…

Колокола громким и протяжным звоном созывали горожан в собор, на День поминовения усопших. А сегодня народу там соберется немало, Симон в этом не сомневался. Он по опыту знал, что в такое время, как сейчас, люди особенно нуждались в утешении церкви.

«И конечно же, они надеются на вдохновенную, будоражащую проповедь, – подумал он. – Ненависть и страх перед сатаной всегда держали народ в узде».

Фронвизер осторожно постучал в дверь, и ему почти сразу открыл Самуил. Лейб-медик был небрит и бледен – похоже, он всю ночь провел у больного. Сквозь приоткрытую дверь на Симона повеяло насыщенным ароматом ладана.

– Проходи, – устало сказал Самуил и отступил в сторону. – Его состояние особо не изменилось. Из прислуги, к сожалению, остались только лакей и толстая служанка, с которыми ты познакомился еще вчера. Остальные со страху разбежались. Так что придется тебе отказаться от утренней порции кофе.

Симон улыбнулся:

– Как-нибудь перенесу. Хотя признаюсь, это черное варево помогает мне в раздумьях. Я полночи голову ломал, пытался найти разумное объяснение этой чертовщине…

Они поднялись по лестнице на второй этаж и оказались в темном коридоре с множеством дверей и стенами, увешанными образами святых. Симон уже знал, что комната больного находилась в самом конце коридора, но он отыскал бы ее даже с завязанными глазами. Чем ближе они подходили к комнате, тем сильнее, чуть ли не до тошноты, становился запах фимиама.

– Только не удивляйся обстановке, – предупредил Самуил, открывая высокую дверь. – Это не моих рук дело. Но служанка, эта суеверная карга, настояла на этом. А то и она, чего доброго, сбежала бы.

Они вошли в затемненную комнату, и Симон сразу почувствовал запах смерти – сочетание ладана, жженых трав, пота, испражнений и хвори, знакомое по многочисленным посещениям больных. Как и перед входом, на полу была начертана большая пентаграмма, по углам кровати висели пучки зверобоя, и по стенам висели распятия всевозможных размеров. Окна были завешены плотным холстом.