Верхний ярус - Пауэрс Ричард. Страница 91

Что-то рвется. Николас смотрит вверх и видит, что склон размыло. От ночного ливня земля сделалась мягкой — и, лишившись покрова, который удерживал ее на месте сто тысяч лет, гора с грохотом ползет вниз. Деревья выше маяков ломаются, как веточки, врезаются друг в друга; по склону катится раздувшаяся волна. Ник поворачивается, бежит. Над ним вздымается двадцатифутовый вал из камня и дерева. Он мчится прочь по тропе и успевает обернуться, чтобы увидеть, как река из деревьев обрушивается на хижину. Его гостиная заполняется пнями и камнями. Здание отрывается от фундамента, и поток увлекает его за собой.

Он бежит к соседям, кричит им, чтобы немедленно убирались. И вот его соседи тоже бегут со своими двумя малышами по подъездной дорожке к семейному грузовику. Но обломки добираются до грузовика первыми и блокируют его. Деревья подступают к дому-ранчо, вспучиваясь древесной лавой.

— Сюда! — кричит Ник, и соседи следуют за ним.

Он ведет их через овраг по более пологому склону. И там оползневая волна останавливается у тонкой линии секвой. Грязь и щебень сочатся через последний барьер, но деревья держатся. Это последняя капля для матери. Она начинает рыдать, хватает своих сыновей. Отец и Ник смотрят вверх, на обнаженный горный склон, чей гребень вдруг стал до жути низким.

— Иисусе, — шепчет мужчина, и Ник вздрагивает.

Он глядит туда, куда указывает сосед. На каждом стволе в стойкой баррикаде, которая только что спасла им жизнь, нарисован ярко-синий крестик. Жатва, запланированная на следующую неделю.

ДУГЛАС ВОЗВРАЩАЕТСЯ К МИМИ, как пес, в не самое подходящее время. Сначала просто заглянуть и проверить, все ли с ней в порядке. Затем рассказать свой самый замечательный сон. Она отключила автоответчик. Поэтому он приходит к ней домой собственной персоной, что немного сводит ее с ума.

Во сне он и Мими сидят лицом к лицу в парке красивого города на берегу еще более красивого залива. Появляется Адиантум. Она улыбается и говорит: «Подожди! Все прояснится. Вот увидишь». Дугги не может усидеть на месте от волнения, вызванного рассказом.

— Как будто она все видела! И хотела сообщить об этом. Когда я проснулся, все было таким четким. Все будет хорошо.

Мими не проявляет особого энтузиазма. Мысль о том, что «все будет хорошо», едва не вынуждает ее кричать. Поэтому он некоторое время держится в стороне. Но сон приходит снова, со свежими, новыми нюансами, о которых она, несомненно, захочет услышать. После продолжительного и настойчивого стука в дверь Мими открывает и втаскивает Дугги внутрь. Усаживает его за обеденный стол, где они приготовили к отправке тысячи протестных писем.

— Дуглас. Мы сжигали здания дотла. Мы действовали как безумцы. Общественно опасные психи. Нас растерзают. Ты это понимаешь?! Мы проведем остаток нашей жизни в федеральной тюрьме.

Он ничего не говорит. Слово «тюрьма» пробуждает в памяти отрывок прошлого — того самого, из-за которого он и ступил на эту скользкую дорожку.

— Ладно, я понял. Но во сне она обнимала тебя одной рукой и говорила…

— Дуглас! — кричит Мими достаточно громко, чтобы было слышно сквозь стены. Продолжает, понизив голос. — Больше не приходи. Я продаю квартиру. Уезжаю.

У него глаза лезут на лоб, как у лягушки, пытающейся сглотнуть.

— Уезжаешь?

— Послушай меня. Ты. Должен. Уйти. Начни новую жизнь. Возьми новое имя. Это поджог. Непредумышленное убийство.

— Пожары мог устроить кто угодно. Нас не выследят.

— Нас уже арестовывали. Мы известные экологические радикалы. Они проверят списки. Посмотрят каждую запись…

— Какую еще запись? Мы платили за все наличными. Проехали сотни миль. В этих списках много людей. Списки ничего не доказывают.

— Дуглас. Исчезни. Забейся в нору. Не возвращайся. Не ищи меня.

— Ладно. — Его глаза горят. До нее не докричаться. Держась одной рукой за дверь, он поворачивается. — Знаешь, не то чтобы я вылезал когда-нибудь из этой твоей норы.

Ему снова снится сон. Они сидят на возвышении над городом будущего. Адиантум говорит им: «Подождите! Вы еще увидите!» И, конечно же, вокруг вырастают леса. Это превосходит все мыслимые понятия о чудесном, и Мими должна знать. Но когда он добирается до ее дома, перед входом висит большая красная вывеска: ПРОДАНО.

Ему больше некуда идти. Восток кажется лучшим из трех доступных вариантов. Итак, он загружает свое движимое имущество в грузовик и направляется вверх по ущелью Колумбия. Не говорит об этом даже своему боссу в хозяйственном магазине. Пусть оставят себе его жалование за последние две недели.

На границе с Айдахо Дугласа осеняет: надо осмотреть площадку. По западным меркам, он практически рядом. Может, хоть попрощается как следует. Мими кричит ему в ухо, дескать, не сходи с ума. Любой разумный человек сказал бы то же самое. Но разум — то, что превращает все леса мира в прямоугольники.

Он едет по местному шоссе, сердце рвется на волю из грудной клетки. Сворачивает на пустынную подъездную дорогу, вдоль которой высятся ели, в сгущающейся Темноте неподвижные, словно судьи. Мышцы помнят. Словно выжившая четверка опять в фургоне, охваченная дурнотой после всего, что было. Но, приближаясь к строительной площадке, он видит другой огонь, резкий, контролируемый и белый — электрические дуги ночных трудяг. Повсюду роятся люди в касках, устраняя повреждения. «Кэпитал» решила вопрос со сбоем в расписании простым способом: добавила еще несколько смен.

Огромная фура, нагруженная фермами. Сигнальщик с красным флажком. Дуглас сбавляет скорость, чтобы осмотреться. Никаких признаков того, что здесь когда-либо что-то горело. Мими кричит ему, чтобы он убирался к черту, пока какая-нибудь камера слежения на столбе не запечатлела его номера. Что-то еще подсказывает, что здесь искать нечего. Адиантум.

Он проносится мимо строительной площадки по пустому шоссе. На следующем перекрестке снова сворачивает на восток. После полуночи машина медленно пробирается через Монтану. Он съезжает с трассы у начала тропы для туристов в лесном заповеднике и несколько часов спит на откинутом водительском сиденье.

Дневной свет превращает небо в мрамор. Дуглас ездит по проселочным дорогам, понятия не имея о направлении. питаясь вяленой говядиной и коричными леденцами, которые покупает на заправках. Проезжает через широкую плоскую котловину, обрамленную скалами — каменистые пастбища, слишком сухие для реального употребления. Но жизнь по-прежнему использует эти места миллионом способов. Его внимание привлекает движение на другой стороне поля — вилорог сражается с проволочным заграждением. Зверей пятеро, и один ранен. Нумерологический аспект происходящего — знак! — овладевает Дугласом, и он начинает дрожать. Останавливается на обочине. На него наваливается огромная, пустая даль размером с небо. Он засыпает с приоткрытым окном, и койоты воют вокруг, будто мир все еще принадлежит им.

Утром второго дня он едет дальше наугад. Восходящее солнце помогает ему кое-как ориентироваться. Проходят мили и часы, не всегда следуя друг за дружкой. Слева от дороги появляется что-то странное. Зрелище воспринимается как неправильное еще до того, как он понимает, что именно видит. Посреди золотисто-серого простора затерялся оазис деловитой зелени. Аванпост на берегу реки, без реки. Он слишком быстро сворачивает на следующем повороте и попадает на раздолбанную щебеночную дорогу, которую не пощадили ни снежные зимы, ни корни упертых сорняков. Грузовик замедляет ход, но дорога все. равно хочет сломать оси и размолотить ходовую. Потом Дуглас оказывается в роще тополей, лохматых, как банда подростков.

Он выходит из машины и идет пешком. В нескольких ярдах впереди из травы вспархивает стайка воробьев. Это место лишено смысла. Деревья взмывают фонтанами. Некоторые распадаются на букеты стволов, семи футов в диаметре. Деформированные тополя. На мили вокруг ни единого признака человеческого жилья, но все деревья растут в виде сетки, которая напоминает детскую логическую головоломку. Под сводами одной из зеленых аркад до него доходит: это улицы невидимого города. Тротуары, парковки, дворики, фундаменты, магазинчики, церкви, дома: все исчезло, рассыпалось прахом, остались лишь лесопосадки на месте нескольких кварталов. Он садится под деревом, которое когда-то было гордостью семейного панорамного окна. Теперь тень гиганта ни на кого не падает.