Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ) - Агишев Руслан. Страница 56
Рассказчик махнул рукой в стороны своих сапог. Его товарищ, едва взглянув, завистливо покачал головой. Даже при свете костра было видно, что сработал их настоящий мастер. Сидели на ноге, как влитые, в обтяжку. Все швы ровные, кожа мягкая, подошва толстая, особыми гвоздиками подбитая и обильно дегтем от влаги смазанная. Такие сапоги не грех и боярину преподнести в подарок.
— Хороши, — самодовольно заулыбался конопатый, прихлопнув одним сапогом по другому. Мол, смотри, любуйся на мою удачу. — Будут за мои сапоги чистым серебром платить. А коли грошей нема, то проходи мимо. Может даже для самой государыни черевички тачать будем, — размечтался он, любуясь сапогами. — А что? Такие сделаем, что все от зависти падать будут…
Второй воин, явно завидуя, что-то неопределенное буркнул в ответ и махнул рукой. Похоже, сказать хотел что-то такое, что бы стерло улыбку с лица первого. Наконец, нашел.
— Ты бы, Кострома [конопатый родом был с Кострому, за что и получил такое свое прозвище среди товарищей], рано не радовался, — вдруг огорошил он товарища. Вроде и говорил тоном сочувствующим, но подспудно проскальзывали и насмешливые нотки в его голосе. Точно хотел гадость какую-то сказать. — Людишки сказывают, что затеялась в Москве великая буча. Вроде бы лихие люди замыслили нашу государыню трона лишить. Нонче только от нашего писарчука слышал. Он как раз добрую чарку принял, окосел, а у него апосля язык развязался.
У конопатого от удивления аж рот раскрылся. Лицо с оттопыренными ушами стало напоминать лицо ребенка, которому впервые показали, что под кроватью-то на самом деле лежат старые отцовы тапочки, а не страшный монстр.
— Нашу государыню трона лишить? — оторопело повторил он услышанное и замолк. Это же звучало даже, как ересь. Настоящее потрясение основ. Как можно что-то замышлять против государыни, поставленной на российский престол божьи промыслом? — Кто же сей изверг? Уж не ляхи ли?
Его товарищ наклонился вперед и, сделав подозрительное лицо, шепотом ответил:
— Сказывают, бучу подняли Нарышкины… Петьку-царевича хотят царем ставить.
-//-//-
Запорожская сечь — насколько яростные и противоречивые эмоции вызывало это название у врагов Московского царства, сложно даже описать пером. Расположенные в низовьях Днепра и сторожившие речные переправы, военные городки свободных казаков были настоящей костью в горле у крымчаков и осман, называвших Запорожскую Сечь дьявольскими землями. Немало беспокойств доставляли они и Речи Посполитой, прозывавших казаков не иначе, как неистовыми московитами.
В эти дни наиглавнейший Кош, главное военное укрепление Сечи, готовился к большому празднику — к встрече своих братьев-казаков и московской рати с победой над своим извечным врагом — Крымским ханством. Еще пару суток назад прискакал от них гонец с радостным известием о том, что пал Бахчисарай, а сам хан оказался в кандалы закован. В Коше после такого известия до самой глубокой ночи не смолкали оглушительные выстрелы из артиллерийских орудий, ружей и пистолей. Без устали казаки ревели пьяными голосами победные песни.
С самого утра этого дня казаки в крепости готовились к празднику. На площадь у гетманской избы телегами возили дрова и хворост для костров. Сколачивали столы и скамьи, разделывали туши быков и овец, из погребов с воплями вытаскивали бочонки с прохладным пенистым пивом и сладким вином. В корчме уже готовилась здоровенная бадья с крепленной брагой для тех, кто выпить был особенно силен.
Лишь в гетманской избе царила тишина, где за столом с ошалелым лицом сидел перший помощник гетмана Гайдана. На другом конце стола на самом краешке лавки присел писарь, лопоухий парень в платье семинариста, державший в руках пергамент послания.
— Ох, грехи мои тяжкие. За что мне сие, Господи? — сокрушался помощник гетмана, горестно мотавший головой. Его роскошные висячие усы, выделявшиеся на безбородом лице, мотались вслед за головой, словно две метелки. — Что же теперь творить-то? Андрей-ка, прочти еще раз. Можа что другое там писано? Хорошенько прочти, чтобы все буковки заметить! Не одну не забудь! Слышишь меня? А то розгами всю задницу развальцую.
Паренек еле слышно вздохнул при этом. Видимо, не первый раз уже приходилось перечитывать послание. Может в четвертый, а может и в пятый раз читал.
— Сделаю, батька, — тем не менее, с готовностью произнес писарь. Знал, что у батьки Гайдана не забалуешь. Лучше не перечить, а то живо плетей заработаешь. Батька на плети и розги не скупился. — Послание сие писано в городе Москва больше седьмицы назад. Итак…
Он поднес пергамент ближе к глазам, потому что освещение было не очень. Лишь одна свеча на столе горела.
— Пресветлейший и державнейший великий государь и великий князь Петр Алексеевич всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец: Московский, Киевский, Владимерский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский и царь Сибирский, государь Псковский, великий князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятцкий, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея северныя страны повелитель, и государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских князей и иных многих государств и земель Восточных и Западных и Северных Отчичь и Дедичь и наследник и государь и обладатель, — медленно, по слогам читал писарь, разбирая витиеватый почерк. — Приказываем схватить лихоимца и злодея, помышлявшего на царскую жизнь, Ваську Голицына и заковать его в кандалы. После же под доброй охраной верных людей отправить сего разбойника в Москву. За то будет дадена большая награда.
Не услышав ничего нового, Гайдана аж в голос застонал. Как же так? Что, вообще, происходит? Хотя, пожалуй, на последний вопрос у него был ответ. Прибывший прошлым днем гонец все рассказал, что в Москве происходило и чего в царском послании не было. А в столице неделю назад между тем весьма знатная буча произошла. Нарышкины в Боярской Думе шум подняли, государыню Софью болезной признали и в монастырь оправили. Всех Милославских под это дело в темную пересажали, а их имущество между собой поделили. Теперь, получается, один боярин Голицын остался, что за бывшую государыню Софью встать мог.
— И что же делать теперь? — продолжал сокрушаться Гайдана, задумчиво теребя свои усы. — Выходит нам не победную пирушку готовить нужно, а стражу с кандалами… Как? Там же цельная армия с пушками и ружьями идет? Коли против пойду, меня же самого в кандалы закуют или на дереве вздернут… Ох, грехи мои тяжкие.
В этот самый момент дверь в избу с треском распахнулась и внутрьвлетел мордатый казак в дорогой одежде. Раскрасневшийся, с выпученными глазами, он подлетел к столу и своим внушительным пузом едва не наехал на Гайдану.
— Ты что это творишь, Гайдана⁈ Я тебя спрашиваю? Почто обчеству про послание государя ничего не говоришь⁈ — чувствовалось, что казак очень хорошо умел «переобуваться». Успел уже списать государыню Софью и присягнуть новому государю. Одно слово, гибок без меры. — Я все знаю! Гонец мне все про послание государя рассказал. Нужно скорее казачий круг собирать и сбор нового войска объявлять. Будем лиходея Ваську Голицына ловить…
Помощник гетмана не дал ему договорить. Встал и, сложив руки на груди, с брезгливостью сплюнул прямо под ноги вошедшему казаку. После грозно нахмурил брови.
— Смотрю, Мазепа, быстро ты нашу государыню забыл! И дня не прошло с того дня, как в корчме здравницу ей кричал. Сейчас уже хулу ей творишь, — скривился Гайдана, смерив казака презрительным взглядом. Очень хорошо знал он Мазепу, что за гнутый гривенник мать родную продаст османам. Знатный сребролюбец был. Все грошей и власти хотел. — Желаешь выслужиться и милость у нового государя заработать?
Вздрогнув от неприкрытой ничем правды, Мазепа недовольно оскалился. За рукоять дорогого пистоля схватился, что был за парчовый, красного цвета, пояс засунут. Пузо еще сильнее выпятил, словно им толкнуть хотел. Только то все пустая бравада была. Трусоват он. Скорее сподличает, чем в драку полезет. Словом, мерзкая душонка.