Слон императора - Северин Тим. Страница 18

– А как насчет этого? Сгодится даже ярлу на плащ, – проскрипел старый продавец и с усилием развернул свернутую в рулон медвежью шкуру с головой и лапами. Вчера я своими глазами видел, какие раны остаются после одного удара этими черными когтями, даже если его наносит лишь годовалый медвежонок. Когда же я увидел огромные зубы, торчавшие из раскрытой пасти шкуры, у меня по спине пробежал холодок. И, конечно, не было никакой нужды спрашивать старика, не у Охтера ли он приобрел эту шкуру.

Самого Охтера мы, как и вчера, нашли на краю поселения. Он с мрачным видом заглядывал сквозь решетку в свою клетку с медвежатами. Звереныши с закрытыми глазами вытянулись на голой земле. Они лежали неподвижно, и было даже трудно понять, дышат ли эти животные вообще. В клетке, прямо перед тяжелой дверью, стояла деревянная бадья с водой. Подле нее находилось два корытца, заваленные чем-то, что показалось мне похожим на полосы пожелтевшего свиного сала с толстой черной кожей.

– Так и не жрут, – не скрывая сожаления, сказал Охтер. В руке у него была та же палка, что и вчера. Просунув ее между прутьями решетки, он подтолкнул одно из корыт к самому носу ближайшего медведя.

Ни одно из животных не пошевелилось.

– Чем ты пытаешься их кормить? – спросил Редвальд.

– Китовым жиром. От себя, можно сказать, отрываю, – вздохнул торговец.

– И небось никак в ум не возьмешь: с чего это они отказываются! – насмешливо хмыкнул наш корабельщик. Можно было не сомневаться, что эти двое – хорошие приятели.

Затем Редвальд повернулся ко мне:

– У Охтера слабость к китовому жиру. Он, как ребенок, прячет его от всех. Никак его понять не могу. По мне, так вкус мерзкий.

Продавец животных громко фыркнул:

– Ну, не все с тобой согласятся! Подождите-ка… – Он вдруг быстро зашагал к своему кожаному шатру.

Редвальд окинул медведей пристальным взглядом:

– Зигвульф, ты уверен, что их следует покупать? Судя по виду, они не жильцы на свете.

– Я все же хочу рискнуть, – возразил я. – Других-то все равно нет, а этих, может быть, все-таки удастся заставить есть.

Моряк пожал плечами: дескать, твоя воля.

– Но переговоры оставь мне, – сказал он. – Я, по крайней мере, смогу сбить цену на том, что они голодом заморенные.

– Я успел проболтаться Охтеру, что покупаю их для короля Карла, – признался я. – Боюсь, что теперь он задерет цену до небес.

Торговец вынырнул из палатки, держа в руке какой-то увесистый брусок. Мы направились ему навстречу, а он помахал своей ношей в воздухе, давая нам разглядеть ее. Одну сторону этого предмета покрывала толстая темная кожа, вся в мелких морщинах. А все остальное представляло собой бледную изжелта-белую массу, похожую на затвердевшее желе, дюйма в два толщиной.

– Лучший китовый жир, провяленный на воздухе, – объявил Охтер. – Ну-ка, попробуй кусочек!

Вынув из-за пояса большой моряцкий нож, он отрезал маленький кубик жира и протянул его мне.

Я кинул кусочек этого странного угощения в рот и осторожно – неизвестно же, что это за яство! – разжевал его. Вкус оказался на удивление приятным. Я почувствовал, как из кусочка выступает и течет по глотке масло. Оно смягчало горло и имело легкий привкус лесных орехов.

И тут Охтер, взглянув на что-то позади меня, недовольно охнул и воскликнул:

– Что делает этот болван?!

Я испуганно повернулся.

Конечно же, болваном оказался Вало. Мы оставили его без присмотра возле клетки с медведями, и он отпер массивную дверь, открыл ее и теперь заползал на четвереньках внутрь.

– Они же убьют его, – пробормотал я и рванулся вперед, но Охтер крепко схватил меня за руку и удержал на месте:

– Не делай резких движений и не вздумай кричать! Этим ты их только напугаешь. Нужно осторожно подойти поближе и тихонько приказать твоему парню, чтобы он выбирался оттуда.

Потом он взглянул на Редвальда:

– И чтобы народу было поменьше. Ты лучше постой здесь.

Медленно и осторожно мы с Охтером двинулись к клетке. Вало уже полностью залез внутрь и стоял все так же на четвереньках лицом к медведям. К своему вящему испугу, я увидел, как оба зверя подняли головы и уставились на него. Моего помощника отделяло от них не более четырех-пяти футов.

– Я сразу подумал, что у него неладно с головой, – пробормотал Охтер.

Вало между тем повернулся спиной к медведям и плотно закрыл за собой дверь. Я с ужасом увидел, как он просунул руку между прутьями решетки и поставил на место брусок, служивший запором. Теперь парень оказался заперт вместе со зверями.

– По крайней мере, что бы ни случилось, они не сбегут, – чуть слышно сказал торговец.

И тут откуда-то из-под моего правого колена раздалось негромкое рычание. Сердце у меня подскочило к самому горлу. К нам прибился один из бродячих псов, которыми изобиловало это поселение. Вздыбив шерсть на загривке, ощерив зубы и утробно рыча, чуть ли не прижимаясь к нашим ногам, собака шла к клетке вместе с нами.

Охтер молниеносным движением выбросил руку вниз, схватил пса за загривок и резко дернул. Рычание умолкло. Мы остановились, и торговец, пригнувшись, взял его второй рукой под горло, крепко сжал и держал его так до тех пор, пока тот не перестал отчаянно биться, а потом бесшумно положил труп наземь.

Вало же тем временем успел удобно устроиться – он уселся в клетке спиной к окну и лицом к медведям. Хищники все так же лежали на земле, но уже полностью проснулись, подняли головы и не сводили черных глаз с незваного гостя.

Я шевельнулся, чтобы приблизиться к ним, но Охтер опять удержал меня:

– Лучше держаться поодаль.

Вало извлек что-то из кармана и поднес к губам. Через мгновение я услышал те же самые четыре ноты, которые он играл во дворе фермы еще в первый день нашего путешествия. Они звучали негромко и повторялись вновь и вновь.

Один медведь, а за ним и другой поднялись на ноги, но даже не попытались подойти к парню.

А тот, ничуть не встревожившись, продолжал играть. Краем глаза я заметил, что стоявший подле меня Охтер повернулся и решительным жестом приказал Редвальду оставаться на месте.

Немного погодя Вало убрал дудочку в карман и пополз на коленях к медвежатам, толкая перед собой по земле корыта с едой.

Оказавшись совсем рядом с ними, в пределах размаха медвежьей лапы со смертоносными когтями, он приостановился и, пригнувшись еще ниже, почти касаясь лицом земли, вытянул руки и раздвинул корыта в стороны, на добрую сажень одно от другого.

– Подумал о том, чтобы они не подрались из-за еды, – чуть слышно прошептал Охтер.

Вало выпрямился и сел, поджав под себя ноги. Несколько мгновений он не двигался и в клетке не происходило ровным счетом ничего. А потом оба медведя поднялись, продвинулись на два шага вперед и принялись обнюхивать подношение. Еще пауза… и в конце концов они стали есть китовый жир.

Я с облечением выдохнул и решил, что сын егеря сейчас покинет клетку. Однако, к моему изумлению, он прополз дальше, оказавшись как раз между зверями, после чего повернулся и опять сел, скрестив ноги. Снова явилась на свет дудочка из оленьего рога, и снова зазвучала та же простенькая мелодия. Парень сидел и наигрывал, а по бокам от него два крупных медвежонка жадно заглатывали пищу.

Редвальд все же осторожно подкрался к нам, и я услышал, как Охтер пояснил ему, что происходит. Он говорил вполголоса, и я не сразу разобрал его слова. Медведя торговец назвал словом, которого я не слышал с детских лет. Мой народ – саксы – считал медведя существом, наделенным мистической силой, и потому частенько поминал его косвенным образом, с почтением, называя не медведем, а беовульфом. И сейчас Охтер, используя это самое слово, сказал, что если бы он не видел собственными глазами, то ни за что не поверил бы, что кто-нибудь способен укротить беовульфа. Я почувствовал, что волосы у меня на затылке поднялись дыбом: слово «беовульф» означало «пчелиный волк».

Передо мной, как наяву, развернулся тот сон, который я видел в Ахене: Вало сидит между волками, весь облепленный роящимися пчелами. Согласно Артимедору, если пчелы являются во сне, связанном с крестьянином, это означает успех в его предприятиях. Для всех остальных это предзнаменование смерти.