Фальшивая война (СИ) - "Dolores_Gaze". Страница 130

- О, тем лучше, – Гермиона даже обрадовалась и протянула ему мешочек и пачку каких-то бумаг. – Здесь пергаменты со всей информацией по аврорату и фальшивые серебряные сикли. Связаны между собой и все завязаны на золотой галлеон, он лежит сверху. Галлеон возьмите себе, с его помощью в любой момент можно связаться со мной. А сикли – для тех авроров, в которых вы будете уверены. По-настоящему уверены, – серьезно добавила она.

- Хорошо, допустим, – с изрядной долей сомнения протянул мракоборец, но мешочек все-таки взял. – Насчет аврората ты меня убедила. Что еще мы можем сделать?

- По большому счету, ничего, – вздохнула девушка. – Я попрошу Скримджера установить более строгие меры безопасности в Министерстве, и в том числе ввести категорический запрет для сотрудников оставаться на местах после окончания рабочего дня, вроде комендантского часа. Это поможет избежать случайных жертв, когда они все-таки решатся напасть. А больше пока идей нет.

- Почему ты не хочешь рассказать обо всем этом Ордену? – Бруствер наконец решил задать вопрос, который с самого начала не давал ему покоя и вертелся на кончике языка. – Тебе удалось узнать важную информацию, и предлагаешь ты вполне разумные вещи. Возможно, вместе мы могли бы придумать что-то еще.

- Потому что наряду с захватом Министерства у Пожирателей есть еще одна задача, – вздохнув, ответила Гермиона. – Это Гарри. Волдеморту известно, что защита матери спадет в день его совершеннолетия. На его захват будут брошены все силы Пожирателей. Так что задача Ордена – как-то вытащить Гарри, и я не хочу их отвлекать на сторонние вопросы. Без Гарри нам не справиться. А Министерство… по большому счету, это не наша головная боль. Мы все равно не сможем им помешать, а распылять силы сейчас опасно тем, что в результате мы ни в чем не добьемся успеха. Да и Грозный Глаз ясно дал понять, как расставлены приоритеты. Едва ли я найду аргументы, чтобы его переубедить, да и вряд ли он вообще станет меня слушать.

- Какая-то конкретная информация у тебя есть? – нахмурившись, спросил Кингсли. Он не был согласен с девушкой, но решил вернуться к этому вопросу позже.

- Пока нет, – покачала головой девушка. – Пока действует защита, они даже найти его не могут. Примерное местонахождение знают, но приблизиться для них невозможно. Но район наверняка уже под наблюдением, и чем ближе к концу июля, тем плотнее будет кольцо. Наверняка они попытаются добыть информацию из всех возможных источников, Ордену нужно соблюдать осторожность. Но об этом Грозный Глаз знает куда больше меня, – она улыбнулась, и Кингсли ничего не оставалось, кроме как согласиться с ней.

Они просидели еще какое-то время, обсуждая детали, Гермиона написала короткую записку для Скримджера, и, попросив её передать, попрощалась с Бруствером и вернулась в Нору.

Как раз к ужину, разговорам о свадебном торте, оттенке салфеток, нужном количестве букетов и многом, многом другом…

====== Глава 87. ======

Малфой-мэнор был тих и мрачен.

Из него словно утекла вся магия, в одночасье превратив его из величественного, излучавшего могущество древнего волшебства строения в огромную бессмысленную груду камней.

Нет, он не всегда был таким. Когда-то его камни дышали покоем и силой, а стены казались нерушимой защитой от любой беды.

Но когда беда пришла, она не штурмовала стены. Не билась в запертые двери. Не нападала внезапно, неожиданно, исподтишка.

Она вошла в гостеприимно распахнутые ворота, вплыла внутрь званой гостьей, расползлась во все уголки. И мэнор застыл. Как будто замер, затаив дыхание. Будто хотел переждать, не видя, не замечая, не ощущая того, что теперь творилось в его стенах.

Мэнор мог бы помочь. Древняя магия рода струилась по серому камню, готовая в любой момент запутать, околдовать, изгнать чужаков… но Хозяин не желал помощи. Он не был больше полновластным Хозяином. Он не обращался к магии рода, и магия теперь утекала из стен, собираясь в сердце мэнора в ожидании времени, когда вновь станет нужна.

Драко Малфой ничего не знал об этом.

Сегодня ему исполнилось восемнадцать лет, и древняя магия вековых стен волновала его сейчас, пожалуй, в последнюю очередь. Ему было восемнадцать, и он шел по коридорам, которые помнили его счастье. В которых до сих пор гулким эхом звучал его детский, такой звонкий смех. Как фантомная боль отнятой части себя, этот смех сейчас манил, звал, издевался своей абсолютной невозможностью, недостижимостью, неповторимостью.

Больше не было этого смеха. Не было того мальчика. Он остался где-то там, позади. Там же, за его спиной, где он оставил забавного и нелепого в своем высокомерии серьезного мальчишку-первокурсника, который давал самому себе десятки обещаний перед тем, как отправиться впервые в Хогвартс. Обещаний, которым не суждено было сбыться. Обещаний, о которых он не жалел. С ними остался подросток – угловатый, хмурый и разочарованный во всех, и в первую очередь в себе, полный пустых и глупых переживаний – об учебе, квиддиче и первой влюбленности в такую неправильную, невозможную для него девушку. Там же он запер и семнадцатилетнего юношу – куда более взрослого, но уже бесконечно радостного, влюбленного и терявшего себя в искрящемся, переливающемся счастье в руках любимой и любящей его невесты, а затем и жены.

Он оставил их там, за плечами, запер на замок за тяжелой дверью серебристо-зеленой комнаты, освещенной лишь отблесками затухающих углей в камине.

Каждый шаг, который нес его прочь от этой двери по этому коридору, натягивал тонкую нить, которая еще связывала его – с ними, с теми, кем был когда-то он сам. Она тянула его назад, растягивалась, истончалась, но упрямо не отпускала, как будто была живой, как будто не хотела умирать. Словно понимала, что в тот момент, когда он пройдет этот путь до конца: коридор, лестница, холл, – и откроет следующую дверь, она разорвется окончательно.

Он знал.

Но он шел.

Не потому, что выбора не было – он был.

Гермиона была права: у него был выбор, всегда, каждую минуту. И даже сейчас, когда каждый сделанный шаг приближал его к черте, из-за которой не вернуться, он делал этот шаг осознанно. Добровольно. Потому что именно таков был его выбор.

Его ждали.

Когда тяжелые двери гостиной распахнулись перед ним, губы искривила невольная усмешка. Как иронично: та же гостиная, те же люди. Это повторялось из года в год, сколько он себя помнил. Нарцисса всегда устраивала роскошные приемы в честь его дня рождения, в виде исключения перенося их в последние годы на несколько недель вперед в ожидании его возвращения из Хогвартса. Только сегодня вместо сияния люстр были зловещие всполохи пламени, вместо слепящих роскошью туалетов и блеска драгоценностей – черные мантии и серебряные маски. И изящный хрусталь бокалов с шампанским сегодня заменит металлический блеск кубков с вином. А может, и с кровью – в цвете разницы нет, а смрадным приторным запахом смерти пропиталась уже каждая частичка этого здания, которое было ему когда-то домом.

Здесь не было больше места Драко – тому сероглазому счастливому Драко, светившемуся изнутри собственным светом белого мрамора кожи и платины волос. Тот Драко остался надежно запертым там, наверху, в тишине его комнаты, до которой сжался его мир – его реальный мир. А во всем остальном мире осталось место только для юного лорда Малфоя, Пожирателя смерти, и подтверждением этого стала метка, чернильным пятном растекавшаяся на его алебастрово-белом предплечье.

Темная магия хлынула в вены, опаляя жаром их нежные голубые стенки, сжигая дотла и оставляя после себя вязкую черноту. Сожженные вены скручивались в узлы, осыпались пеплом, и из пепла прорастали заново, разрывая каждую мышцу, каждую связку волокон в полыхающем заревом пожара теле. Тьма струилась по новым руслам, стремясь туда, куда повелевала магия – посторонняя, чужая, сильная. Чужая магия вливалась в тело, рвала его в клочья изнутри и вновь заживляла, пропитывая даже кости, а потом устремлялась туда, куда приказывал Повелитель – и собиралась, клубилась под тонкой кожей левой руки, сплетаясь в страшный узор, клеймя это тело, как собственность своего Хозяина.