Юрьев день (СИ) - Француз Михаил. Страница 2

Вот, как-то очень уж быстро и легко я сумел смириться, сжиться и принять тот факт, что день — повторяется. Хотя, это «быстро» и «легко» было внутри квартиры. До того, как я вышел на улицу и начал натыкаться на тех же самых людей, которых уже видел вчера. Те же самые машины. В точности те же звуки и их сочетания. Даже порывы ветра — те же и там же.

Это… заставляло голову идти кругом. Легко о таком говорить и рассуждать, но, когда это происходит в реальности, против воли начинаешь чувствовать, что сходишь с ума…

С другой стороны, это же какой прекрасный шанс сделать всё лучше, чем в первый раз! Качественнее, быстрее, без тех ошибок, о которых ты уже знаешь…

Но, как же скучно было сидеть на уроках! Даже физкультура не радовала. Да, я смог получить высокие оценки на всех теоретических дисциплинах, так как уже совершенно точно знал вопросы и ответы. Да, я смог занять, в этот раз, на кроссе не пятое место, а третье, так как точно знал, где можно поднажать и где оставался ещё небольшой запас сил, которые вполне можно было потратить. Да, смог не пятнадцать выходов силой сделать, а шестнадцать, так как чуть-чуть сэкономил силы на последнем подходе «лесенки» и на пару минут дольше отдыхал, чем вчера. Но слушать один и тот же не очень умный трёп по второму раз… одни и те же скабрезности, одни и те же подколки…

Утром, я не выходил на свою пробежку. Во-первых, так как со всеми своими переживаниями, криками, плясками и звонками серьёзно выбился из распорядка-графика, а значит, не смог бы уже уложить в оставшееся время полную запланированную дистанцию. А уменьшать — не то удовольствие. Во-вторых: стрёмно мне было сразу после пробуждения и звонка безопасникам выходить из дома и буквально напрашиваться на пулю или засаду! Я ж тоже человек, я же тоже нервничаю и переживаю. А с Мамонта бы сталось меня и как приманку использовать…

Зато, потратил больше времени на записывание нот и стихов для Милютиной. С необходимыми правками и пояснениями. Ведь теперь-то я уже знал, в каких местах и моментах возникнут неувязки и сложности. А также, знал, как их максимально быстро исправить. А ведь, на некоторые из этих нюансов, прошлый раз, по полчаса, а то и по часу приходилось тратить уже непосредственно на студии, где в них вникали профессионалы.

Теперь, у меня даже осталось время, чтобы самому немного поупражняться в вокале, там же, на студии. Очень уж мне петь понравилось. Прямо подсел на это дело. Как будто, все свои жизни только и мечтал об этом, но стеснялся. Упёрся в блок, что, мол, нет у меня ни слуха, ни голоса, расстроился и смирился. И больше не пробовал. Порывался, конечно, то скрипку себе купить, то губную гармошку, да только не срослось как-то ни с тем, ни с другим. А здесь: четырнадцатое место в двадцатке! И не предел возможностей голоса! Не только «шептать», как Шклярский, но и именно петь!..

После студии… блин, так мне не хотелось домой возвращаться, что я бы готов был даже заночевать в этом здании. Спать прямо на полу в комнате с мягкими стенами… кхм. В общем, ссыкотно мне было домой возвращаться. Никаких дурацких мыслей о «пешей прогулки для проветривания головы» даже и не приходило.

Но, в студии я остаться не мог. Возможности такой не было. Компромиссным вариантом стало моё согласие на то, чтобы Алина подвезла меня прямо к дому на своей машине. Тем более, что я не сам напрашивался, а лишь согласился на её предложение.

Осенний московский вечер. Фонари, фары, тени, вывески, реклама, многоэтажки. Мы ехали с Алиной на заднем сидении её машины, вроде бы рядом, но и не совсем. Между нами было больше двух ладоней расстояние. Но некое напряжение, недосказанность, умолчание начинало сгущать и наэлектризовывать воздух.

Само собой вспоминалось, когда-то давно… эм, а не так уж и давно, если подумать: после первого сентября ещё и месяца не прошло. Когда-то сказанные ей слова о «своём Долгоруком в правлении её банка». И, как-то они, эти слова, тогда, в тот день, просто словами воспринимались. Пустыми и безопасными, ничего в себе не несущими. А вот теперь, как-то повисли они в сгустившемся воздухе. Не были они повторно произнесены, но я буквально видел, как появились они между нами. Почему-то, на сто процентов я был уверен, что девочка сейчас их тоже вспоминает. Может быть, по чуть порозовевшим щекам и ушам её, может быть по слегка опустившейся вперёд, обычно всегда ровной голове, может быть, по опустившемуся взгляду, может быть по невольно прикушенной нижней губе…

Ей шестнадцать. Мне — почти шестнадцать, скоро уже, буквально через пару месяцев должно исполниться. Она — девочка. Я — мальчик. Она — красивая девочка. Я — теперь уже, достаточно спортивный и не уродливый на мордашку мальчик. Я прекрасно помнил те взгляды, что бросали на меня девчонки на физической подготовке, когда из-за выхода силой задралась майка и оголила напряжённый пресс. Оценивающие взгляды. В том числе, и её взгляд. И, если в «первый проход» я мог его не заметить, то сегодня, зная, куда смотреть…

Мы почти месяц провели вместе, постоянно общаясь, сидя за одной партой, обедая в одном классе или, позже, за одним столом в школьной столовой, занимаясь совместными делами, то и дело оставаясь наедине… Гормоны — их у нас обоих сейчас, в нашем возрасте, столько, что кровь чуть ли не кипит от их переизбытка. И ведь не только гормоны, но и феромоны… Это же чистая физиология.

А ведь, кроме физиологии, есть ещё и эмоциональная составляющая. Нас начинает тянуть друг к другу… Это закономерный процесс. Закономерный. Просчитываемый…

Да только, от этого понимания ничуть не легче. Какой толк от того, что ты знаешь формулу гравитации и можешь в уме рассчитать скорость, импульс и ускорение тела… когда это тело твоё, и оно падает вниз, с обрыва?

Вот и здесь… Боже! Я начинал испытывать те физические ощущения, какие, казалось, давно и прочно были уже мной забыты. И дрожь в руках, и холодный озноб в районе живота…

Мы закончили говорить о чем-то минуту назад. И эту минуту уже тянулось это наэлектризованное молчанье. Рука моя, как бы невзначай, скатилась с колена на мягкую дорогую обивку сиденья. С той стороны, где сидела девочка. На следующем повороте машины ладонь непроизвольно (или произвольно?) сдвинулась ближе к ней.

На новом повороте, упала с колена её рука и тоже легла на обивку сиденья. Между нашими ладонями осталось расстояние всего в несколько сантиметров.

Новый плавный поворот, и руки сдвинулись. Расстояние между ними стало меньше… Мой мизинчик медленно поднялся и оттопырился в сторону, нависнув над пальчиками девочки…

И тут машина остановилась. Всё. Мой дом. Мы приехали. Палец дёрнулся и стыдливо вернулся на своё место. Ладонь, и вовсе, сжалась и отползла к ноге. Ладонь девушки секундой позже повторила этот маневр.

— До завтра? — немного неловко улыбнулась девочка.

— До завтра, — улыбнулся я, понимая, что и моя улыбка выглядит так же неловко, как и её. Пауза, повисшая после, была ещё более неловкой, чем наши улыбки. Весь мой взрослый опыт кричал в левое ухо: «Позови её к себе, на чашечку чая, болван! Позови сейчас. И, плевать, что чая у тебя в квартире нет, и она об этом знает…». Так же, опыт добавлял, что она может не согласиться на приглашение, но она его ждёт!

— Завтра, продолжим работу над песней. У тебя получается просто хит! — не повёлся я на нашёптывание опыта. В большей степени, потому, что тот же опыт, но только уже в правое ухо шептал: «А что потом, парень? А? Что потом? Ты готов к тому, что будет утром? Готов к последствиям?». — Твой голос просто волшебен, — не удержался от добавления я, понимая, что начинаю вновь идти на поводу левого уха.

— Спасибо, — чуть-чуть отвела в сторону взгляд она.

— Ну ладно, — решительно, мысленно схватив себя за горло (или за яйца), я отстегнул ремень безопасности и протянул руку к ручке открытия двери. И да — я открыл её. Открыл и вышел. — Завтра тяжёлый день, надо многое успеть, — сказал ей, дождался ответного кивка и аккуратно, без хлопка затворил её.