Победа ускользает - Мошков Кирилл. Страница 49

В девять пятнадцать по абсолютному командир что-то прочитал на экране своего блокнота и подал непонятный Билли сигнал. Началось движение. Бойцы по приказу старших вышли из медитации и начали быстро покидать «застенок». Билли не видел, куда они уходят — только догадывался, что одна подгруппа пошла захватывать непосредственно «флагманское звено», три остальные — соответственно, три соседних, более крупных подразделения. Билли слышал с той стороны, где был КПП, несколько страшных, докатившихся по переборкам, толчков: чух… чух… — и понял, что это выстрелы из скрэчеров, только треск мгновенно испепеляемой органики сюда не доносится. Все мужество, какое только Билли мог наскрести, давно уже его покинуло — с того момента, пожалуй, как на него уставился немигающими глазами тот ч… тот африканец. Теперь же, услышав эти удары, Билли и вовсе ослаб, уткнулся головой в стойку с аппаратурой и так замер, скрючившись и мелко дрожа.

Он не видел и не слышал, как бойцы «Группы 17» вслед за прорывом через охрану мгновенно овладели командным пунктом. Вся смена оказалась под прицелом, вся охрана внутри помещений уничтожена, а КПП заблокированы изнутри. Всем специалистам смены было приказано продолжать выполнение своих обязанностей. Бойцы не могли, конечно, заткнуть каждому рот и помешать сообщить о происходящем хотя бы на борт тех кораблей, с которыми специалисты в тот момент находились на связи. Однако эти сообщения были сведены к минимуму: командиры подгрупп доходчиво пообещали персоналу, что каждый, кто сделает что-то подобное, будет убит. Тут же было продемонстрировано, что это не шутки; в каждом из захваченных помещений нашелся кто-нибудь, кто в момент захвата, когда встрепенувшаяся было охрана была сметена громовой пальбой из скрэчеров и разлетелась по помещениям тучами отвратительно пахнущего жирного черного пепла, ляпнул в микрофон что-нибудь типа: «здесь у нас несанкционированное проникновение, кажется — захват…». Командиры подгрупп, не колеблясь, так же шумно — напоказ — убили этих людей. И вся смена четырех захваченных звеньев ЦОКП, четырех ведущих подразделений, отделенных от остальных помещений командного пункта метровой броневой переборкой, была приведена в полную покорность: все специалисты убедились, что только покорность может сохранить им жизнь.

Впрочем, нет, не все: сменщик Билли, флегматичный полный Гюнтер Пуласки, вдруг страшно воодушевился и стал требовать у бойцов встречи с каким-то Главным, настаивая, что это он, он, что это благодаря ему они прошли через броню, что он помогает им, что он на контакте с самим Главным — а когда командир «Группы 17», остававшийся здесь, во флагманском звене, с первой подгруппой, велел ему не болтать, сидеть вместе со всеми и ждать дальнейших распоряжений, Гюнтер схватил его за руку и закричал:

— Ну как же вы не понимаете, я же ваш!

Командир неуловимо быстрым движением ударил его ногой в грудь и, когда Пуласки с жалобным взвизгом опрокинулся на спину, велел своим бойцам надеть на него наручники и запереть в сортире, чтобы не мешал. Сам же он быстро вышел через выбитую при захвате боковую дверь в «застенок», прошел в дальний его конец, рывком поднял на ноги скорчившегося в уголке Хиггинса и спросил его:

— Ты сетевой инженер?

— Да… с-сэр, — отозвался Билли еле слышно.

Командир больно рванул Билли за наручники, сунул в их замок свой кей и, еще раз больно дернув, наручники снял. Затем, моментально наклонившись, он так же грубо, но быстро снял сковывавшие ноги Билли ножные кандалы.

— Разотри ноги и марш на рабочее место! — приказал он Билли. — Живее, мне некогда.

Билли не нашел ничего лучше, как пробормотать:

— Я уже сменился… Сутки отсидел…

Тогда командир рывком откинул с лица забрало шлема (Билли обреченно увидел, что командир тоже черный), наклонился к Билли (он был головы на две выше него) и железным голосом произнес:

— Я тебя ни о чем не спросил. Я сказал: марш!

Спотыкаясь на затекших ногах, Билли побрел прочь из застенка. Командир же поднес к лицу свой блокнот, на время захвата оставленный им включенным.

На ленте новостей ИИА он с удовольствием еще раз прочитал:

«09.14. Управление Звездного флота в Космопорте сообщает, что с 9.00 до 12.00 в связи с чрезвычайными событиями в Конфедерации Человечеств причалы Космопорта не будут принимать регулярные и чартерные пассажирские и грузовые рейсы из портов Конфедерации, а намеченные на этот период вылеты в таковые порты будут задержаны. Узнать подробнее об интересующих вас рейсах можно по Горячей линии Звездного флота (единый номер 004)».

Это сообщение, нарочито бессмысленное и опровергнутое самим же ИИА в течение буквально минуты, было сигналом к началу штурма и, конечно, не родилось в Агентстве, а было вброшено в его сеть извне. Командир, закрывая блокнот и пряча его в нарукавный карман, на секунду взглянул вверх и прошептал:

— Тебе, Победа!

Затем, опустив забрало шлема, он твердым шагом направился в оперативный зал.

Примерно в это же время от двадцатого, самого глубокого причала четвертого пирса Сброс-терминала на бронированном бусе отбыли инкассаторы, которые забрали у суперкарго мусоровоза с планеты Уусимаа выплаченные наличными шесть тысяч марок — предоплату за партию списанных кабелей, загрузку которой на борт самоходной баржи 947-10 должны были начать не позднее одиннадцати вечера двадцать шестого апреля. Сразу вслед за инкассаторами прибыли портовые власти: два таможенника, лейтенант пограничной службы полиции и инспектор иммиграционной службы Космопорта. Экипаж, получив тайм-аут на целый день, заявил свое право воспользоваться так называемым «портовым ограниченным въездом». Действительно, такое правило имелось: в подобной ситуации, получив легальный фрахт и оплатив все полагающиеся сборы, экипаж простаивающего судна мог получить временные трехдневные визы для посещения злачных мест Космопорта — в том случае, если портовые власти на месте решали, что выдача этих виз никак не подорвет основ имперской безопасности.

Власти поднялись на борт все вчетвером, провели на мусоровозе не более десяти минут и все такой же плотной группой вышли с борта, чем-то чрезвычайно довольные. Охранник причала, толстый нестриженый малый в заношенном легком боевом скафандре, посмотрел властям вслед с плохо скрываемой завистью. Вот стукнуть бы на вас, ребята, каждому по месту службы, произнес он мысленно, отдавая честь садящимся в свой бус офицерам. Ведь каждому идиоту понятно, что огребли вы только что по полсотни в карман безо всяких налогов. А судя по довольному виду — может, и больше, чем по полсотни. Может, вам, бездельники портовые, рожи жирные, и по сотне обломилось. Охранник вздохнул и посуровел лицом, твердо решив тоже чего-нибудь слупить с периферийных куркулей, которые, видно, явились в Космопорт рвануть какой-нибудь немаленький куш.

Он вышел из своей рубки и встал посреди прохода, но так, чтобы при нужде легко дотянуться до терминала через открытое окно рубки. Следовало принять как можно более уставной вид. Он подтянул портупею, выставив напоказ рукоять близкобойного разрядника, и пальцем затолкал под налобный щиток шлема самые длинные локоны давно не стриженных волос.

Минут через пять, не раньше, из шлюза мусоровоза показался капитан борта 947-10, шкипер Пекка Йолупукки. Охранник уже говорил с ним по интеркому вскоре после стыковки 947-10, извещая о приезде инкассаторов, но, увидев шкипера воочию, едва не расхохотался: уж больно колоритную фигуру представлял собой капитан с Уусимаа. Исполинского роста и телосложения, густо заросший пегой всклокоченной щетиной, в невообразимой синей шерстяной шапке до бровей, он был одет в огромный, но все равно туго обтягивающий его могучую грудь бежевый шерстяной свитер с изображением веселых олешков и пузырястые, растянутые красные шерстяные штаны неимоверных размеров. Но зато поверх всей этой шерсти на нем была туго затянута новенькая желтая портупея из дорогой натуральной кожи, как на парадной форме капитана или даже адмирала федерального Космофлота, при этом — видимо, в соответствии с уставом далекой Уусимаа — густо утыканная командирскими причиндалами. Тут были и сверкающий капитанский жетон, и два разнокалиберных мультикома со внешними усилителями и блестящими антеннами, торчавшими, подрагивая, над широченными плечами капитана, и накладной планшет-карман для блокнота, из которого свешивался ярко-оранжевый кабель радиомодема, воткнутый в усилитель одного из мультикомов, и зачем-то большой никелированный свисток, и даже парадный капитанский кортик, очень длинный, но зато в наглухо опечатанных двумя или даже тремя пломбами ножнах. На ногах капитана сверкали здоровенные, до блеска начищенные черные сапоги — кажется, тоже из натуральной кожи. Небедные ребята эти мусорщики с Уусимаа, подумал охранник, вот только со вкусом у них большие проблемы. Охранник жил в Космопорте уже пятый год, получив подданство имперской метрополии по лимиту правоохранительных органов, и на этом основании считал, что уж у него-то со вкусом все в порядке (еще бы, дома, в общежитии, у него в шкафу лежали две пары настоящих хлопчатобумажных синих джинсов!).