Кодекс Оборотня 3 (СИ) - Гарднер Эрик. Страница 27

Я пробрался на Эйр-Хилл, долго смотрел на свой дом издалека. Потом сделал несколько кругов, прежде чем подойти ближе. У входа я заметил несколько замаскированных полицейских детекторов. Знал, что они сработают, когда я буду в десяти футах от них. Но я должен был подойти и понять, что случилось с моей семьей.

Я вышел на дорогу, застыл там, прикидывая, как потом быстрее убраться отсюда. Потом приблизился к двери. Нос уловил знакомые запахи. Я почувствовал ужасную растерянность отца. Он не понимал, что происходит. Рианнон также находилась в смятении и страхе. И лишь мать была в ярости — такой сильной, что она едва не набросилась на того, кто надел на их руки наручники.

Все трое испытали ужасное унижение, словно их арестовывали как преступников. В запахе матери, полном отчаяния, я прочел уверенность в том, что меня больше нет. Это едва не свело ее с ума. Лишь отец смог удержать Лиадан от непоправимого шага. От прочитанных запахов шерсть встала дыбом, а сердце отбивало отчаянную дробь, повторяя многократным эхом их переживания.

— Руари! — неожиданно окликнули меня.

От голоса, обладатель которого тут тоже оставил свой запах, тело прошил ток. Я обернулся. Было ощущение, что я какой-то миг находился в невесомости, а потом рухнул в черную бездну. Бездну ярости. Ярости, которую, казалось, смыла Шур еще три дня назад. Дверь машины, припаркованной через дом, распахнулась. Из нее вышел Фалви.

Внутри меня словно сработала распрямившаяся пружина. Я оскалился и в два молниеносных прыжка оказался около полицейского. Сержант не успел схватиться за оружие — через секунду Фалви уже лежал на земле, сбитый с ног. В последний миг я все же вцепился ему в плечо, а не в горло. Фалви заорал от боли, из ослабевшей руки выпал револьвер. Мои зубы глубже впились в плоть, дошли до кости. Кровь текла мне в горло, доставляя странное наслаждение, которое смешивалось с болью за мою семью. И от этого у меня совсем сносило крышу. Мне захотелось разорвать полицейского на части и было уже плевать, как меня назовут после этого.

Вновь хлопнула дверь машины. Сквозь туман ярости, застилающий взор, я увидел еще одного человека. Он махал руками, пытаясь успокоить меня, хотя движения его самого были нервными, испуганными, он что-то говорил, но смысла я не улавливал. Наконец до меня дошло, что это Сид. Я выпустил Фалви.

— Тебя тоже порвать? — прорычал я. — За все то, что ты растрепал ему?

— Руари, не надо, — следом за Сидом из машины выбрался О’Шэннон.

— Да тут просто сборище предателей! Хотя вы, Энгус, отличились особенно!

— Я ошибался, Руари.

— Вы ошибались⁈ — у меня вырвался нервный смех, который перешел в вой, почти в плач. — Рассказали ему о метке, притащили настой противооборотнической травы и наверняка ту дрянь, которую он вколол мне и которая меня вырубила!

— Это та же трава, только введенная внутрь, дает такой эффект, — хмуро пояснил Энгус.

— Да-да, чудесно! А сейчас что? Заключили его машину в охранный круг и помогли устроить на меня засаду?

— Руари, ты прекрасно понимаешь, что, если б за тобой охотились, тут была бы совершенно другая засада, — заметил О’Шэннон. — И другие люди.

У моих ног застонал Фалви. Сержант бездумно смотрел в небо и был на грани обморока. Я слизнул с губ кровь, вновь посмотрел на О’Шэннона.

— Что с моей семьей?

— Их увезли в Дублин, в военный департамент Министерства по делам магии, — ответил маг.

— Зачем?

— Они хотят, чтобы ты добровольно сдался.

— Но ведь мою семью это не спасет.

— С ними может случиться что-то похуже, чем смерть… Сержант так сказал.

Я стоял, задумавшись. Ярость испарялась.

— Где Салливан?

— Уехал вчера с остальными Охотниками. Но его семья еще здесь.

Я выругался. Потом прочел три слова возврата, схватил Фалви за здоровое плечо и забросил в машину, на заднее сиденье, где он отключился, сел рядом. О’Шэннон сел за руль. Рядом с ним — Сид.

— Руари, — едва слышно произнес бармен и протянул мне телефон и рюкзак — тот самый, который я у него оставлял месяц назад.

— Смотрю, вы серьезно подготовились к встрече.

Я достал вещи, на минуту вышел из машины, чтобы одеться, потом забрался обратно.

— Едем в госпиталь, — заметил я. — Потом, вероятно, в Дублин.

И набрал номер Патрика Хили. Через пять минут мой знакомый доктор уже обрабатывал раны Фалви в приемном покое. Сержант, пришедший в себя, сидел весь позеленевший. Его мутило от вколотых лекарств и анестезии. Хили зашивал ему раны, нет-нет да и поглядывая в мою сторону. Но я молчал.

— Спасибо, — шепотом поблагодарил Фалви, когда тот в заключение наложил на плечо повязку.

— Надеюсь, что нескоро вас увижу, — заметил доктор. — А то что-то вы зачастили.

— Уж лучше сюда, чем на тот свет, — проворчал полицейский, глянув на меня.

Но я так же молча сдернул сержанта со стула.

— Руари, осторожней! — упрекнул Патрик.

— Изо всех сил стараюсь. Спасибо, мистер Хили.

Я пихнул Фалви к выходу. Еще через пять минут мы ехали по трассе, ведущей в Дублин.

Я дремал. Сквозь сон слышал, как они тихо переговариваются. Как Фалви позвонил Джеку. Через час машина остановилась на заправке. О’Шэннон пошел покупать себе кофе. Сид вышел размять ноги. Мы с сержантом остались в машине одни. Всю дорогу он сидел, забившись в угол как можно дальше от меня.

— Руари… Ты должен сдаться, — произнес едва слышно полицейский.

— Неужели?

— Только так твоя семья останется в живых.

— Где гарантии?

— Джек обещал. И у твоего отца определенная репутация. Его до сих пор уважают в министерстве.

— А что насчет меня?

Фалви отвел взгляд.

— Когда Джек увидит это, — сержант коснулся перевязанного плеча. — Он даже разговаривать о тебе не захочет. Зря ты так.

— Да я смотрю, тут все, кроме меня, безгрешные. Как вам вообще в голову пришло вколоть ту херню, которая меня вырубила, и отдать Охотникам?

— Тогда бы ты убил людей. Это была точка невозврата, Руари, я тебе уже говорил.

— Я успел бы спасти семью.

— Мак бы не пошел с тобой, узнав, чего стоило такое спасение. Ты знаешь, что это был не выход. Что бы вы делали дальше?

Я молчал. Потом криво усмехнулся.

— Знаете, куда вы меня сейчас везете? На казнь. Меня застрелят. И устроят праздник в честь того, что покончили с последним оборотнем. Точка невозврата, да.

— И все же я постараюсь убедить Джека.

— В чем? Что я безобидный? Это не так, и он это прекрасно знает. Но если бы вы не перестали доверять мне, сержант…

— Я не…

— Сначала на горе Галтимор, потом О’Шэннон поделился с вами своей паранойей и секретами, как можно вырубить оборотня, ну и, для полноты картины, вы еще и Сида вынудили все растрепать.

— Да, картина получилась еще та.

— Если бы она была такая, какой вы ее себе представляете, вы бы тут сейчас не сидели, — прорычал я в лицо Фалви, на миг подавшись к нему. — Сколько раз я спасал вам жизнь и сколько для вас делал? Не многовато за одну бумажку о помиловании, которая вам ничего не стоила? Это к вопросу о доверии. Моем доверии к вам. Если вы еще до сих пор не поняли.

Я вышел из машины, зло хлопнув дверью. Сходил в уборную. Долго умывал лицо холодной водой, пока не заледенели руки. Потом зашел в закусочную. Жутко хотелось есть, но, когда передо мной поставили тарелку, еда не полезла мне в горло. И все же я пересилил себя, поел. За мной зашел О’Шэннон, заплатил за меня и кивнул на выход.

— Сид, — я показал бармену на заднее сиденье и уселся рядом с О’Шэнноном.

Сид устроился рядом с сержантом. Я смотрел вперед, на ночную дорогу. В душе было муторно от происходящего и говорить ни с кем не хотелось.

Ранним утром мы приехали в Дублин. О’Шэннон с сомнением поглядел на нас всех и неожиданно пригласил в свою дублинскую квартиру, расположенную в центре города. Мы поднялись на третий этаж в старом особняке. Нам открыл Брайан и с изумлением уставился на нашу компанию.