Женаты по договору (СИ) - Фрост Деметра. Страница 60

— Ты перечиталась романов, Мираэль, — жёстко усмехается граф Тордуар, — Самоотречение и отказ от королевского внимания ради тирана-мужа? Это пошло.

— Не больше, чем твое вчерашнее выступление, — парирует девушка, фыркнув, — И что ты хочешь сказать? Тебя устраивает подобное положение дел? Ты с такой легкостью примешь это вздорное распоряжение Его Величества и позволишь остаться мне в Игдаре? Неужели ты настолько плохого обо мне мнения?

— Ну что ты, — взгляд Аттавио смягчается, а его ладонь накрывает женское запястье и слегка сжимает. После его пальцы скользят немного ниже и обводят старинное кольцо с сапфиром, которое молодая графиня продолжала носить с завидным постоянством, предпочитая его более тонким и изысканным украшениям. — Даже захоти я, даже позволив себе подумать плохо — ты каждый раз делаешь или говоришь такое, что напрочь сметает любые сомнения и подозрения.

— Комплименты в твоем исполнении — как отдельный вид искусства, — тихонько смеется Мираэль, подаваясь к мужу и прижимаясь носом с жесткой скуле. — Скупые, двусмысленные. Но искренние.

— У меня слишком много пороков, — повернув голову, Аттавио легонько клюет жену губами в висок. — И едва ли это когда-нибудь измениться. Не тот характер и возраст.

— И ладно, — бормочет Мираэль, нежась в скупой, но искренней ласке, — Я уже привыкла.

— И это глупо.

— Глупо? Я оскорблена в самых лучших чувствах, граф!

За притворным возмущением девушка не очень искусно скрывает нервозность, и это, разумеется, заметно.

Кончиками пальцев мужчина прикасается и пододвигает письмо, адресованное графине. Едва ли Мираэль хочет читать и его, но Аттавио ясно дает понять — она должна это сделать. И сам его вскрывать не собирается.

Приходится взяться за пергамент и вскрыть королевскую печать, чтобы достать очередной листок бумаги.

Его содержание не очень-то отличается от предыдущего, но явное намерение Филиппа выставить себя в сияющем, чуть ли не рыцарском образе видно слишком уж хорошо. И этот рыцарь якобы очень заинтересован в присутствии Мираэль подле его будущей жены, а также в ее поддержке и умениях.

Ну, а то, что король своим решением безжалостно разделяет супругов, он объясняет традиционным укладом и участью верноподданных Его Королевского Величества. Ничего, в общем, особенно в этом нет — вот такой вот вывод пытается донести король до своего очаровательного адресата.

И все же Мира видит больше, чем хочет — а именно нежный интерес к своей персоне и вполне мужское внимание, ясное и эгоистичное. И это возмущает ее и заставляет нервничать. Чтобы там не считал король, или ее муж, у нее никогда и в мыслях не было очаровывать никого из мужчин и кружить им головы. И уж тем более Филиппа.

— Но я ведь ничего такого не сделала, — удрученно сообщает она графу, передавая тому письмо.

— Потрясающая наивность, — усмехается Аттавио, — Едва ли при твоих-то данных надо делать что-то специально. Да и любая наигранность только оттолкнет искушенного человека.

— Это ты меня сейчас так мягко назвал недалекой дурочкой?

— Как можно? Но лучше уж ты была недалекой — гляди, было бы проще.

— Ну спасибо! — Мира насупилась, и граф, рассмеявшись и протянув руку, подцепляет кончиками пальцев ее точеный подбородок.

— Не шипи, моя кошечка. Но скажи — ты серьезно на счет своего отказа от королевской милости?

— Королевской милости? Милости ли? У короля есть куда как более выгодные партии для роли наперсницы будущей королевы. Его намерения прозрачны и прямолинейны. Тебе не обидно?

— Обидно? Да я в ярости!

— Я так и подумала.

— Но разве тебя не прельщает подобная перспектива?

Ладонь Аттавио неожиданно жестко перехватывает женские скулы и плотно фиксирует. Супруги Тордуар смотрят друг другу в глаза — внимательно и пытливо, пересекаясь в молчаливом и изучающем поединке. Несколько секунд они молчат. Но Мира не пытается освободиться, к тому же ей совершенно не больно. Поэтому она накрывает ладонь мужа своей и мягко поглаживает. И улыбается.

— Не прельщает, — говорит она прямо, в отличие от мужа. — Разве это не очевидно?

— Мне надо знать точно.

— Но почему? Разве я хоть раз давала повод для сомнений?

— Забыла про ДэВалье? Или Кваранту? И еще с дюжину прочих поклонников?

— Я не могу отвечать за поступки всех, кто глядит в мою сторону. Даже памятуя о твоей ревности. Но, учитывая это, будет вдвойне логичней и правильней поехать тобой, а не оставаться в Игдаре. Или ты не хочешь, чтобы я была рядом? Тогда я могу…

— Не стоит. Я понял тебя.

— Но…

— Не стоит.

Аттавио отнимает ладонь, но Мира инстинктивно тянется следом.

Ей очень хочется горячо сказать: «Я не могу иначе! Ведь я люблю тебя! Да, это странно, да, все произошло слишком быстро и совершенно необычным способом, но я люблю и хочу всегда быть рядом. Поэтому даже не думай оттолкнуть или отговорить — я тоже могу быть упрямой! А все остальное — это лишь досужие домыслы, от которых меня уже тошнит! Но тебя — тебя! — я люблю! Люблю!»

Однако не слишком ли уж много это вот «люблю»?

Хотя в спешке не было особой необходимости, Аттавио отдал приказ собираться настолько быстро, насколько это возможно в рамках человеческих возможностей. На то, чтобы подготовить все необходимые документы и судно, упаковать саквояжи и сундуки, он дал всего два дня, и одним из условием стала вся возможная анонимность и скрытность. Благо, у графа были все необходимые для того связи и доверенные люди. В том числе и Рико, которые и не подумал оставаться в Игдаре в качестве его представителя. Нет-нет, секретарь Аттавио в полной уверенности решил последовать за своим господином и его супругой, чтобы, как всегда, помогать и охранять их спокойствие. К н и г о е д. н е т

Но новость о немилости короля и отъезде графа все равно разнеслась по столице с молниеносной скоростью. А вместе с ней — и слухи о причинах оных явлений, среди которых основным, разумеется, стало предположение об особом благоволении Его Королевского Величества графине Тордуар. Столичные сплетницы быстро распространили историю и о ее великолепном появлении в Королевском парке, и о приступе ревности ее супруга, явно не безосновательном. Совершенно не таясь, дамы и леди самого разного происхождения обсуждали с кумушками и соседками давечие события, проводили параллели с тем, что произошло несколько лет назад. И накручивали все новые и новые подробности вокруг графской четы, будто ничего более интересного в Игдаре не было.

Что же касается их верного помощника и секретаря, Рико Монро, то тому пришлось изрядно побегать, чтобы решить все необходимые дела не только Аттавио, но и Мираэль. В случае с графиней их оказалось там много, что только природная смекалка и расторопность позволили молодому мужчине справиться со всем своевременно и аккуратно. Слишком уж активную жизнь стала вести молодая женщине по своему возвращению в столицу.

При этом самой графине пришлось держать лицо и играть непростую роль — с одной стороны, ей полагалось выглядеть, как тоскующая по отъезду мужа супруга, с другой — как дама, которую, может, и трогали роем крутящиеся вокруг нее сплетни, но которая осуждала их и считала досужими домыслами без капли истины.

— У Его Величества есть невеста, и эта прекрасная молодая леди, — так сообщила она во время чаепития с дамами Санженпэри, — Предполагать, что в подобном положении король может обратить внимание на одну из многочисленных посетительниц, — глупо и самонадеянно.

— Глупо причислять себя к одной из многих, — парировал ей кто-то, — Ваша красота, богатство и происхождение в своей совокупности дает определенные привилегии. Оттого выбор Филиппа ясен и обоснован.

— Вы должны гордиться честью, оказанной вам Его Величеством.

— Да-да! Стать фрейлиной будущей королевы — невероятно почетно!

Но, несмотря на лесть и умелую игру знатных дам, не услышать в их голосах злорадство и зависть было просто невозможно. Это отвлекало, царапало по самолюбию и нервировало. Приходилось старательно абстрагироваться.