Обновлённая любовь (ЛП) - Ашер Лорен. Страница 33

Я захлопнула ящик с такой силой, что шкаф затрясся.

— Козел.

— Милашка, — он бросает мне в лицо мое старое прозвище. Когда-то давно, когда я на спор выиграла конкурс красоты после того, как он утверждал, что я не смогу занять место в тройке лидеров, «милашка» было любимым прозвищем Джулиана для меня.

Он не называл меня так со времен колледжа, сразу после того, как поцеловал до потери сознания.

Поцелуй, о котором он тут же пожалел.

К черту его.

Я открываю первый попавшийся под руку ящик и указываю на лежащую перед ним папку.

— Просмотри страницы на предмет чего-нибудь, связанного с домом, Джеральдом Бейкером или кем-то по имени Франческа.

— Кажется, я что-то нашел, — Джулиан переводит взгляд на вырезку в своей руке.

— Что? — после тридцати минут поиска я не могу сдержать волнения в своем голосе.

— Иди сюда, — Джулиан ведет нас к ближайшему столику.

Он выдвигает мне стул и ждет. Я сажусь, и кончики его пальцев проходят по моим лопаткам, когда он подталкивает меня ближе к столу. К счастью, мой резкий вдох не слышен за скрежетом ножек стула об пол.

Рука Джулиана прижимается к моей, когда он указывает на заголовок. Мое тело склоняется к его прикосновению, прежде чем я вырываюсь из-под его чар.

— Джеральд умер до того, как дом был полностью завершен.

Я моргнула.

— Нет!

— Смотри, — он подсовывает мне статью, а затем отодвигает свой стул.

Я читаю газету, нахмурившись. По словам репортера, Джеральд умер от бактериальной инфекции, его пережили две собаки. Городские источники, близкие к Джеральду, упоминали, что он отказался ложиться в больницу, потому что хотел умереть в комфорте своего не достроенного дома.

У меня щиплет глаза.

— Это так чертовски грустно.

— Подобные истории заставляют меня радоваться, что я родился после изобретения пенициллина.

Я смотрю на зернистое изображение Джеральда, держащего лопату перед участком земли.

— Он так и не дожил до того момента, когда его дом будет достроен.

— Похоже, что нет.

— Или до женитьбы на своей настоящей любви.

— Не многим это удается, — в его голосе слышится легкая укоризна.

— Должно быть, у нее было разбито сердце, когда она получила известие о его смерти.

— Почему?

Я отпрянула назад.

— Что значит «почему»? Ведь они любили друг друга.

— Если бы она действительно любила его, она бы с самого начала была на его стороне.

— Это он сказал ей, чтобы она не приезжала, пока город не будет достроен.

— Значит, это была ее ошибка, что она его послушала.

Я не могу избавиться от чувства, что защищаю Франческу и ее выбор, особенно когда вижу частичку ее в себе.

— Она ждала его, писала ему письма и мечтала о том, что однажды они поженятся несмотря на то, что все шансы были против них. Так поступают люди, когда влюбляются.

— Это ты так говоришь.

Дерзость этого мужчины.

— Для человека, который никогда не был влюблен, у тебя слишком много мнений на этот счет.

Вена на его шее пульсирует с каждым неровным ударом сердца.

Я продолжаю:

— А что, если это он не хотел рисковать ради нее? Что, если она умоляла быть с ним, но он снова и снова отказывал ей? Он мог бы в любой момент предложить ей выйти за него замуж, и, возможно, ее отец согласился бы, потому что хотел как лучше для своей дочери.

— Слишком много предположений.

— Это ты делаешь поспешные выводы, осуждая ее за то, что она не была достаточно храброй, чтобы быть с ним, тогда как, возможно, это он слишком боялся риска. Может быть, ему следовало строить жизнь с ней, а не возводить стену, чтобы отгородиться от нее.

Черт. Черт. Черт!

Его кулак сжимается и разжимается, лежа на столе.

— Далия…

Мой взгляд возвращается к газете в худшей попытке скрыть покрасневшее лицо.

— В любом случае, Джеральд, скорее всего, и есть тот самый призрак, так что тайна раскрыта.

— Я никогда не осуждал тебя, — несмотря на то, что он говорил шепотом, с таким же успехом он мог прокричать эти слова.

— Я говорила о Франческе, — я встаю.

Он делает то же самое.

— Забавно, потому что на мгновение мне показалось, что ты говоришь о нас.

Мое горло словно обхватили обеими руками и сжали.

— Это довольно самовлюбленное предположение с твоей стороны.

— No mames. Háblame⁶².

Я отвожу взгляд от его сжатых кулаков.

— Ты опоздал с этим разговором лет на десять, тебе не кажется?

— Очевидно, это было большой ошибкой.

— Ты говоришь это не в первый раз.

Он открывает рот, но тут же захлопывает его.

По правде говоря, я могу дать Джулиану сотню разных шансов объяснить свой выбор оттолкнуть меня, но это не изменит той правды, которую он сделал до боли очевидной.

Я была ему не нужна.

Горький смех подкатывает к горлу.

— Все в порядке.

— Я никогда не хотел причинять тебе боль, — он разоблачает мою неуверенность одним предложением.

— Ты и не причинял, — лгу я.

— То, что я сделал… — его голос затихает.

Хорошо. Мне так больше нравится.

— Все происходит так, как и должно быть, — говорю я.

Он складывает и разворачивает газету, а затем снова складывает ее.

— Я не ожидал, что ты тоже займешься дизайном.

Он знал, если бы дал мне шанс объяснить свои надежды и опасения, а не решил, что знает, как для меня лучше, подтолкнув остаться в Стэнфорде, чтобы закончить факультет политологии, которая никогда не была мне интересна.

Я всегда интересовалась дизайном – это стало очевидным, когда мои родители переделывали наш дом и полагались на меня в выборе большинства отделочных материалов и мебели, – но я никогда не говорила об этом, поскольку они были настроены на то, чтобы я получила какую-то профессиональную степень.

— Я взяла пару занятий перед твоим отъездом, — кроме того, я вступила в клуб и нашла наставника с программы дизайна интерьера, потому что хотела узнать больше в этой сфере, не меняя специализации.

Он приподнял брови.

— Я понятия не имел.

— Никто не знал, — я провела большую часть своей жизни, поклявшись стать крутым юристом, отчасти потому, что мои родители хотели, чтобы у меня была стабильная и хорошо оплачиваемая работа, поэтому меньше всего мне хотелось разочаровывать их, тратя деньги, полученные за обучение в Стэнфорде, на карьеру, которая не гарантировала мне успеха.

Фанаты думают, что моя история о том, как из политолога я превратилась в дизайнера интерьеров, выглядит забавно, но на самом деле она отражает мою пожизненную борьбу со страхом неудачи.

Он замолчал, словно решая мысленную головоломку наших воспоминаний.

— Когда ты предложила работать со мной в компании…

— Нет смысла ворошить прошлое. Мы же не можем вернуться назад и что-то изменить.

— Иногда я хотел бы это сделать.

Дышать становится трудно из-за того, как сильно болят мои легкие.

Он разрывает зрительный контакт.

— Я всегда жалел о том, как поступил с нами. Я не… — его ответ прерывает Бет, выскочившая из-за книжного шкафа.

— Библиотека закрывается, детки! Закругляйтесь и приходите завтра, потому что у меня свидание с пинтой мороженого, которое нельзя откладывать.

— Спасибо, Бет, — не обращая внимания на напряженное выражение лица Джулиана, я отдаю ей ключи и возвращаюсь к картотеке с газетой.

Джулиан больше ничего не говорит. Ни когда мы садимся в его машину. Ни во время поездки до моего дома, и уж точно ни перед тем, как я выбираюсь из машины, сохранив хоть малую толику достоинства.

Я ошиблась. Находиться рядом с Джулианом после стольких лет – все равно что вскрыть старую рану, и вместо того, чтобы сохранять спокойствие, я позволила своим эмоциям взять верх.