Назад к ЭВМ (СИ) - Наумова Анна. Страница 12

Откинувшись на кровать и подложив под спину подушку, я просто слушал то, что говорит Валька, кивал, соглашался и иногда задавал ненавязчивые вопросы. Смех смехом, а я ощущал себя разведчиком, который старательно пытается не проколоться, но вынужден пить, чтобы не откалываться от коллектива. Спать хотелось безумно, но перед тем, как заснуть, я пытался как можно больше выяснить о мире, который меня теперь окружал.

Однако план мой практически не удался: чаще всего Валька говорил не об общаге, не о студентах, не о распорядке дня, а о Тамаре. А о ком еще говорить в девятнадцать в задушевной беседе, как не о девушке, которая нравится. Это меня, конечно, интересовало меньше всего. Рассказы о Валькиных симпатиях никак не приблизили бы меня к разгадке моего таинственного прыжка во времени и возвращению домой. Однако из вежливости приходилось поддерживать сильно затянувшийся разговор.

— Знаешь, — говорил Валька слегка заплетающимся языком, открывая ножом вторую банку с консервами, — я и жениться на ней го…тов, да она все никак не сог…лашается со мной встречаться.

— Жениться? Зачем? Ты же совсем ее не знаешь! — заметил я, отчаянно зевая и осторожно отодвигая в сторону нож, которым Валька орудовал уже не очень ловко. Порежется еще! — Куда жениться в нашем возрасте? Еще и двадцати пяти… ой… двадцати нет. Закусывай вот.

— И что? — вытаращил глаза Валька и резко отодвинул от себя тарелку с бутербродами, которые я ему предложил. — У меня родители поженились, когда им было по девятнадцать. И ничего, двадцать лет вместе. Сначала в общаге жили, потом квартиру получили, уже когда я родился. Я рассказывал тебе, что летом юбилей свадьбы был. Скукотища, конечно. Не люблю я эти семейные посиделки. Все родственники съехались, на юбилей и заодно белые ночи в Ленинграде посмотреть. Мы сервиз на двенадцать персон наконец достали. Мне кажется, он в серванте стоит столько, сколько я на свете живу, и его купили в шестьдесят шестом специально заранее, чтобы через двадцать лет достать. Потом еще неделю с ними везде мотался. То в Пушкин их свози, то в Павловск, то в Гатчину… И везде экскурсии минимум часа на три, и так каждый день. Я столько всего наслушался, что скоро сам смогу экскурсии водить. Вот летом приедешь…

— Да причем тут экскурсии? — Валькины бредни про скорую свадьбу уже начали меня раздражать. — Я к тому, что ты человека еще не знаешь, а уже хочешь жениться. Я вот к тридцати годам только свадьбу планирую. Выплачу ипоте… хотел сказать, институт окончу, найду работу хорошую, тогда уже… А детей — еще позже.

— И что? — повторил Валька, хлопнув своей мощной ладонью по столу. — А я сейчас хочу! Люблю! Женюсь! Как все! Как родители! Комнату получим, поживем пока тут, в общаге. Потом по распределению отработаем. Детей заведем. Я троих хочу — двух сыновей и дочь. Соберем на кооперативный взнос — возьмем квартиру! Ты в тридцать только жениться хочешь, а я, когда тридцатник стукнет, старшего уже в школу отправлю… Летом будем на море ездить, в Сочи, в Ялту, дикарями, с палаткой. Может, путевки профсоюзные достанем…

— Тогда жизнь твоя будет уже расписана на годы вперед, как в Госплане — рассудительно заметил я, ввернув фразу из известного советского фильма «Москва слезам не верит». Вот не припомню, вышел он уже тогда или нет. — Никаких дискотек, никаких других девочек. Утром на работу. Вечером — домой. Все те же семейные посиделки по выходным. Родственники опять же временами будут приезжать, придется по экскурсиям водить. Тот же сервиз на двенадцать персон. Не скучно?

— Нет, — внезапно совершенно трезво и осмысленно ответил Валька. — Люблю я ее. Другие не нужны.

Я вздохнул, понимая, что в Валькиных словах есть своя сермяжная правда, и что в чем-то я ему даже завидую. Он был простым, бесхитростным парнем, семьянином в самом классическом смысле этого слова, несмотря на то, что любил, как и все его ровесники, попеть песни под гитару и поплясать на дискотеках. Тот факт, что его жизнь уже заранее спланирована и известна на годы вперед, как и жизнь многих советских людей, его ничуть не пугал. Скорее, ему даже это нравилось. Он уже заранее знает, где будет проходить его веселая студенческая свадьба, примерно понимает, что им подарят, какие кольца они достанут и где, сколько будут стоять в очередях, где будут жить, куда станут ездить отдыхать.

К сожалению, многим Валькиным планам не суждено сбыться. Всего через пять лет лет все в стране круто изменится, и о стабильности придется забыть. Да и сейчас ее особо нет — вовсю идет перестройка. Но я, естественно, не буду ничего рассказывать приятелю о будущем. Да даже если и расскажу — Валька все это спишет на алкогольное опьянение, а с утра замучает меня шутками в стиле: «Ну что, какой там курс доллара будет через сорок лет? А я телефон правда смогу с собой по улицам носить? И звонить смогу в Америку бесплатно через какой-то Ватсапп?». Нет, пусть живет своей прежней веселой беззаботной жизнью, пока может, планирует свадьбу, детей и счастливое совместное будущее с Тамарой.

А что, если большинство парней тогда были такими, как Валька? Ведь многие женились тогда в возрасте чуть за двадцать. Никаких привычных теперешней молодежи «поживем лет пять, притремся, а потом…». Выбирали себе в пару однокурсницу, одноклассницу или девушку, с которой познакомились на дискотеке или в стройотряде. Женились через год или даже раньше. Выбор мест, где можно знакомиться, был невелик: школа, ПТУ, институт, спортивные секции, танцплощадки, дискотеки, стройотряды… Например, мои родители — они ровесники Вальки. Они познакомились на танцплощадке, всего несколько раз сходили вместе в кино, съездили в стройотряд, и осенью уже сыграли свадьбу. Так же женились и мамины братья, вышли замуж и папины сестры. У всех была своя, но в чем-то очень похожая жизнь. Как правило, к двадцати пяти годам уже почти все были женаты.

Может, отчасти поэтому я и представлял себе Валькину невесту совершенно другой — девушкой, похожей, скорее на Тосю из того же фильма «Москва слезам не верит», чем на героиню некогда популярной песни про Ксюшу и рэкетира. Вот такая, как Тося, ему бы точно ему подошла! Тихая, простая, незамысловатая, ориентированная на то, чтобы заботиться о муже и детях. Вряд ли эта фифа в кожанке захочет куда-то ехать из Москвы по распределению на несколько лет и проводить молодость, стирая вручную пеленки и распашонки за тремя детьми и обходясь без всяких памперсов. Скорее всего, не об этом она мечтает сейчас, а мысленно ругает Вальку на чем свет стоит, и подумывает, как бы вернуться к своему рокеру. Вот с ним бы она точно смотрелась гармонично! Два сапога пара. Катались бы на мотоцикле и в ус не дули.

Однако вдруг я заметил то, что меня приятно впечатлило и заставило внезапно изменить мнение о Тамаре в лучшую сторону. Несмотря на чересчур уверенный и даже высокомерный вид барышни, со стороны было хорошо заметно, что она испытывает к незадачливому любителю стрельнуть на вечер американские джинсы самый искренний, неподдельный интерес. Кажется, он ей по-настоящему нравится. Мало того что нравится — она влюбленно на него глядела. Может быть, оценила наконец его настойчивость? Не зря же он целый год ее добивался.

Краем глаза я видел, как ее нежная рука с белой кожей ободряюще накрывает Валькины нервно трясущиеся пальцы. Несмотря на довольно-таки высокий рост, товарищ выглядел совершенно потерянно и обреченно. Его лицо было просто белым, почти как волосы. Мне казалось, он переживал не столько за себя, сколько за свою подружку, а еще, кажется, четко осознавал, что потерпел фиаско и сильно уронил свой авторитет в ее глазах. Как парень, я его понимал: когда свидание заканчивается не поцелуем у общежития, а посиделками в участке, и на горизонте маячат отчисление, несколько лет отсидки и поломанная жизнь, вряд ли можно рассчитывать на продолжение страстного романа.

— Чего встали? Вам кого? — внезапно вернул меня к реальности звучный бас. Милиционер, сидящий за столом, требовательно глядел на нас с Ленькой.