Назад к ЭВМ (СИ) - Наумова Анна. Страница 13

Я набрался смелости и, открыв рот, выпалил признание одним махом, словно опасаясь, что не хватит смелости:

— Здравствуйте. Мы к Потапову. Я ему одолжил на вечер джинсы. Деньги, которые он случайно оттуда достал — мои. Я их… нашел. Он ничего о них не знает.

Милиционер ухмыльнулся.

— Да, да. Пачку долларов. Нашел. Найти две копейки можно, а не валютную котлету. Ты где ходил-то, что такую находку обнаружил?

— Я должна позвонить родителям, — хорошо поставленным певучим голосом и тоном, не терпящим возражений, вдруг заявила барышня, перебив его. — Я свои права знаю. Мы не сделали ничего плохого.

— Как ты меня достала, фифа крашеная! — рявкнул милиционер и внезапно пододвинул к Тамаре телефон. — Звони!

Валька побагровел от злости. Ему явно не понравилось, как обошлись с его девушкой. Забыв о том, где находится и какие проблемы его ждут, он уже и хотел было встать, но Тамара снова накрыла его руку. Так, если они поженятся, то я, кажется, знаю, кто будет главой семьи. А может, это и неплохо?

Тамара уверенно набрала несколько цифр и неожиданно для меня и всех присутствующих заговорила по-английски. Я не то чтобы был силен в английском, но разговорную речь понимал — все же довольно много поездил по миру, да и документацию по работе постоянно читаю на английском. Барышня коротко изложила суть проблемы (ее и Вальку поймали с чужими долларами), назвала адрес и положила трубку.

— Сейчас приедет, — тем же певучим голосом спокойно сказала она и снова взяла Вальку за руку. Как ни странно, и мне, и Леньке, и Вальке стало вдруг гораздо спокойнее, и даже затеплилась какая-то надежда внутри. А может быть, все обойдется? Вдруг эта Тамара — непростая девочка? Сейчас в России можно многое решить, обладая хорошими связями и знакомствами. А тогда? Да и тогда, кажется, можно было. Вон даже милиционер сообразил, что просто так кричать и ругаться не стоит. Он устало швырнул на стол какую-то папку с документами и замолчал, явно ничего не поняв из того, что Тамара говорила по телефону. Мы остались с Ленькой подпирать стены в кабинете. Сесть нам, естественно, никто не предложил, но вроде бы и не выгоняли. Ленька рассматривал потолок, а я — свои ботинки.

Минуты через три дверь отворилась, и в кабинет вошел статный, интересный мужчина невысокого роста в добротном костюме. Я пока еще плохо определял по одежде, кто есть кто, так как за пару дней научился только более или менее разбираться только в студенческой моде, но сообразил, что передо мной — не простой советский слесарь. Одежда, которая была на мужчине, явно сшита не на фабрике «Большевичка», а ботинки, кажется, сделаны на заказ и точно не в СССР. На руке были явно недешевые часы, в руках — хороший кожаный портфель.

— Добрый вечер, — сухо и уверенно произнес он, глядя на сурового служащего. — Привет, — уже теплее, но все еще строгим тоном бросил он Тамаре. — Рассказывай.

— Это кто еще тут? — поднялся с места милиционер, но, посмотрев на какую-то книжечку, которую сунул ему под нос мужчина, резко затих.

— В удостоверении написано, кто я. А теперь я хочу знать, за что задержали этих двух молодых людей. Мы можем поговорить без посторонних?

— Выйдите оба, — рявкнул милиционер на нас, но, посмотрев на Тамариного отца, добавил уже гораздо тише и мягче: — В коридоре посидите.

Сидеть в коридоре было негде. Ни одной лавки или стула, просто облупившиеся исписанные стены. Ленька не стал привередничать и попросту опустился на пол возле стены. Я же остался стоять и прислонился к ней спиной, отчаянно пытаясь вспомнить все, что я читал про оборот валюты в восьмидесятых и слышал от родителей, их друзей и родственников. Эх, зря я в детстве пытался всеми силами отлынивать от участия в семейных посиделках за чаем из сервиза. Вот теперь бы эти знания пригодились!

Так, все, что я помню — это то, что официально оборот валюты был запрещен, и обменивать рубли на доллары было нельзя. Но был же, в конце концов, черный рынок! Друг отца — Вадим, крупный бизнесмен, сейчас уже эмигрировавший за рубеж, в конце восьмидесятых торговал на рынке всем, чем придется: зимой — валенками и свитерами, которые привозил из-за границы, летом — сарафанами, платьями и шортами. Всю выручку он каждый день менял на доллары. Помню, как-то он сказал отцу за какой-то беседой на кухне, что нарушал статью Уголовного Кодекса по сто раз на дню. Я, тогда совсем мелкий, крутился рядом. А на мой беспардонный вопрос: «Дядя Вадик, а как же Вас не поймали?» уклончиво ответил, ухмыльнувшись: «А я быстро бегал!».

Другой папин товарищ, ученый, один раз слетал в США, чтобы почитать там лекции. Не помню точную сумму, но, кажется, им платили какие-то небольшие командировочные, а никакие не «котлеты валюты». А сам папа рассказывал, что увидел доллары только начале девяностых, когда разрешили наконец обмен. Как только отменили статью за валютные нарушения, родители сразу начали менять почти все, что зарабатывали, на доллары. Отец говорил, что так делали многие, потому что было уже понятно, что рубль ненадежен.

Моей маме в молодости тоже довелось увидеть доллары. Когда ей нужно было сопровождать группу из США, которая, приехала по каким-то делам в институт, где она подрабатывала переводчицей. Ей платили, кажется, 3 доллара в день или около того. Получив недельный гонорар, она поехала в валютный магазин на Новом Арбате и купила папе в подарок калькулятор «Citizen». Меня он не особо интересовал, так как я уже на свой седьмой день рождения получил хороший смартфон в подарок, а вот отцу с матерью этот калькулятор был почему-то дорог, и они его хранили. Наверное, просто как память о юности.

Получается, что доллары все-таки ходили в обороте? Кто-то же отоваривался на Новом Арбате… Тогда почему Вальку с Тамарой забрали в отделение? И кто этот таинственный незнакомец, которого она так скоро сумела призвать на помощь?

Скоро все прояснилось.

Глава 7

Снова студент

Подпирать стены в коридоре нам пришлось недолго. Минут через двадцать дверь отворилась, и вышла… нет, гордо выплыла Тамара, окинув нас царским взором. На буксире, крепко взяв за руку, она тащила Вальку, который уже слегка порозовел и не был таким бледным. За парочкой в дверном проеме появился отец. Надо сказать, что высокая, статная Тамара, мало походила на своего приземистого и худощавого родителя с орлиным носом, разве что какой-то потрясающей уверенностью во взгляде.

Ленька тем временем уже успел задремать, сидя на полу и прислонившись к стене. Была у него такая особенность — он мог спать везде и в любое время суток. Кажется, даже разгружать мешки с картошкой он мог, не просыпаясь. Наверное, он и на лекциях также безмятежно спит, умудряясь параллельно слушать преподавателя и писать конспекты.

Пришлось сильно потрясти его за плечо, чтобы разбудить. Зевнув, Ленька поднялся на ноги, ничего не понимая, и продирая глаза, уставился на вышедших из кабинета Тамару с отцом и Вальку.

— Я Дмитрий Олегович, — представился мужчина, внимательно глядя на нас проницательным взглядом, от которого уже я здорово побледнел. — Пойдемте отсюда. Проблема улажена.

Вся компания послушно двинулась на улицу. «Проблема улажена…» Что это значило? Мы насовсем свободны или загадочному избавителю удалось уговорить кого-то в участке отпустить нас до завтра? Мы пока будем под подпиской о невыезде? Я пока не понимаю, что происходит, но, кажется, все действительно обошлось. Вон Валька уже окончательно вернулся к своему прежнему цвету лица и держит за руку Тамару. Вроде бы бросать его она не собиралась. А в том, что вытащить нас отсюда — вполне во власти этого господина, я ничуть не сомневался. Может быть, и правда рано я собрался набивать татуировки на спине и сушить сухари?

— Пойдем отойдем, — кивнул мне Тамарин отец, когда мы вышли на улицу.

Я от неожиданности чуть не споткнулся. Кажется, предстоит откровенный и не очень приятный для меня разговор. Ну что ж, поскольку вся эта заварушка началась из-за меня, мне и отвечать. Глубоко вздохнув и еле уняв дрожь в коленках, я последовал за Тамариным отцом. Мы отошли чуть в сторону и остановились у новенького серебристого автомобиля. Я стоял перед Дмитрием Олеговичем, уперев взгляд в свои ботинки. На асфальте лежали крупные капли. Кажется, собирается дождь. Было довольно зябко. Еще бы, на дворе октябрь и уже одиннадцатый час вечера.