Квест - Акунин Борис. Страница 108

Определённо Фортуна сегодня благоволила Самсону!

Он вошёл в магазин и первое, что сделал, – зажёг две большие масляные лампы, чтобы не возиться в потёмках.

Шкафы с растворами, солями, кислотами и прочими материалами тоже стояли нараспашку. Вряд ли там нашлось бы что-нибудь, могущее вызвать интерес грабителей. Зато профессор без труда отыскал всё, что ему требовалось. Отлил несколько унций евгенового спирта, прихватил пузырёчек гвоздичного масла.

Всё шло замечательно.

Деньги, пожалуй, оставлять не стоило. Вместо них Фондорин написал расписку, указав, что долг можно получить с госпожи профессорши.

Прежде чем уйти, задумчиво прошёлся вдоль полок, перегораживавших магазин. Они были частью открытые, частью застеклённые и сплошь уставлены всякой химической всячиной. Нет ли чего-нибудь, что может пригодиться?

Хорошая штука, например, пероксид водорода.

Самсон постоял возле огромной, в полчеловеческих роста бутыли. Взял небольшую колбу со стеклянной завинчивающейся пробкой – обращение с взрывоопасной субстанцией требовало осторожности. Присев на корточки, Фондорин повернул краник и стал наполнять сосуд. Прозрачная, чуть вязковатая жидкость, побулькивая, лилась тонкой струйкой.

Потянуло сквозняком, пламя ламп шелохнулось, по стенам закачались тени. Надо бы плотнее прикрыть дверь, подумал Фондорин и обернулся.

На устах у него затрепетал, так и не вырвавшись, крик.

В проёме стояла узкая фигура в белых шальварах и расшитой безрукавке.

– Assez courir, – бесстрастно сказал Атон. – Il faut aller. Maître attends. [151]

Он шагнул в лавку и протянул руку, очевидно, желая схватить Самсона.

Профессор метнулся прочь, сбив плечом одну из ламп. Она с грохотом разбилась, по полу заструился ручеёк пылающего масла.

Копт шёл за пятящимся Фондориным, глядя не на него, а в потолок, и это было страшнее всего.

Обежав вокруг полки, профессор оказался у двери.

Последнее, что он увидел, – лужу под открытым краником и ползущую к ней огненную змею.

– А-а-а! – закричал Самсон, выскакивая на улицу.

Когда горящее масло сольётся с пероксидом, грянет взрыв, от которого магазин обратится в фонтан пламени! А ведь у Шульца в лавке есть и другие огнеопасные вещества…

Он нёсся по Никольской, задыхаясь и вопя.

Оглянулся. Сзади с неостановимой ритмичностью часового маятника перебирал ногами Атон.

За спиной у копта ночь надулась и лопнула огромным жёлто-красным пузырём. Грохота Самсон не услышал – сразу же заложило уши. Профессора швырнуло взрывной волной на мостовую, но сознания он не потерял.

Сначала увидел невероятную картину: выстреливающие вверх из пламени разноцветные кометы. Ах да, Шульц ведь ещё торгует фейерверками, вспомнил Фондорин.

Клочки пламени падали повсюду – на тротуар, на крыши, во дворы.

Очнулся он в просторной комнате, по стенам и потолку которой колыхались красные тени. Было светло, а между тем верхняя часть окон полнилась ночной тьмой. Зато низ стёкол сиял яркой иллюминацией.

Что это? Где я? Се сон иль явь? На мысль о сне наводило то, что Самсон лежал в кровати, раздетый и заботливо укрытый одеялом.

Откуда-то донёсся протяжный треск, будто рухнуло нечто очень тяжёлое. Надо было разобраться во всех этих чудесах.

Он поднялся и приблизился к высокому окну, которое оказалось стеклянной дверью с выходом на балкон. Тем лучше!

Выйдя на маленькую площадку, огороженную резными перильцами, Фондорин огляделся вокруг и понял, где находится.

Слева над головою высоко и печально мерцала золотая шапка Ивана Великого, справа на фоне чёрно-красного неба торчал угловатый силуэт Боровицкой башни, а прямо впереди виднелась зубчатая стена, за которой поблёскивала Москва-река, будто наполненная не водой – рубиновым вином.

Я в Елисаветинском дворце, догадался профессор, видя сбоку от балкона большую террасу, главное украшение палаццо, выстроенного по проекту Варфоломея Растрелли. По углам террасы стояли часовые с саблями наголо. Другие, с ружьём у плеча, вытянулись цепочкой вокруг здания. По мохнатым шапкам с султаном Самсон узнал лейб-жандармов, личную охрану императора. Значит, где-то неподалёку и сам Наполеон.

Но больше всего Фондорина поразило не это, а огненное зарево, трепетавшее над городом.

Слева полыхали Зарядье и Китай-город.

Тут профессор окончательно пришёл в себя и всё вспомнил.

О боже! Этот страшный пожар приключился из-за взрыва химической лавки!

Но почему горит Замоскворечье, расположенное на том берегу?

Ответ подсказали огненные точки, густо летевшие с этой стороны реки на противную. Над Москвой дул сильный северный ветер.

– Господи, неужели это учинил я? – в ужасе воскликнул Самсон.

– Нет, друг мой, – раздался за его спиною голос с мягким акцентом.

То был Анкр, сопровождаемый своим темнокожим служителем. Поражённый зрелищем горящего города, Фондорин не слышал, как они вошли.

Барон продолжил по-французски:

– Вы, разумеется, тоже внесли свою лепту, но пожар начался во многих местах. Пустой, по преимуществу деревянный город, в котором хозяйничают мародёры, не мог не загореться.

Это суждение отчасти умерило отчаянье профессора.

– Почему ваш слуга доставил меня в Кремль?

Он с опаской поглядел на каменное лицо копта, по своему жуткому обыкновению пялившегося вверх.

– Потому что в Кремле расквартирован главный штаб императора. А где император, там и я. В городе, отданном на разграбление, находиться рискованно. Я распорядился доставить вас сюда, в самое безопасное место.

Казалось, фармацевт нисколько не сердится на молодого человека за побег. Француз разглядывал Самсона с несомненным удовольствием.

– Удовлетворите моё любопытство, – сказал он, снимая очки и прищуриваясь от яркого света. – Какой дрянью вы опоили беднягу Атона? Я никак не могу его добудиться. Давал рвотное – не помогло. Натёр ноздри хлоридом аммония – мычит, но не просыпается.

Профессор вытаращил глаза.

– Как это «не просыпается»?! Вот же он…

Удивился и барон. Посмотрел на копта, стоявшего за его спиной, пожал плечами.

– Это не Атон, это Хонс. Разве вы не поняли, что у меня двое помощников?

– Как двое?!

– Один дежурит днём, второй ночью. Вы на редкость ненаблюдательны для учёного. – Это открытие почему-то очень расстроило Анкра. – Большой недостаток, чреватый серьёзными последствиями.

Однако Фондорин сейчас не был склонен обсуждать свои недостатки, он потребовал разъяснений.

Вот что рассказал барон.

– Это близнецы, сыновья потомственного грабителя древних гробниц – есть в Египте такое ремесло. Местные жители относятся к этой публике с суеверным страхом, считая, что святотатцы навлекают на себя гнев духов. Кстати сказать, общеизвестен факт, что в семьях расхитителей гробниц дети часто рождаются уродами. Вот и эти братья появились на свет с физическими изъянами. Один от рождения слеп, другой глух. Их родителя, однако, это нисколько не опечалило. Глухого сына он воспитал дозорщиком – это очень важная воровская специальность. Дозорщик остаётся снаружи и должен вовремя предупредить сообщников, если нагрянут стражники либо возникнет иная внешняя угроза. Из-за глухоты у мальчика развилось зрение, как у ястреба, а из своего длинноствольного ружья он стрелял с поразительной меткостью. С таким дозорщиком почтенному отцу можно было никого не опасаться. Ещё лучшее применение нашлось для слепого. В подземных катакомбах и тёмных лабиринтах зрение – плохая подмога. Гораздо важнее острый слух и то особенное чувство, для которого в нашем языке нет определения: способность на расстоянии ощущать преграду, как это умеют летучие мыши. Мальчик обладал этим даром до такой степени, что средь бела дня мог идти по улице, ни на что не натыкаясь. Со стороны трудно было догадаться, что он незряч. Но однажды старый грабитель не уберёгся – упал в ловушку, утыканную кольями, и отдал свою грешную душу Аллаху или, может быть, богу Амону (религиозные верования тамошних обитателей довольно двусмысленны). Юноши остались без куска хлеба, ибо руководителем шайки был отец, державший сыновей на роли простых исполнителей. Я встретил их в Фивах на базаре, где они за гроши показывали фокусы: один стрелял в подброшенные кверху орехи, а второй повторял фразы, произнесённые шёпотом на другом конце площади. Это показалось мне интересным. Я взял оборванцев с собой, а когда убедился в их смышлёности и преданности, занялся ими всерьёз.