Делла-Уэлла - Ларионова Ольга Николаевна. Страница 34

И вот теперь эта непрошеная пигалица, рыжий смазливый воробей, которую проклятые крэги непостижимым образом связали с ее собственной судьбой, поломала все жесткие и, Как оказалось, такие непрочные ограждения, отделявшие ее воинов от всех соблазнов Вселенной. Как будто проявляя лишь гостеприимство и заботу о младшем товарище, они с момента ее появления не спускали с незваной гостьи влюбленных взглядов; и даже сейчас, когда мудрейший и опытнейший из тихриан, на кого она надеялась как на самого надежного советчика в своих поисках, лежит у их ног, безвозвратно теряя теплоту жизни, они глядят не на него — на счастливчика Скюза, одаренного благосклонностью этой юной гурии.

Мона Сэниа вдруг поймала себя на том, что если бы не безмолвная скорбь Лронга, то молчание, повисшее над тесным кружком джасперян, можно было бы счесть двусмысленным. Хотя — почему? Любой посторонний усмотрел бы в ее остановившемся взгляде, в ее сжатых до посинения губах только неистовую ревность преждевременно постаревшей, потерявшей былую красоту женщины к юной, еще не ведающей до конца силы своего очарования спутнице.

Лицо принцессы исказилось мрачной усмешкой. Ревность. Как бы не так! Если бы кто-то мог предположить, как мало волновало ее внимание окружающих к собственной внешности! Потеряв своего Юрга, она потеряла так много, что не думала уже о мизерных крохах почитания и восхищения, которыми одаривали ее в прежнем походе верные ее воины. Нет, негодуя на каждый взгляд, брошенный ими в чужую сторону, она цепенела от яростной мысли, что вот эта секунда отнята от поисков ее малыша, ее Юхани. Если бы не дикий, необъяснимый приказ крэгов — заслужить возвращения сына вместе, она давно уже вышвырнула бы эту девчонку вкупе с ее чудовищной птицей обратно на окаянный остров, на котором осталась половина ее собственной жизни.

Она прикрыла глаза, подыскивая слова, которыми можно было бы, не выдавая гнева, отослать Скюза вместе с девчонкой на корабль, по в этот миг Травяной рыцарь поднял голову.

— Благодарю тебя за твои слезы/дитя, — проговорил он, обращаясь к Таире, — но теперь пусть твое золотое сердечко отдохнет от горя, которое ты разделила со мной. Рыцарь, уведи ее.

И Скюз, ни секунды не колеблясь, словно он получил королевский приказ, поднял на руки и понес к кораблю — нет, не в командорский шатер, а в свой маленький уютный кораблик, один из восьми, опоясывавших центральный огромный кокон гирляндой чуть приплюснутых шаров.

— Прими и мое сочувствие, Лронг, — как можно мягче проговорила наконец принцесса. — Если хочешь, я перенесу тебя вместе с телом покойного рыцаря прямо в анделахаллу, в которой мы с тобой побывали.

— Благодарю, — сдержанно поклонился Лронг, — но не сейчас. Прежде всего я должен найти траву-нетленннк. А ты пока можешь помолиться над телом моего отца.

— А кому я должна молиться?

— Молиться можно только солнцу, — несколько удивленно отвечал Травяной рыцарь.

Все взгляды невольно обратились к чуть подернутому вечной закатной дымкой неподвижному светилу, и в тот же миг Ких, спохватившись, ойкнул и ударил себя по лбу:

— Мы же забыли про сибилло!

Лронг покачал головой:

— Тогда поторопись — он лукав и мстителен.

— Флейж, сопровождай его! — велела принцесса.

Ких обхватил своего товарища за плечи, рванулся вперед — и в следующий миг они уже стояли под щелястым навесом тюремного двора.

Стражники, заходясь оглушительным, неестественным храпом, лежали кто где, словно одурманенные мгновенным наваждением. Единороги, намертво прикованные к воротам, валялись кверху копытами. Полосатый дым вздымался невысоким столбом и расплывался кольчатым облаком.

Но ни сибилло, ни его сквернообразного шурушетра не было нигде.

XI. Мольвь-стрела

Мона Сэниа сидела на сухой траве совсем не в молитвенной позе, опустив подбородок на скрещенные руки и устремив взор ничего не видящих в действительности глаз прямо на солнце. Неслышно подошел Лронг с пучком курчавой синеватой травы, заткнутой да пояс, и невольно замер, пораженный способностью этой загадочной женщины не бояться прямого взгляда на божественное светило. Как раз в эту минуту облака разошлись, и ничем не замутненные лучи, казалось, согрели безжизненное тело, распростертое у ног принцессы.

— Благодарю тебя, всесильная, — прошептал Травяной Рыцарь, — теперь я спокоен — ты вымолила у солнца малую голику света, которая вечно будет сопровождать моего отца на ледяном пути…

— Да, да, — рассеянно откликнулась она. — Подожди немного, я сейчас.

Она нырнула в привычно раскрывшийся люк и тут-же показалась обратно с каким-то пушистым белым свертком. Она встряхнула его, и почти невесомый белоснежный ковер — дар землян ее Юхани — раскинулся на пыльной траве. Нечаянно забытая в нем маленькая погремушка в виде серебристо-голубой звездочки, неуверенно звякнув, откатилась к ногам великана. Мона Сэниа вздрогнула и инстинктивно отвернулась, чтобы не выдать чрезмерности своего отчаяния.

Когда она снова нашла в себе силы повернуться к Травяному Рыцарю, усопший узник уже лежал на ковре, усыпанный сизыми завитками нетленника. Лронг коснулся лбом его сложенных иссохших рук, потом резко выпрямился и запахнул края белого полотнища.

— Я готов, — просто сказал он, поднимая на руки запеленутое тело. Невозможный Огонь вот-вот погаснет, значит, анделисы уже покинули Травяной Приют.

— Идем, — просто сказала мона Сэниа, приближаясь к нему и с трудом дотягиваясь до его плеча.

— Постойте! — зазвенел голосок Таиры, и девушка, спрыгнув на землю, побежала к ним от корабля, протягивая что-то на ладони. — Я не знаю, как это у вас, но у нас на Земле когда-то полагалось заказывать молитвы… от-пе-вать. Кажется, так. А у тебя, Лронг, наверное, нечем заплатить. Вот, возьми!

И она протянула ему сияющую жемчужину — подарок шамана. Травяной Рыцарь несколько секунд стоял неподвижно, глядя на заплаканное личико с маленьким подбородком и высокими скулами, на котором размазанные дорожки слез не приглушили розового свечения, точно такого же, как и у драгоценного шарика, перекатившегося на его громадную серую ладонь, но жесткий профиль чужедальней принцессы нетерпеливо заслонил от него огненный ворох растрепанных до неприличия волос, и непостижимое чародейство мгновенного переноса через ничто растворило перед ним душистый полумрак анделахаллы.

Здесь ничего не изменилось — все было точно таким же, как и несколько часов назад.

— Скорее обратно! — крикнул Лронг, поспешно опуская свою ношу на ворох увядающей травы. — Анделисы еще не посещали этот Приют, они могут появиться тут в любой миг!

— Но почему…

— Не медли!

Пришлось не медлить.

Отирая мгновенно выступивший на лбу липкий пот, Лронг перевел дыхание и прислонился спиной к упругой обшивке корабля. Ему вдруг пришло на ум, что он уже воспринимает этот летающий девятиглавый терем почти как собственный дом, а суровых, хоть и молодых воинов в странной, наглухо застегнутой одежде как собственных братьев, давным-давно загубленных по воле проклятого властителя, который сам именовал себя Оцмаром Великодивным, но чье имя чаще упоминалось — разумеется, в темных углах, подальше от чужих ушей Оцмаром…

Он не успел произнести про себя то оскорбительное и не всем понятное прозвище, за которое даже не заточали в колодезную темницу, а скоренько и бесхлопотно, связав по рукам и ногам, закапывали в землю живьем. Смуглая сухая ладонь легла на его запястье, и требовательный голос повторил:

— Но почему мы не можем встретиться с этими анделисами?

— Они не хотят этого. А их желание — закон.

— Но если они ни с кем из тихриан не встречаются, то кто же знает их истинные желания?

— Спроси об этом сибилло, моя повелительница. Я просто не знаю. Так было всегда, и это первый и наиглавнейший закон Тихри. Любой, кто преступит его, будет проклят, как это случилось не так уж давно с тем, кто правит на нашей дороге.

Мона Сэниа уже привыкла к тому, что свою страну аборигены почему-то называли «дорогой».