Потусторонний. Книга 5 (СИ) - Погуляй Юрий Александрович. Страница 10
Претендент развёл руками:
— Жаль. Я ведь старался. Просто мне не везло с исполнителями, — он поморщился недовольно. — С такими ресурсами и с такими условиями задачка была непростой. Плохая комбинация. Но я не сожалею о том, что ты ещё жив, Илья. Правда.
— Есть ватрушки? — пропустил я его слова мимо ушей. Вроде бы ел недавно, но ситуация стрессовая, уже столько всего случилось с утренней каши.
— Ватрушки? Мы, по-моему, только что говорили о наших разногласиях в прошлом. Переход очень резкий.
— Они ведь в прошлом? Я про наши разногласия. А, значит, ватрушки обретают важность. Есть хорошее местечко, в Пушкинских Горах. Может, работают ещё? Я бы покушал, честное слово. Смотаешься? Одна нога в портале, вторая я не знаю где. Бац-бац и вкусно!
Оладушкин нахмурился, очень тихо переспросил:
— Ты отправляешь меня в магазин?
— Если это не сложно, конечно.
— Сложно!
— Я так и думал. Мне тоже с исполнителями не везёт, — сокрушенно поделился болью я. И понял, что юмор не прошёл. Претендент резко выпрямился, словно проглотил копьё. Глаза его возмущённо расширились:
— Илья, ты ходишь по очень тонкому льду. Я нашёл опору в своих метаниях и увидел цель, но если вещи, которые я, как и Родионовы, не потерплю. Уйми свой язык! Я не исполнитель!
Вместо ответа я снова коснулся контура Многоликого. Бес вздрогнул, судорожно вдохнув.
— Будет неприятно, но это был твой выбор, — отметил его реакцию я. — Сейчас будет ещё хуже.
Оладушкин положил мне руку на плечо. Как только так близко подобрался⁈
— Я не закончил, — всё гневался Претендент. — Твои манеры, Илья, отвратительны. Я спас тебе жизнь. Я приглядывал за тобой, чтобы ты спокойно свершил своё предназначение. Я прикрывал тебя, и ты называешь меня плохим исполнителем и посылаешь за едой⁈ Одного из лучших чародеев Российской Империи⁈ Ты⁈
Так, значит и у этого есть пределы. Какое сложное испытание ему я назначил. Ладно, гонять за ватрушками Претендентов и вправду не самая ценная трата энергии. Может даже следует извиниться, чтобы успокоить бедолагу. Наверное, с ним никто так в жизни не разговаривал.
— Нас в интернатах манерам толком не учили, — спокойно сказал я. — Шалость не удалась, возьми себя в руки. Я пошутил, ты не посмеялся. Нет в нас химии. Будем тогда предельно серьёзными. Начнём с малого. Ты что-то говорил про предательство и друзей. Разумовский стоит за смертью Императора?
Оладушкин чуть расслабился. Вообще, мне казалось с юмором у него всё хорошо. Значит, я потоптался по больной мозоли. Пара десятков сеансов с психотерапевтом ему бы не помешали, определённо.
— Да, я говорил про предательство, — почти сквозь зубы проговорил он.
— Да и всё? Уверен, что-то ещё есть.
— Я наблюдал за тем, как Разумовские и его люди атаковали Императора. Хвала Иисусу, что мне хватило ума не выдать себя, и я искренне счастлив, что не видел, как убивали его семью…
Оладушкин прищурился, увидев у меня во взоре немой вопрос:
— Когда я понял, что происходит — император был уже мёртв, а во дворце объявился сам Рассказов. Мне пришлось быстро исчезнуть, пока старик меня не почувствовал.
— Рассказов? Верховный маг с ними? — припомнил я имя.
— Конечно с ними. Ведь свершилась его мечта. Романовы сброшены с трона. Время новых возможностей и новых порядков. Церковь устранена, оковы сброшены. За ним крепко приглядывали. Пафнунтий шагу не мог ступить без соглядатаев от Патриарха.
— Монахов, получается, просто подставили?
— Всю делегацию. Его Императорское Величество собирался подписать указ о выделении особых полномочий Первой Церкви, когда люди Разумовского атаковали. Почти вся охрана Романовых состояла из людей князя. Шансов у Его Императорского Величества не было вовсе.
Слов нет, будто бы врагов им не хватает! Тут целый Серый Мир бурлит, да ещё теперь и Пожиратель приближается, а они друг с другом грызутся! Люди, что поделать.
— Он кем-то завербован? — спросил я. Оладушкин непонимающе поднял брови.
— Разумовский, — уточнил я. — Такое с бухты-барахты не проворачивают. Тут даже не состояние аффекта, раз он смог быстро перебить всех Романовых. Готовился, ведь. Как я понимаю, это был лучший друг Императора. Да, среди великих родов дружба это атавизм, но всё же…
— Ты так и не понял? — удивился Претендент.
— Нет, — я проглотил четыре шутки насчёт своей понятливости и его дара рассказчика, но опыт нашего общения вкрадчиво напомнил, что сейчас у чародея не очень с чувством юмора.
— Из-за тебя! Это всё из-за тебя! — в сердцах сказал Оладушкин.
— Стоп! — поднял я руки, защищаясь, — я слышал про истории, когда родители в своих бедах обвиняют детишек, но это не может быть она.
Претендент снова закатил глаза, экий он манерный, конечно. А затем очень терпеливо и медленно продолжил:
— Разумовский опекал тебя, потому что считал своим сыном. Кровью от крови своей. Пусть и непризнанный, а сын. Не думаю, что ему было до тебя какое-то дело, однако жил князь себе и жил. Никуда не лез. А потом ты стал неуёмно обращать девиц, даже не скрываясь от слежки, и выжигать дар у глупых подростков.
— Виновен, — признался я. — Но сложно было не сдержаться.
— Понимаю. Сам бы не смог. Вот только таких талантов в роду Разумовских отродясь не встречалось. Зато они всегда были у Романовых. Так что любой умеющий сложить два плюс два, и знающий историю сразу всё понял бы. Или бы ему подсказали знающие люди. Вон, как Бес, например. Как думаешь, в каких случаях у одного бастарда может оказаться двое отцов, Илья?
Едко, конечно. Но справедливо. Мне должно было быстрее соображать.
— Моя мама изменила Разумовскому с Императором? И он только сейчас об этом узнал? — скучно предположил я.
— В точку!
Ну да, это объясняет разительные перемены. Друг стал врагом, враг стал другом.
— Ладно, ладно. Это было непросто, но, кажется, я понял. С Бесом всё понятно. Да, Бес?
— Мой род…
— Да ёжкина ты кошка, умолкни, — я обернулся к Оладушкину. — Хорошо. Я плод измены и должен умереть, интерес Разумовского ко мне ясен. А тебе я зачем?
— Ты можешь остановить гибель этого мира, — буднично сообщил Претендент. — Я права не имею остаться в стороне.
С пола фыркнул Бес. О как, он нас слушает!
— Вот не стоит привлекать к себе внимания, — заметил я. Осторожно глянул на Оладушкина. Откуда он такие вещи знает про мою избранность?
— Ты не тот, кем пытаешься казаться, парень. В тебе слишком много мощи для сопляка, едва переступившего порог совершеннолетнего, — продолжал чародей. — Боюсь, твоя смерть может обречь мир на гибель. Как такое допустить⁈
Ну, если Пожиратель Звёзд использует меня сейчас как маячок, то смерть моя, чисто теоретически, гибель планеты наоборот чуточку отстрочит. Упоминать об этом я, конечно, не буду.
— Хорошо. Тогда приступим, — кивнул я Оладушкину и, оставив его в недоумении, вернулся к Бесу. Снова дёрнул его за контур. Многоликий содрогнулся, но на этот раз удержал шипение. Чародей смотрел прямо перед собой, не мигая. Какая удивительная преданность хозяину. Даже завидно.
Я прикрыл глаза, погружаясь в транс. Яркий контур чародея проступил сквозь темноту. Сильный маг, грандмастер. Каналы крепкие, раскаченные. Структура контура очень сложная, множество переплетений. Никаких тонких мест, в которые можно ударить.
Мда, чтобы сменить ему лояльность, нужно отключить бедолагу от каналов. Но ведь как-то у господина Штольца получилось удерживать под контролем Феоклистова? Я открыл глаза, залез в карман и бронемяки моментально вручили мне искомое колечко. Бес скосил глаза, когда я взял его за руку и попытался сжать кулаки. Пришлось применить силу, и в итоге амулет оказался на указательном пальце Многоликого.
— Что это? — встревожился Бес ещё больше. Будто бы перспектива потерять дар его пугала чуть меньше чем только что произошедшее.
— Сюрприз, — буркнул я, повернулся к Оладушкину:
— Мне надо чтобы он не шевелился. Сможешь?