Глаза Ангела - ван Ластбадер Эрик. Страница 86

— Спросите Хитазуру или Миситу, откуда я могу это знать?

— Разумеется, вы этого знать не можете, — спокойно сказал Большой Эзу и обернулся к Кои: — Убей его.

— Постойте, — крикнул Йен и в ужасе закрыл глаза. Краска сбежала с его лица. «Боже, Боже», — повторял он про себя, затем, открыв глаза и облизнув сухие, потрескавшиеся губы, прошептал: — У меня есть доказательство, что я сказал вам правду.

— Да что вы, — усмехнулся Эзу, — с какой стати мы должны вам верить?

Кои придвинулась к адвокату.

— О, прошу вас! — завопил Йен. Его глаза говорили о том, что он готов рассказать своим мучителям абсолютно все, что знает. Даже детектор лжи не мог бы работать эффективнее Кои.

Большой Эзу подождал, прежде, чем ответить. Адвокат уже прощался с жизнью, затем измученный услышал такую фразу:

— Мы даем вам последний шанс, господин Ясувара. Надеюсь, что вы воспользуетесь им с наибольшей пользой для себя.

Как-то возвращаясь от матери, которая была безнадежно больна и давно впала в старческий маразм, Ирина поняла, почему ей нужно постараться обязательно найти организацию «Белая Звезда». Не потому, что это нужно Марсу Волкову, и не потому, что это поможет ей быть рядом с Валерием Бондаренко, хотя и поэтому тоже, но гораздо в меньшей степени. «Белая Звезда» оказалась вдруг очень нужной ей самой, Ирине. Ирина знала теперь ответ на вопрос: почему она все время чувствует себя так, словно находится в заключении? Свободы — вот чего ей так сильно не хватало; жизнь на родине, как ни старалась Ирина лгать сама себе, стала ей невмоготу, здесь, правда, теперь больше говорили о свободе, но на самом деле ее не было, как и прежде. В некотором смысле стало еще хуже: все врали и приспосабливались, каждый знал, что врет и приспосабливается, но делал вид, что счастлив и свободен безмерно. В конце концов Ирина поняла: Россия и русские — не свое, не любимое, чужое. Конечно, «Белая Звезда» не могла дать Ирине то, чего ей хотелось, но, по крайней мере, при помощи этой организации она могла попытаться найти способ уехать в Америку, в Кембридж, где люди были ей милы, где любые мысли, взгляды, теории, философские учения высказывались свободно, без оглядки, не шепотом на кухне, а открыто, во всеуслышание, и никто ничего не боялся.

«Итак, решено, — сказала себе Ирина, — отныне „Белая Звезда“ — моя единственная надежда, может быть, когда-нибудь я смогу уехать в мою любимую Америку!»

— Вот она! — сказал Марс Волков в телефонную трубку. — Взять ее.

Он говорил из черной «Чайки», и после его приказа трое людей, одетых в серое, выступили из тени, где они прятались; один из них подошел к Наташе Маяковой сзади, а двое других встали по бокам и схватили ее за запястья.

— В чем дело? — спросила удивленная Наташа. — Что вам нужно?

— Служба безопасности, — ответил ей человек, стоявший сзади, — не двигаться.

Из окна автомобиля Марс видел, что глаза Наташи расширились от ужаса, пока она слушала то, что ей говорил его сотрудник. Марс был доволен, видя, как напугана Наташа; он всегда любил наблюдать за тем, что страх делает с людьми, словно это зрелище придавало ему сил.

Сотрудники отвели Наташу к поджидавшей их «Чайке» и втолкнули в машину, на заднее сиденье, на котором сидел Марс; туда же сел один из оперативников, так что Наташа оказалась зажатой между двумя мужчинами; остальные разместились впереди. Машина поехала в сторону Лефортово.

— Марс! — воскликнула Наташа, увидев, кто сидит рядом с ней. — Зачем же такая пышность? Что за театральные эффекты? И куда вы меня везете?

— В Лефортово, в тюрьму.

«Интересно, — подумал Марс, — как при слове „тюрьма“ исказилось от страха лицо этой женщины. Люди боятся по-разному, но все равно, есть нечто общее, объединяющее их всех».

— Ты плохо себя ведешь, Наташа, — голосом недовольного учителя сказал Марс. — Я тобой недоволен.

— Кто дал вам право говорить со мной таким тоном? — возмутилась Наташа, — Вы не мой отец, чтобы учить меня уму-разуму.

Марс размахнулся и наотмашь ударил Наташу по лицу.

— Вот мое право!

— Скотина!

— Если я скотина, то и ты тоже, — заявил Марс. Он наблюдал, как из рассеченной от удара скулы Наташи струйкой стекает по лицу кровь. Лицо Наташи раскраснелось, и, как ни удивительно, ей это шло. — Тебе позволялось многое, но, дорогуша, следует соблюдать правила игры. Государство требует послушания от своих граждан, и от тебя, и от меня. Если в один прекрасный день я окажусь в такой же ситуации, как ты сейчас, меня тоже отвезут в Лефортово.

— Да что за вздор вы говорите! Вы и я — это ночь и день, нечего нас равнять. Вы работник службы безопасности. А, вы удивлены и не понимаете, откуда я это знаю? От Виктора Шевченко, но вот откуда это стало известно ему, узнику или подопытному кролику, ума не приложу. Разумеется, вы не сообщили ему о том, где работаете. Вы слишком осторожны для того, чтобы выдать себя! Надеялись стать для него эдаким добрым дядюшкой? «Ах, мой дорогой, доверься мне, скажи мне всю правду...» Вот ваш стиль! Но Виктор вас сразу раскусил, и меня вы не обманули. От вас за версту несет тайной полицией. Как бы вы ни старались скрыть свою принадлежность к секретной организации России, вам никогда не удастся это сделать. Все вы одинаковы, подлые и лицемерные!

— Лучше остановись, дорогуша! Как я подозреваю, ты еще не излечилась от своей самоуверенности и надеешься, что твой ангел-хранитель защитит тебя сейчас точно так же, как тогда в Америке, помнишь? Ты поставила в дурацкое положение не только себя, но и наших людей. Повторяю, если ты надеешься на этот раз выйти сухой из воды, забудь свои надежды. И Бог не защитит тебя! Я поставлю на место твоего ангела-хранителя; он, может быть, пока и не подозревает об этом, но скоро ему придется оставить свой высокий пост, и, чем выше он сидит, тем больнее ему будет падать вниз. А падать очень неприятно и больно.

Черная «Чайка» подъехала к следственному изолятору Лефортовской тюрьмы. Кабинет для допроса находился на третьем этаже; туда и отвели Наташу. За старым, видавшим виды деревянным письменным столом сидел Марс Волков, перед ним на столе лежала раскрытая папка. В кабинете было два деревянных стула; на одном сидел Марс, а на другой села Наташа.

— Встать! — прозвучала команда.

— Что? — не поняла Наташа.

— Я сказал: встать! — заорал Марс так громко, что Наташа испуганно вскочила. — Без разрешения садиться не смей!

— Говнюк! — сказала Наташа и снова села.

— Есть хочешь? — спросил Марс, углубившись в бумаги, лежавшие перед ним, и не обращая внимания на Наташу.

— А почему вы не в форме, полковник? — не ответив на вопрос, спросила актриса. — Вам она очень пойдет.

Марс обвел что-то ручкой в тексте, который читал, и, перевернув страницу, потребовал:

— Расскажи о своих отношениях с Валерием Бондаренко?

— Валерий мой брат.

Марс оторвался от бумаг и удивленно посмотрел на Наташу.

— Твой брат?

— Разве я сказала «мой брат»? Нет, я хотела сказать «мой любовник».

— Так брат или любовник? — нахмурился Марс.

— И то, и другое.

Марс отложил в сторону ручку, сложил руки на груди, одну поверх другой. Наташа, как часто случается с людьми, чья жизнь находится в опасности, видела и запоминала малейшие мелочи; вот и сейчас она обратила внимание на неестественно маленькие уши своего мучителя и подумала о том, что они делают его похожим не на киногероя, а на противное злое животное.

— Наташа, от того, как ты будешь отвечать на мои вопросы, зависит многое.

— Что многое?

Марс улыбнулся.

— Если бы ты была не здесь, а на свободе, то твой выбор был бы именно таким. Но, пока ты находишься в этом заведении, ты должна отвечать на вопросы, которые тебе задают. И, поверь мне, в моем распоряжении есть разные методы, чтобы заставить тебя заговорить, в том числе и неприятные.

— Неужели вы до сих пор применяете здесь пытки, а как же хваленая свобода и демократия?