Глаза Ангела - ван Ластбадер Эрик. Страница 87

— Зачем ты усложняешь свое и без того незавидное положение?

— Я делаю то, что вынуждена делать.

— Я хорошо вижу твои глаза, Наташа, и в них — страх.

— Да, я боюсь, и очень боюсь, но страх не может изменить мои взгляды на жизнь и на людей.

Марс долго изучал лицо Наташи, потом спросил:

— Какие отношения между тобой и Валерием Бондаренко?

— Он мой брат или любовник, или брат и любовник одновременно.

Марс перевернул страницу.

— А какие отношения связывают тебя и Виктора Шевченко?

— О, на этот вопрос я могу сразу дать точный ответ. Я продолбила ему все мозги.

— Грубость тебе не идет, Наташа.

— Откуда вдруг такая щепетильность, господин Волков?

— Это ты достала сверхсекретные документы и передала их космонавту?

— Я актриса, а не шпионка.

— Наташа, ты знаешь, какое бывает наказание за шпионаж?

— Если меня собираются держать в этой дерьмовой тюрьме, то лучше мне умереть, чем гнить здесь.

Марс кивнул:

— Что ж, хорошо, я сделал для тебя все, что мог.

— Я в этом не сомневаюсь.

Марс нажал на кнопку звонка, находившуюся где-то под крышкой письменного стола.

— Скажите ему, пусть приходит, — произнес Марс в пространство.

Сердце Наташи сжалось от ужаса.

Открылась дверь. Наташа повернула голову, чтобы посмотреть на вошедшего, и увидела невысокого человека с крайне неприятным лицом. Человек этот направлялся к ней, а в руках у него был шприц.

— Нет! — закричала Наташа.

Игла вонзилась в руку, впрыснув внутрь какую-то жидкость, и мгновение спустя неприятный холод сковал тело женщины, заморозив каждую ее клеточку, мозг заволокло туманом, а сердце болезненно сжалось в ожидании побоев.

— Кунио Миситы нет дома, — сказал Йен Ясувара, кладя трубку телефона.

— Возможно, вы подстроили все так, что в данный момент его не оказалось дома, — Большой Эзу был явно недоволен.

— О, нет, нет. — Йен бросил боязливый взгляд в сторону Кои. — Мы отыщем Миситу. Почему бы не попробовать поискать его в Кайдзине?

Эзу и Кои знали, что имел в виду адвокат под словом «Кайдзин». «Кайдзин ни кисуру» был самым дорогим в Токио чайным заведением. Чайная работала вечером и ночью и по сути являлась акачочином, но сохраняла свое название из соображений респектабельности, прикрывалась им, как щитом, хотя в переводе «кайдзин ни кисуру» означало «сжечь дотла», «превратиться в пепел», то есть вещи, ни имевшие ничего общего с церемонией распития чая.

Серый «Мерседес» резко развернулся и поехал в район Симбаси, где находилась чайная. Подобно всем закрытым и дорогим столичным клубам, она имела на редкость неприметный вид. Единственное, что как-то привлекало к ней внимание, была огромная дверь, сколоченная из массивных досок, сделанных из дерева киоки и скрепленных между собой железными гвоздями ручной ковки. Дверь, несмотря на свой почтенный возраст, сверкала, как новенькая, благодаря постоянному тщательному уходу. Ходили слухи, что эта дверь была изготовлена специально для замка, принадлежавшего основателю династии сегунов Иэясу Токугаве, но насколько подобное утверждение соответствовало действительности, никто не знал. Для страны, чья история жила в устных преданиях, такое положение вещей было естественным; японские школьники никогда не допытывались, что есть правда, а что — вымысел в преданиях старины.

У каменных ступеней, ведущих к двери, росли два кипариса, подстриженных необычным способом и имевших причудливые, фантастические очертания, напоминающие сказочных животных. Недалеко от двери в стену был вделан звонок, но, если случайный любопытный прохожий решил бы позвонить, то дверь осталась бы закрытой: войти в заведение могли только его члены, и новичок, если хотел попасть в клуб, должен был прийти в сопровождении одного из членов клуба.

Йен Ясувара в сопровождении Большого Эзу и Кои поднялся по каменным ступеням и позвонил. Израненную часть лица адвокат прикрыл носовым платком. Когда, спустя долгое время, тяжелая дверь отворилась, из темноты донесся голос:

— Добро пожаловать, господин Ясувара. С вами два гостя?

Йен кивнул, пробормотав что-то нечленораздельное, и переступил порог. «Гости» последовали за адвокатом.

Внутри чайной стояла абсолютная тишина, можно было подумать, что находишься в пустой церкви. Помещение освещалось скупо; на сложенных из старых камней стенах висели антикварные свитки, на которых были изображены в основном пейзажи древнего Китая, а не Японии. Простота отделки холла контрастировала с откровенной роскошью убранства внутренних комнат. Длинные, обитые кожей диваны с удобно изогнутыми спинками, просторные бархатные кресла, в которых свободно поместились бы двое людей, роскошные паркетные полы, покрытые звериными шкурами, — все предназначалось для комфорта и отдыха тех, кто имел доступ в клуб.

— Господин Мисита ждет нас, — сказал Йен Ясувара крупному, крепко сбитому охраннику со шрамом на мочке уха.

Охранник перевел взгляд с адвоката на его спутников, затем обратно и поклонился.

— Прошу сюда, — сделав указующий жест рукой, обратился он к посетителям. — Господин Мисита в Зеленой комнате.

Помещения в Кайдзине имели особые названия в зависимости от своего интерьера или места, где они находились. Зеленая комната была оформлена в стиле традиционной чайной и выходила окнами в небольшой ухоженный сад. Сад со всех сторон окружали стены, но из-за того, что деревья располагались ярусами друг над другом, из окон стены были не видны; создавалось полное впечатление присутствия в сельской местности — риокане.

Йен, Большой Эзу и Кои прошли по просторному холлу с блестящими полированными паркетными полами; стены, окрашенные в коричневато-бежевый цвет неровными по густоте мазками, создавали иллюзию ветхости и походили на стены старинной усадьбы.

Кои приметила, что они миновали семь фусуми — раздвижных стенок-дверей, решетчатые каркасы которых, сделанные из ясеня, были оклеены плотной рисовой бумагой. Все двери оказались закрытыми, Кои даже на пару секунд останавливалась возле каждой фусуми и дотрагивалась кончиками пальцев до бумаги в надежде почувствовать хотя бы слабую вибрацию от разговора или движения людей, но напрасно. Значит, в комнатах никого не было? Кои охватило беспокойство: все ли в порядке? Она не могла понять, почему, но беспокоилась все больше и больше. Оглянулась, но никого не увидела. Почему же ей было не по себе? Может быть, потому, что охранник с изуродованной мочкой уха ничего не сказал по поводу израненного лица Йена? Или потому, что Большой Эзу и Кои попали в чайную с удивительной легкостью? Вряд ли охранник знал Большого Эзу, не говоря уже о Кои. А самые большие опасения у Кои вызывал адвокат; она не доверяла ему.

Наконец охранник подвел гостей к фусуми, ведущей в Зеленую комнату, и хотел открыть, вернее, отодвинуть дверь (фусуми ходят по специальным низким полозьями с пазами), но Кои остановила его.

— Позвольте мне, — сказала она и, прежде, чем охранник успел что-нибудь ответить или сделать, толкнула дверь в сторону и дала Йену такую оплеуху, что тот влетел в комнату, словно его выпустили из катапульты. Ничего не произошло. Охранник с удивлением уставился на Кои, так же, как и Йен, смотревший на нее через дверной проем. Большой Эзу, в свою очередь, не отрываясь, следил за Кунио Миситой, сидевшим, скрестив ноги, на татами и резко повернувшимся на звук стукнувшей двери.

— Что это значит? — взвизгнул Кунио Мисита.

— Сейчас объясню, — ответил Эзу, делая шаг вперед. Кои услышала негромкий хлопающий звук, увидела, как Большой Эзу пошатнулся и упал на колени, закатив глаза. На груди его расплылось красное пятно, но сердце все еще продолжало качать кровь сквозь дыру, пробитую пулей.

Кои осталась стоять на месте и не вошла в комнату, где ее ждала ловушка. Вместо этого, видя, что Большому Эзу уже ничем не поможешь, Кои схватила в охапку охранника, втолкнула его в Зеленую комнату и побежала назад по просторному холлу с коричневато-бежевыми стенами к выходу.