Сирены - ван Ластбадер Эрик. Страница 61

В последствие Дайна убеждала себя, что все это лишь едва коснулось ее сознания, что она была слишком увлечена своими чувствами. Чьи-то мягкие ладони нежно ласкали ее спину, возбуждая ее все больше и больше. Потом они скользнули вниз.

Она застонала, изнемогая от наслаждения, и в тот же миг почувствовала на позвоночнике прикосновение упругих женских грудей.

Оторвав пылающие губы от жадного рта Джэсона, она обернулась и увидела прямо перед собой смеющееся, охваченное вожделением лицо Люси. Оно было так близко, что Люси понадобилось чуть наклонить голову, чтобы поцеловать подругу. Дайна вздрогнула, ощутив прикосновение скользкого, длинного языка и горячее дыхание Люси, и вместе с этой непроизвольной реакцией тела к ней вернулась способность соображать. «Господи! – испуганно подумала она. – Что я делаю?»

С тихим восклицанием она отстранилась от Люси и в следующий миг высвободилась из объятий Джэсона. Он глубоко застонал.

– Нет! – вскричала она. – Нет, нет, нет! – И спрыгнув с развороченных простыней, кинулась бежать из комнаты.

Дайну охватывало чувство стыда всякий раз, когда она вспоминала об этом случае. Не столько из-за того, что это произошло, только из-за мысли о том, что она знала с самого начала, кто забрался в ее постель в ту ночь – знала и хотела, чтобы это было именно так.

Рассердившись на себя, она резко вырвалась из рук Ясмин.

– Правильно! – воскликнула та, ошибочно истолковывая движение Дайны. – Злость намного лучше слез.

– Я уже перестала лить их по кому бы то ни было, – голос Дайны прозвучал странно и неприятно для нее самой.

Ясмин приблизилась к ней и встала рядом. Взгляды их обеих были устремлены в океанскую пучину.

– Да и вообще, что нам оплакивать? Тебе или мне. – Ясмин натянула висевшее у нее на шее полотенце. – Все осталось в прошлом... Все это гнилое дерьмо. И прошлое забыто. – Она вздохнула. – Его вспоминают только у Стены.

Дайна, повернув голову, вопросительно посмотрела на нее.

– Я говорю, – пояснила Ясмин, – о Стене плача. Да-да, не удивляйся. Ведь я наполовину израильтянка... сефарди, точнее говоря. Вот почему у меня такая темная кожа, хотя моя мать француженка, светловолосая и светлокожая. В Иерусалиме, у Стены историю еврейского народа помнят и чтут. – Она положила локти на полированные деревянные перила. Увидев ее свисающие, точно виноградные грозди, груди и плотно облегающие изящные ягодицы трусики. Дайна почувствовала легкое головокружение.

– Я рано узнала, – продолжала Ясмин, – что я хочу, и научилась добиваться своего... всеми правдами и неправдами. Мы, израильтяне, очень упорный народ.

– Тогда, с чего бы тебе испытывать угрызения совести из-за Джорджа? – резко поинтересовалась Дайна. – Ты получали то, чего добивалась. – Говоря это, она сознавала, что злится на саму себя.

Если Ясмин и чувствовала себя задетой, то предпочла не показывать этого.

– В конце концов, я всего лишь человек. – Она улыбнулась. – Мой отец – очень гуманный человек. Он говорил, что стал таким на войне, будучи вынужденным убивать врагов.

– Как по-твоему он стал бы делать это опять? – спросила Дайна. – Я имею в виду убивать.

– Да, – не раздумывая, ответила Ясмин. – Потому что это потребуется для защиты нашей родины. К тому же на поле сражения нет места для гуманности, ибо речь идет о выживании.

Дайна вспомнила Жана-Карлоса и его рассказ о побеге из Марро Кастл. "Мне пришлось задушить охранника, – сказал он без малейшего намека на бахвальство. – Наступил момент, когда передо мной открылась возможность. Всего лишь доля секунды, заметь. У меня не было времени на философские размышления. И вот что я открыл для себя в тот момент: организм человека обладает волей к выживанию. Эта воля сильнее всего остального. Я не говорю о долге или героизме – все это совершенно иные понятия. Я имею в виду состояние за миг до смерти. Твоей, не чьей-то чужой. Организм обладает волей, которая высвобождает все имеющиеся в его распоряжении ресурсы.

«Меня жестоко избивали, и если бы я позволил этому продолжаться, то наверняка умер бы в тот же день. Отказаться от предоставившейся возможности было бы чистым безумием. Это не имело отношения к гуманности. Ни малейшего. Я передал контроль над своим телом животному инстинкту. И он выполнил свою задачу. Ты, Дайна, должна научиться тому же самому. Ты должна не бояться этой части твоего существа».

«Я не знаю, способна ли я на это», – возразила она, вспоминая свою беспомощность много лет назад.

«Посмотрим, – сказал Жан-Карлос, почесывая нос указательным пальцем, на котором виднелись следы шрамов. – Посмотрим».

– Ясмин...

Та обернулась и длинные, иссиня-черные волосы, раздуваемые ветром, задели щеку Дайны.

– Да?

Дайна была на грани того, чтобы спросить ее о том же, о чем когда-то (теперь она не сомневалась в этом) хотела спросить Люси. Однако сейчас, как и тогда, она не могла решиться. Прежний страх приклеил ее язык к небу. Она никак не могла принять эту часть себя; слишком могущественные силы, таившиеся там, только и ждали возможности вырваться на свободу. "Что со мной станет, во что я превращусь, – думала Дайна, – если я спрошу Ясмин: «Ляжешь ли ты со мной в постель?»

Вместо этого она, вытерев лоб кончиком полотенца, поинтересовалась:

– Как насчет ленча? В каюте найдется холодная закуска.

Однако внизу Дайна почувствовала себя еще более неуютно из-за тесноты помещения. Ей с трудом удавалось не смотреть на гибкое тело Ясмин, красивый изгиб ее смуглых плеч, чуть округлый живот и великолепные бедра, казалось излучавшие тепло.

– Я хочу рассказать тебе о странном случае, – сказала Дайна, стараясь отвлечься от мыслей о сексе. – Ты помнишь день, когда Крис приехал за мной на съемочную площадку?

Ясмин, намазывая горчицу на толстый кусок пшеничного хлеба, коротко кивнула. Она положила сверху салат и ломтики помидора.

– Так вот. Во время ленча к нам подошел какой-то тип, которого Крис когда-то знал. Я думала, что это будет счастливая встреча старых приятелей, но получилось все наоборот.

Наклонившись, Ясмин открыла холодильник и, достав оттуда две банки пива, поставила одну из них перед Дайной. Жуя сэндвич, она поинтересовалась:

– Ну и что?

– То, что случившееся сбило меня с толку. Тот парень вел себя нагло и агрессивно, однако мне показалось, что Крис с самого начала не хотел иметь с ним дела.

Ясмин откупорила пиво.

– Возможно, тот ему никогда не нравился.

– Нет, дело совсем не в этом, и кажется теперь я начинаю понимать, в чем. Знакомые из твоего прошлого напоминают тебе о том, кем ты был, и это как бы принимаем значение того, кем ты стал. Люди подобны якорям: ты прибегаешь к их помощи в трудную минуту, но потом они опять начинают тянуть тебя вниз.

– Просто твои вкусы меняются, а вместе с ними и твое окружение.

– Это только часть того, о чем я говорю. – Дайна вдруг стала мысленно сравнивать Ясмин и Мэгги и поразилась, насколько они не похожи друг на друга. Думая о Мэгги сейчас, она вспоминала ее вечные жалобы, слабость и беззащитность. И ледяное дыхание бесконечно несчастного существования, которое она явственно ощущала, стоя над свежей могилой подруги в день похорон.

Ясмин, перестав есть, внимательно посмотрела на Дайну.

– Я знаю, – сказала она. Не сводя глаз с собеседника, она погрузила длинные пальцы в банку с зелеными оливками. Ее ногти звякнули о дно. Через мгновение она извлекла наружу стручок душистого перца и принялась есть его, откусывая по чуть-чуть, точно это было величайшее лакомство.

– Такое происходит, когда становишься звездой, верно? Ты тоже чувствуешь нечто подобное. Это касается нас обеих.

Зажав оливку между двумя пальцами, Ясмин протянула ее Дайне через узкий столик.

– Держи, – сказала она тихо. Дайна положила оливку в рот, а Ясмин продолжала жевать сэндвич. – Нет, моя милая, не обеих. Только тебя. Ведь это на тебя работает Берил. Ты – центральная фигура в картине. Не думай, что люди на студии этого не чувствуют. Они нередко делают глупости, но не становятся от этого круглыми идиотами.