Изгой (СИ) - Шатров Дмитрий. Страница 19

— Каков наглец! — возмутился Несвицкий и хотел что-то добавить, но Меньшиков остановил его повелительным взмахом руки.

— Отыграть назад? — хмыкнул он. — Ну почему бы и нет? Думаю, заседатели меня в этом решении поддержат.

— Давно не получала такого удовольствия от процесса, — громко прошептала княгиня и в знак согласия подняла руку.

— Да, мальчик на удивление хорошо держится, — тоже шёпотом согласился с ней Баратынский и, повысив голос, сказал: — Не возражаю.

— Я возражаю! — взвился Несвицкий. — Захотел — вышел, захотел — снова зашёл! С чего это юнцу такие привилегии? Если наказывать, значит наказывать!

— Соблюдайте субординацию, князь! — осадил его Меньшиков. — Вы здесь всего лишь обличитель, не нужно брать на себя лишних обязанностей. Ваши доводы выслушали, а уж решения позвольте принимать нам.

— Да, конечно, Ваша Светлость, простите, — сбавил обороты тот. — Но прошу занести в протокол моё особое мнение.

— Это сколько угодно, — усмехнулся Светлейший и повернулся к секретарю. — Ну что там у вас, нашли?

— Да, Ваша Светлость, — откликнулся граф Вронский, листавший толстую книгу с законами. — Вот, есть. Мы можем приравнять этот случай, к изгнанию из рода с испытательным сроком.

— Вот и ладненько, на том и остановимся, — довольно потёр ладони Меньшиков, прокашлялся и провозгласил: — Занесите в протокол решение суда. Изгнать Смолокурова Михаила Александровича из рода сроком…

— На три года, — подсказал секретарь. — Меньше нельзя.

— Сроком на три года, — продолжил Светлейший. — На означенное время ответчик лишается имени, фамилии и дворянского титула со всеми сопутствующими привилегиями. Ему запрещается пользоваться связями, возможностями и деньгами рода, а также надлежит ограничить общение с членами семьи, слугами рода, вассальными родами, их слугами и кем бы то ни было, имеющих какое-то отношение с родом Смолокуровых…

«А вот сейчас было жёстко. Я, конечно, предполагал, что после такого решения жизнь не покажется праздником, но, чтобы так… Без бабла, без поддержки… Если честно, не ожидал. Эх, не видать мне теперь шампанского, доступных красавиц, и хрустящих булок по утрам… Хотя даже если бы и знал, что так будет, всё равно поступил бы так же. Ладно, где наша не пропадала, как-нибудь выживу».

— … В случае если за означенный срок ответчик окажет уникальную услугу Государю и Отчизне, совершит беспримерный подвиг, или проявит себя как-либо иначе, за ним закрепляется право на досрочную реабилитацию после отдельного рассмотрения…

«А вот это уже интересно. Понятия не имею, какие подвиги здесь считаются беспримерными, но придумаю что-нибудь. По крайней мере, мне сейчас направление показали — куда идти и что делать».

— … Новое испытание магических способностей назначить шестое июля одна тысяча двадцать восьмого года. Или раньше, если появится такая нужда. Ответчику необходимо подать заявку в письменном виде в канцелярию Суда Чистой Крови не позже чем за месяц до означенного срока. По результатам испытания предоставить возможность возвращения в род. Или не предоставить, в случае если ответчик не подтвердит родовые способности. Решение окончательное и обжалованию не подлежит, — завершил свою речь Меньшиков, стукнул молотком по специальной подставке и, устало отвалившись на спинку кресла, вяло махнул мне рукой. — Сдайте атрибуты рода секретарю. А вы выправьте ответчику необходимые документы.

Последняя фраза адресовалась графу Вронскому. Тот шагнул было ко мне, но, услышав мои слова, остановился и недовольно дёрнул щекой.

— Я лучше батюшке всё отдам. Целее будет. А то знаю я вас, крыс канцелярских. Отдашь, потом не доищешься, — сказал я и, расстёгивая пояс с парадной саблей, развернулся к отцу.

Тот стоял ошарашенный и взъерошенный. Волосы растрепались, бакенбарды топорщились, в глазах оторопь. Я вручил ему саблю, скрутил с мизинца перстень, сунул в ладонь. Перстень я бы оставил себе, но вряд ли позволят, даже спрашивать не стал, чтобы не разгневать удачу.

— Спасибо, сын, — пробормотал отец с потерянным видом. — не ожидал.

— Да ладно, бать, — усмехнулся я и хлопнул его по плечу. — Мы же семья.

— Ну да, семья, — повторил он. — Что думаешь делать?

— Не знаю пока. Придумаю что-нибудь.

Трогательную семейную сцену разрушил ледяной голос графа Вронского.

— Подойдите, ответчик. Нам нужно закончить с формальностями.

— Чего из-под меня надобно? — спросил я, когда приблизился к конторке.

Вместо ответа, граф вытащил из кармана бесцветный кристалл, размером и формой с коробок спичек и направил тот матовой стороной мне в лицо. Кристалл вспыхнул, выплеснул яркое облачко и тут же втянул обратно со звуком, с которым прихлёбывают чай из блюдечка. Когда я проморгался, Вронский уже отнимал артефакт от документа, на котором осталась моя физиономия в фас. Причём в цвете.

— Под каким именем вас вписать в новое удостоверение личности? — спросил он, отложив кристалл в сторону, и взялся за перо.

Я на секунду задумался.

— Пишите. Мишель Смолл.

Тот заполнил каллиграфическим почерком нужные строчки, после чего поставил оттиск печати. Один и второй. Я протянул руку…

— Погодите, ещё не всё. Стойте ровно, — процедил он и принялся срезать канцелярским ножиком знаки отличия с моего мундира.

— Эй, а нельзя поаккуратнее, — воскликнул я, когда он грубо отпорол жёлтенький щит с груди, оставив на дорогой ткани прореху и безобразно торчащие нитки. — Когда я ещё такой костюм куплю?

Он сорвал с моего плеча плетёный шеврон и прошипел мне на ухо, стараясь сделать это незаметно для остальных:

— Вы смертельно оскорбили меня, Смолокуров.

— Чем это интересно? — опешил я, искренне не догоняя, чем мог его так обидеть.

— Вы поставили под сомнение мою честность в присутствии высоких особ и прилюдно сравнили с крысой.

«Ох ты ж, господи вседержитель, я и забыл, где я. Тут же, куда ни плюнь, везде столбовые дворяне, с обострённым, мать их ети, чувством достоинства. Дожил, блин, слова уже не скажи», — озвучивать мысли я не стал, не хотел обострений конфликта. — Простите граф. Я не имел в виду ничего такого и, уж тем более, вас.

— Простите⁈ — прошипел тот, спарывая с брюк жёлтые канты. — Подобные оскорбления можно смыть только кровью! Я вызываю вас на дуэль.

— Дуэль? Ты серьёзно? — опешил я, про себя подумав: «Не, он реально охренел. Дуэль? Из-за такой-то мелочи?».

Я отстранился и посмотрел на него, как на предполагаемого противника в поединке. Граф был старше меня всего лет на пять. Ладно скроен, проборчик, смешные усишки. Уделаю, на раз-два, если надо, но надо ли?

— Говорите мне «вы»! — ещё пуще взъярился Вронский.

— Не много ли чести? — разозлился я. — Дуэль? Готов, хоть сейчас. Выбор оружия, надеюсь, за мной?

Я прикидывал, что бы выбрать, чтобы получить преимущество, остановился на кулаках. Они и спесь с усатенького собьют, и, как я понял со слов Трифона, дворяне не очень празднуют мордобитие. Так что у меня все шансы его ушатать даже в Мишенькином хилом теле. Но граф не повёлся.

— Сейчас? — фыркнул он с высокомерием истинного аристократа. — Сейчас бой с вами уронит мою честь и достоинство. Вы уже пять минут, как никто.

— А ты ничего не попутал, граф⁈ — взбеленился я, сжав кулаки.

Тот отскочил, схватил с конторки документ с гербовыми водяными знаками и помахал им у меня перед носом. Там значилось:

Майкл Смолл.

Происхождение — прочерк.

Место жительства — прочерк.

Сословие — прочерк.

И, наискосок, красный штамп заглавными буквами:

ИЗГОЙ.

Я словно в бетонную стену ударился, когда это увидел. Осознал, что граф прав. Я действительно человек без роду, без племени — нет никто и звать никак. Ноль без палочки. И теперь ещё БОМЖ, ко всему прочему. Неприятное ощущение, должен сказать.

Я еле сдержался, чтобы не разбить нос Вронскому прямо здесь. Просто для того, чтобы выплеснуть раздражение, но благоразумие взяло верх. Не стоило портить первое впечатление о себе в глазах местных аристо. По крайней мере, княгине и Меньшикову, я точно понравился, а это в будущем пойдёт только в плюс. Да и Баратынский, похоже, проявил ко мне интерес, правда, пока не до конца ясно какого свойства…