Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович. Страница 25

Забавно! Тарик не в первый раз подумал, что стрельбища — полная противоположность лавкам с тканями. Там покупками занимаются одни женщины, а мужчины покорно ждут поблизости, старательно скрывая от спутниц лютую скуку, как он сам только что. На стрельбищах ровнехонько наоборот: у прилавков (они же рубеж для стрельбы) одни мужчины и мальчишки. Поодаль стоят девчонки и девушки, перед которыми стрелки стремятся показать мастерство во всей красе. Иные с искренним интересом наблюдают за спутниками, а иные, в точности как мужчины у тканей, умело таят скуку...

— Вон туда, — показала Тами. — Там мишени поинтереснее, а на этих двух скучные, для малышни...

С точки зрения Тарика, мишени там были правильные, обычные, те же, что и в состязаниях улица на улицу или квартал на квартал. Однако Тами уверенно направилась к самым сложным, куда неопытные или плохие стрелки предпочитали не подходить, особенно если были со спутницами, — очень уж там легко ударить

в грязь лицом... Но ничего не поделаешь, пришлось идти за Тами не прекословя.

Стрелков там стояло гораздо меньше, чем у других. Три ряда мишеней, но самый ближний ряд гораздо дальше, чем обычно, да и мишени, разрисованные разноцветными окружностями, не такие большие: величиной с тарелку, а не со старинный щит. А во втором ряду, еще дальше, они и вовсе с блюдце, и их не дюжина, а вдвое меньше. Ну а третий ряд почти на пределе полета стрелы — и вовсе три столбика с соломенными корзиночками не больше яблока. Тарик стрелял из лука не так уж плохо, но здесь, чтобы не оконфузиться перед Тами и остальными, собрал бы все умение, чтобы покуситься на «блюдца», а уж с корзинками заведомо не стал бы связываться...

— Я постреляю сначала, а ты посмотришь. Идет? — спросила Тами.

— Как хочешь, — сказал Тарик со всем возможным политесом.

Его годовичков тут не нашлось ни одного, все постарше. Что

неприятно, иные посмотрели на него насмешливо, когда Тами вышла к рубежу, а он остался у нее за спиной. Впрочем, тут же подошел к хозяину и, зная цены, выложил три медных шустака — за три стрелы. И предупредил, кивнув на Тами:

— Стрелять будет она.

Денежку хозяин, конечно, смахнул в уграбистую ладонь, но — вот типус! — довольно громко поинтересовался с непроницаемым лицом:

— Юноша, а девичелла не засадит стрелу в свою стройную ножку? А то наконечники стальные, в точности по старым образцам, когда еще стрелами воевали...

Недалеко от Тарика кто-то откровенно хихикнул — к сожалению, это не повод для претензии... Тами и ухом не повела ни на слова хозяина, ни на хихиканье. Словно ничего и не услышав, старательно выбирала лук (их слева оставалось не менее дюжины), легонечко оттягивала двумя пальцами и отпускала тетиву, взвешивала лук на руке, примеривалась. Все так делают, но не настолько тщательно.

А когда хозяин с тем же непроницаемым лицом выложил перед ней три тяжелые стрелы с острыми стальными наконечниками и алыми перьями, взяла одну, положила на сжатые указательный и средний пальцы левой руки, переместила, передвинула, добиваясь, чтобы стрела легла неподвижно, как коромысло весов, когда чашки уравновешены. Поступила так же с остальными двумя, глядя внимательно и сосредоточенно, наконец протянула одну хозяину:

— Замените, пожалуйста.

— А что такое, девичелла? — спросил тот равнодушным тоном опытного ярмарочника.

— Плохо уравновешена, — сказала Тами. — И остругана плохо, не туда полетит, куда я целить буду.

— Как вам будет угодно за ваши деньги, — как ни в чем не бывало сказал хозяин и принес новую стрелу.

Вот эта Тами полностью устроила. А ведь она разбирается, с некоторым удивлением подумал Тарик. Интересный все-таки край — Гаральян... В городе девчонок, хорошо стреляющих из лука, по пальцам пересчитать можно, вон Данка неплохо дерется и крутит рукопашку, но с луком у нее обстоит не лучшим образом, сама признает, да и другие Пантерки мастерством не блещут...

Тами не торопилась вскидывать лук, стояла, глядя на уступчатую полку с призами, стоявшую на столбике справа. На нижней, самой длинной, — всякая дешевая мелочь вроде гребешков, глиняных чарок и складешков самой простой работы; на второй, покороче, — все то же самое, но гораздо красивее: и гребни фигурные, костяные, и рукоятки складешков узорчатые, и чарки в скрещенных стрелах; на третьей, еще короче, — те же вещички еще подороже; наконец, на самой высокой и самой коротенькой — вовсе уж роскошный складешок с изукрашенной рукояткой и золотыми узорами на хищно выгнутом (однако дозволенной длины) лезвии. Похоже, настоящая работа читерленских оружейников, оценил Тарик, — в столичных лавках таких почти не бывает и ломят за них сумасшедшую цену. Тарик видел его уже третью ярмарку, но выиграть никогда не пытался, признавая в глубине души, что не сумеет (да и не видел

ни разу, чтобы кто-то рисковал: стрельбище — единственное место на ярмарке, где дозволяются насмешки в голос, причем задираться из-за них категорически неполитесно, это все знают).

Тами повернулась к хозяину и спросила:

— А вон тот красивый ножичек на самом верху и есть самый главный приз, я правильно поняла?

— Совершенно правильно, девичелла, — ответил хозяин вежливо, но тем тоном, каким говорят с маленькими детьми, щенятами и котятами. — Однако должен заметить, приз с условием.

— И каким? — вроде бы ничуть не заметив преувеличенной ласковости тона, делавшей его насмешкой, спросила Тами.

— Не просто сбить три корзинки, а сбить со всей возможной быстротой, что означает...

— Я знаю, что это означает, — не моргнув глазом, безмятежно заявила Тами. — Тогда уж, чтобы все было по правилам, подайте мне и колчан, у вас их дюжина висит.

Раздался смешок, но какой-то короткий и неуверенный. Вот тут на лице хозяина отразилось некое раздумье, но он тут же прошел к столбику, где и в самом деле висела на гвоздиках добрая дюжина небольших, на три стрелы, колчанов, принес один Тами. Она его придирчиво осмотрела, подергала ремешки, проверяя на прочность, удовлетворенно кивнула, аккуратно вложила туда стрелы и надела колчан так, что оперение стрел торчало над ее правым плечом. Когда она (а ведь умело!) застегивала пряжки, закинув обе руки за плечо, яблочки очень волнительно приподнялись под тонким шелком, и хозяин откровенно огладил ее масленым взглядом (он был моложе Тарикова папани и чем-то неуловимо напоминал ухаря Фишту), притворившись, что не заметил хмурого взгляда Тарика.

Тарик затаил дыхание. Он прекрасно знал, что такое «стрельба с быстротой», и яростно жаждал, чтобы Тами не оконфузилась, — очень уж непростое дело... Покосившись вправо-влево, отметил, что никто из получивших уже стрелы не накладывает их на тетиву, все уставились на Тами — кто с нешуточным любопытством, кто,

по рожам видно, приготовился насмешничать в голос, если у нее не получится.

Как полагается, Тами звонко воскликнула:

— Я стреляю!

Упала та тишина, которую зовут гробовой. Тами вскинула лук, бросила правую руку к плечу...

Вжих! Вжих! Вжих! Трижды прозвенела тетива, стрелы метнулись так, что едва не касались друг друга наконечниками, с невероятной быстротой, — и пронзенные ими корзиночки кувыркнулись со столбиков едва ли не одновременно. Кто-то длинно удивленно свистнул, кто-то по-бабьи охнул, а молодой дворянин испустил восторженный вопль. Опустившая лук Тами невозмутимо поинтересовалась у хозяина:

— Кажется, все условия соблюдены?

— Без сомнения... — протянул хозяин с растерянным, да что там, скорбным видом. — Но с другой стороны... Вы ведь в некотором роде... девичелла...

Ледяным тоном Тами осведомилась:

— Есть запрет для женщин участвовать в стрельбе? Вы ни о чем таком меня не предупредили...

— Кончай вилять, прохиндей! — прикрикнул молодой дворянин. — Быстренько неси барышне приз, она его честно выиграла!

Все остальные, сколько их ни было, поддержали его одобрительными возгласами — ну да, на любых ярмарочных увеселениях, где разыгрываются призы, зрители страшно рады проигрышу владельца. С вовсе уж убитым видом хозяин принес складешок, подал его обеими руками, печально бормоча: